С этими мыслями Михаил приехал домой, поиграл на бирже, дела делами, но о заработке забывать нельзя, куй железо, пока горячо – известная поговорка прям кстати, и, удостоверившись, что до заветной мечты в один миллион – один шаг, и этот шаг, возможно, будет завтра, стал готовиться к походу в шикарный ресторан с очаровательной Людмилой. Принял душ, побрился, обильно надушился единственным стоявшим на полке одеколоном "Богард", надел парадно-выходную одежду, то бишь более менее свежие джинсы и стильную новую футболку для этого случая, куртка а-ля деним, почти нетронутая временем, – вот мы и при параде, вроде, глядя в зеркало, – мужик ничего еще, в теле. Вызвал "голубоглазое такси", не на своей машине ехать, ведь придется пить, а как же без алкоголя поднять тонус и еще кое-что, а сейчас не то время, чтобы залетать пьяным за рулем; лишение водительских прав и постановка транспортного средства на штраф-стоянку совершенно в планы его не входили… Хотя были у Михаила случаи по жизни, когда после гулянок с друзьями добирался на машине домой в стельку пьяным и при открывании дверцы автомобиля просто вываливался из салона и вырубался наглухо, чтобы на следующее утро вспоминать – что же это было? Если в таком состоянии в наше время поймался бы славным работникам ГИБДД, то лишили бы водительских прав пожизненно, но, как говорится, бог миловал, миловал и тогда, когда после попойки в кабаке выходили в усмерть пьяными, но хватало ума оставлять одного трезвого. Жребий все – таки – штука тонкая, один изображал пьяного водителя, и когда славные гаишники, дежурившие у ресторана с целью поживиться, с ним разбирались, остальные под шумок разъезжались зигзагообразно на своих машинах в никуда и какнибудь.
Подъехав на такси к любимому ресторану, увидел Людмилу, чуть ли не в вечернем платье черного цвета, медленно прогуливающуюся по тротуару вдоль ресторана. Посмотрел на себя на свой прикид, разница сквозила во всем, но это его не смутило, что есть то есть. Подошел, поцеловав в щечку, почти как родную, извинился за ее ожидание и, взяв под руку, повел в ресторан за привычный, горячо любимый столик, который заказал заранее. Подошел знакомый официант с заискивающей улыбкой.
– Любезный, нам поесть горячего что-то изысканное, закусочки остренькой, выпить граммов 300 водочки и бутылочку "Мартини", соответственно, все хорошее, что в меню, и по высшему разряду для таких важных гостей, как мы. Пока трапезничали, вели светскую беседу обо всем на свете, и Михаилу подумалось, что как легко общаться с Людмилой, и вот так и не подумаешь, глядя на нее, что этот человек обладает обширными познаниями, надо взять на заметку. Настроение поднялось до безоблачных высот, особенно после медленного танца, где происходили несанкционированные непристойные прижимания, и, уже сидя за столиком, как говорится, конец хорошим ожиданиям подкрался незаметно в лице вошедшей в зал Анжелы.
Михаил нутром почуял или как говорят спинным мозгом: если не покинуть сейчас ресторан, скандал будет обеспечен в виде потасовки между женщинами, и как из него выйдет Людмила, с какими потерями или приобретениями? Хотя интересно посмотреть, как бьются за него женщины, этого он в жизни никогда не видел и, видно, больше не увидит. Наклонившись к Людмиле, поймал испепеляющий взгляд Анжелы, который не сулил ничего хорошего ему и его соседке по столику, спокойно сказал:
– Люда, поели, попили, надо и честь знать, потихоньку собирайся.
Поймал недоуменный взгляд Людмилы, ей явно хотелось задержаться подольше здесь.
– Мы срочно уходим, – и, пока Анжела задержалась у бара, увлекшись разговором с барменом, видно о личном, выскользнули из зала на улицу, оставив на столе расчет с хорошими чаевыми за проведенный и прерванный ужин.
Погода стояла теплая, тихая, и не грех пройтись в этот час по улицам ночного города, при том, что такой прогулки давно не было в жизни наших героев. Миша с Людмилой, взявшись за руки, медленно шли, разговаривая о сегодняшней жизни, все больше проникаясь теплыми чувствами друг к другу, чуть подустав от долгой ходьбы в ночном городе. По ходу поймали такси, назвав адрес обитания Михаила, отправились к нему домой, где и довели намеченную встречу до логического конца, конечно, при желании с обеих сторон.
Глава 7
Наутро ничто не бодрит так, как дверной косяк… Случайно вписавшийся в него Миша глянул на спящую Людмилу, подумал:
– Ну чем не жена любящая, умная, красивая, надеюсь, добрая. Впервые в жизни поймал себя на мысли, что это первый раз с ним происходит после проведенной ночи с женщиной, видно, стареем и хочется покоя, а покой нам только снится, и не все еще сделано, чтобы выйти на покой. Пошел на кухню, приготовил кофе, выпил со сладкой печенькой и кружочком вареной колбаски, вот такое гурманское эссе с утра; данные продукты вместе с другими съедобными микроорганизмами только недавно заняли подходящее место в его холодильнике. Людмилу будить не стал, пускай поспит, ведь заснули часа в три ночи, и такой на данный момент рабочей горячки нет, чтобы поднимать, а сам, привычный к раннему подъему, как будто в нем какие-то биологические часы заложены, и, что бы ни происходило накануне, поутру в семь часов – как штык, подымается с постели, да и при такой нынешней работе, если что, можно и днем поспать часок другой.
Прошел в комнату, где стоял компьютер, опять привычно запустил его, пускай загружается, оглядел всю свою квартиру, глянул в светлый угол комнаты: на стене висели иконы бабушки-покойницы, мать их не взяла, хотя искренне верит в бога и бытие Всевышнего, молится каждый день перед образами, церковь посещает часто во благо всех родных. И они, иконы для него, как родовые стали. Может, мне бабушка хотела этим частицу светлого передать ему, подошел, стал еще раз рассматривать: так, потускневшая от времени икона "Господь Вседержитель", другая примерно такого возраста "Казанской Божьей матери" и последняя посвежее, прочитал внизу: "Св. Николай Чудотворец". Так иконы перекочевали к нему, и сразу почему-то, следуя шестому чувству, что ли, повесил их на стену, смотрящую на восток, хотя и не знал, как правильно и по какому принципу их вешать, и они там, в светлом углу, прижились в силу сложившихся обстоятельств и в конечном итоге оказались там, где надо. Иногда мы чтото просим у бога, помощи в чем-то, совершенно не зная молитв, своими словами, как можем, почему-то только просим, а отдать не можем. В детстве Миша по воскресеньям обязательно посещал церковь, когда находился в гостях у бабушки. Клавдия Акимовна, скромная воспитательница детского сада, еще и пела на хорах в церкви, как она говорила, все дни работай, а седьмой отдай богу – воскресенье. В любую погоду брала Мишу с собой в церковь, а как ему не хотелось, особенно в непогоду, где, помнится, с интересом в храме св. Владимира, пока шла служба, он разглядывал лики святых и бога, смотрящего, казалось, прямо на него, где бы он ни стоял в церкви, в то время даже немножко жутковато было. С художественной точки зрения представлялось, как писались иконы и кем, виделось: подвал, темно, сидят монахи-художники, наполовину голые, как Христос на распятии, и рисуют умиротворенно иконы.
Все это иногда всплывало в памяти, что-то повторял шепотом за церковным батюшкой, читающим молитвы, разглядывая задние места и спины впереди молящихся, когда они били поклоны, детское мировоззрение не позволяло серьезно в то время относиться к церкви. Когда вся страна упорно, никуда не сворачивая, семимильными шагами шла к светлому будущему, в том будущем не было места религии, и движение пионеров, комсомольцев шло вразрез с учениями церкви. И только такие люди, как его бабушка, с их устойчивой моралью жизни, любовью к Всевышнему, еще чтото прививали своим детям, внукам – любовь к богу и церкви, проповедовали какие-то душевные устои. И вспоминалось: конец службы, то есть само причастие, вкус кагора и просфоры, то есть крови и тела Всевышнего, целование креста и волосатой руки батюшки, получение благословения… Все это быстро пронеслось в мозгу Михаила, и даже некоторые хулиганства в церкви, когда он по-тихому передразнивал костлявых старушек, делающих ему замечания, чтобы соблюдал тишину и не пел в храме разные песни про косых зайцев, из популярных тогда комедийных фильмов вроде "Бриллиантовой руки" со смешным актером Ю. Никулиным, и не богохульствовал в храме.
Еще она пыталась, как-то по-своему открывать Мише жизненную истину. Однажды был у нее в гостях, незадолго перед ее смертью. Сидели с ней вдвоем за деревянным столом, накрытом ажурной скатертью, чайком индийским с конфетами баловались, чай горячий, из блюдечка пили, сейчас так не пьют, еще и прихлебывали громко, и она произнесла: "В каждом человеке, внучек, идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло – зависть, ревность, жадность, эгоизм, амбиции, ложь, неуважение… Другой волк представляет добро – мир, любовь, надежду, истину, доброту, верность…" Михаил, тронутый до глубины души всей этой речью, задумался на несколько мгновений, а потом спросил бабушку: "А какой волк в конце одержит победу?" Она в ответ едва заметно улыбнулась: "Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь".
– Это как, бабушка?
– Внучек, истина к нам приходит с годами, с жизненным опытом, но про мою притчу не забывай никогда, пригодится в жизни.
И таких истин бабушка знала великое множество, но детская память выдала вот эту, правда, еще одна вспомнилась: "До сорока пяти – время жутко тянется, а после сорока пяти – только успевай листки календаря отрывать". Михаилу до этого времени еще дожить как-то надо было в этом огромном мире.