Порывшись в других письмах, мы написали о беседе двух кружек, о морковке, которая вообразила себя женой кролика, о шерстяной нитке, полетевшей вслед за ветром, о медведе, который стал кондуктором в троллейбусе, о продавщице мороженого, которая родила почтовый ящик, о…
Я с сожалением заметила, что писем больше нет.
Но за окном уже на полную катушку светило солнце. А мои глаза были будто свинцом налиты. Я мысленно вставила в них спички и сгребла все написанное. Пусть оценивает!
Душ. Прозрачный балахон. Круассаны - в мусорном пакете. Все, как всегда. Пошла.
5
Пока спускалась вниз, китайские воздушные колокольчики в моей голове превратились в военный набат и пытались проломить висок. В стекле картины отразилось мое лицо - оно было помятым и пожелтевшим, как простыня в третьеразрядном доме терпимости.
Если мсье сегодня задаст свой коронный вопрос - о том, как мне спалось, - ему не позавидуют и раки, которые где-то зимуют!
Я вошла в обеденный зал. Как всегда, старик сидел во главе длинного стола. Мне так хотелось спать, что показалось - пока дошла, одолела километров пять. В одной руке держала кувшин с вином, под мышкой - письма.
Стала за спиной, мастерски (ведь уже научилась) наклонила хрустальный кувшин, и… большое красное пятно расползлось по белоснежной скатерти.
Рука, как оказалось, хорошенечко дрожала. Мсье, как воспитанный человек, и глазом не моргнул. Промокнув салфеткой колени, переместился на другой стул и сказал:
- Сегодня у меня ответственный день, это знак, чтобы я не пил.
- Видите, мсье, я и тут вам угодила… - сказала я.
- Садитесь, госпожа Иголка! Вы едва держитесь на ногах.
- Да. Я не сплю уже вторые сутки! - гордо сообщила я. - То читаю, то пишу. И ничего в этом не понимаю. Нельзя ли мне поменяться местами с матушкой Же-Же? Я бы вам сварила борщ…
- Да, вид у вас нездоровый, - сочувственно покачал головой мсье. - Но, поверьте, скоро у вас будет прекрасный сон и хороший аппетит.
Он протянул руку, указывая на листки под моей мышкой:
- Вижу, что вы потрудились…
Я протянула ему письма. И сложила руки на коленях. Не очень-то приятно, когда тебя вот так экзаменуют.
Я налила себе остатки вина и наблюдала, как мсье погрузился в чтение.
Не была уверена, что это - именно то, на что он рассчитывал.
Интеллектуальные пытки продолжались минут сорок. Затем он оторвался от бумаг и посмотрел на меня.
И его лицо снова поплыло перед глазами, как тогда, в первый раз. Глаза, эти маленькие "земные шарики" с параллелями и меридианами, засветились молодостью и снова застлались туманом. Я почувствовала укол в сердце: оказывается, я привыкла к нему, не просто привыкла - полюбила. Как жить потом без этих насмешливо-ласковых глаз и убийственной иронии? Потом я подумала: хорошо, что в контракте не указаны даты!
А еще подумала: собственно, что это за настроение, почему оно такое, будто я сижу на собранных чемоданах!
Мсье Паскаль прервал долгую паузу:
- Ну вот видите, хитрунья, а говорили, что это - не ваш блокнот…
Я ожидала всего что угодно - только не этой фразы!
От неожиданности выплеснула на свою шифоновую накидку остатки вина. Снова - кровавое пятно… Уже второй раз…
Я выхватила из рук мсье бумаги и, не сказав ни слова, выскочила из комнаты. Я бежала по лестнице, как безумная. И - будто оставалась на месте, ноги стали ватными. Или это чертова лестница растягивались передо мной! Портреты, кабаньи и оленьи головы, рога, ружья, канделябры, опять - портреты. Один виток закончился, я едва ползла по второму, и в голове моей звенели колокольчики. Наконец добралась до комнаты, стала выдвигать все подряд ящики. Куда я его засунула? Ага. Вот. Есть…
Я села на кровать и отдышалась. Разложила свою писанину. Раскрыла зеленый блокнот на середине… Впилась взглядом сначала в одно, потом в другое… Голова раскалывалась. Это была уже не голова, а яйцо, которое изнутри долбил цыпленок: цок-цок-цок. Сейчас развалится и из него появится монстр-мутант. Я заплакала. Море размывало строки - в одном и другом.
Одинаковые строки! С похожим наклоном, с загогулистой "а", с широким и незамкнутым "о", с кривой черточкой над "й"… Чтобы заметить это, не надо быть криминалистом!
Я перекатилась по кровати, и красные пятна от вина на моей накидке отпечатались по всей простыне. Я валялась как выпотрошенная рыба в собственной крови. И ничего, совсем ничего не могла понять.
Сколько это продолжалось? Час? Два?
Я еще раз полистала блокнот… Потом решительно встала, натянула старые джинсы, которые с трудом нашла под охапкой местных шмоток. Хорошо, что не выбросила футболку, в которой приехала. Я пыхтела, как поезд, набирающий скорость. Я больше не позволю издеваться над собой!
Видно, здесь все же установлены камеры наблюдения, и это милое шоу транслируется на весь мир. И то, как я стригу ногти, и… все такое прочее. С Иваном… А потом идет реклама: "Зубная паста "орал-би" - лучшая в мире!"… Как остроумно! Ненавижу!
Я хлопнула дверью так, что за ней что-то упало. Возможно, соскользнул с окровавленной кровати тот зеленый блокнот… Или рыбьи кишки с бриллиантовым обручальным кольцом внутри.
Ненавижу!!!
6
Я рванула двери так, что они распахнулись и с обеих сторон ударились о стены. И замерла. Застыла на пороге в боевой стойке.
Мсье Паскаль сидел в кресле, закинув ногу на ногу.
Он был в смокинге.
В белой рубашке.
С черной бабочкой.
С лакированной тростью.
В черных лакированных туфлях.
Ну, вылитый Роберт де Ниро!
И смотрел на меня, высоко запрокинув голову.
Взглядом энтомолога.
7
Я смутилась. Даже ноги сами собой подкосились в глубоком реверансе. Нет, скорее всего - просто заболели и подкосились.
Мсье Паскаль улыбнулся.
- Ну? Что я говорил!
Тон был такой же - ироничный, весело-насмешливый - "наш", но я не смогла подыграть, как прежде.
- Мсье… - сказала я, приближаясь на дрожащих ногах. - Мсье Паскаль, я живу здесь почти год и за все вам очень благодарна. Но в последнее время…
Я хотела задать уйму вопросов, которые этот чертов цыпленок настучал в моей голове. Но он рассмеялся, перебивая меня:
- Год? Вы сказали - год!
- Год или полтора, какое это имеет значение!
- Восемь дней, дорогая моя, восемь дней! Это только девятый… И он подходит к концу… Все позади, госпожа Иголка, все позади…
"Конечно… - пронеслось в голове. - Конечно… Этот любезный господин хочет сказать, что я способна трахаться на второй день знакомства, хлестать виски - на третий, одновременно заводить и терять друзей - на четвертый, а мастерски писать - на седьмой?!!! Супер!"
- Теперь я должен вас отпустить.
- Но, мсье, я не сыграла в амулет!
- Вам не нужно играть. Я вам его просто подарю. На добрую память.
- То есть вы вот так, прямо сейчас хотите от меня избавиться?
- Нет. Но я вижу, что тут вы себя исчерпали. Недаром же вы сейчас пришли в дорожной одежде.
- О, мсье, я просто разозлилась. Извините. Я могу надеть любое из платьев! И матушкин фартук в придачу!
- Это неслучайно. Будем прислушиваться к знакам судьбы, госпожа Иголка…
У меня больше не было аргументов.
- Если так, то объясните мне все: про блокнот, про детские письма, про год, который длился "восемь дней". Вы же не хотите, чтобы я умерла от любопытства!
- Конечно… Конечно… - задумчиво пробормотал он. - Я все-все объясню. Минуты через три-четыре. А теперь у меня для вас сюрприз. Я уверен, что он вам понравится.
Мсье открыл дверь, и вошел Иван-Джон. Растерянный и печальный.
8
Дальше все понеслось таким галопом, что я только глотала воздух разинутым ртом. Ритм общения ускорился настолько, что я начала задыхаться.
- У вас есть три минуты! - решительно произнес мсье Паскаль.
Он не шутил. Мы это хорошо знали, пронаблюдав, как быстро испаряются другие гости: раз-два - и стулья пустые!
Мсье отошел в глубь комнаты.
Мы молчали.
- Мсье Паскаль, - наконец произнес Иван-Джон. - Я вас очень уважаю, ценю ваше внимание и фантазию, но… это уже переходит всякие границы.
- Две минуты! - не оборачиваясь, констатировал хозяин.
Я пожала плечами:
- Не возражай… Пожалуйста.
- Это твое окончательное решение? - спросил Иван-Джон.
- Да.
- Мы можем жить здесь… - заговорил он. - Я буду преподавать в школе… Ты уйдешь из этого дома (он гневно засопел в сторону хозяина)… Мы будем ходить в лес, в церковь… Помнишь…
- Одна!
- Да кто вы такой, черт возьми! - закричал Иван-Джон и хотел схватить меня за руку.
- Какие же вы, люди, эгоисты и эгоцентрики, - сказал мсье, подходя к нам. - Не разочаровывайте меня, Джон! Ваше время истекло. Прошу покинуть помещение. Две оставшиеся секунды вам не нужны! Все, что вы произносите, - не то. Не то…
Он сказал это так уверенно, что Иван-Джон отступил. Я знаю, он ждал моих слов. И не услышал. Я просто не могла говорить.
Хлопнула дверь…
В эти две секунды я успела бы сказать: "Я люблю тебя". И завтра мы пошли бы в наш лес…