Баукин был мрачен и все время молчал. Потом звероватое лицо его вдруг осветилось улыбкой, и он сказал нам:
- Вы, ребята, поехали бы как-нибудь отдельно. А то неловко выходит. Вы не в форме. Могут подумать, что вы, как и мы… одним словом… арестованные…
- Пусть подумают, - засмеялся Венька.
И это он в последний раз засмеялся.
22
В Дударях мы с Венькой проехали прямо в конюшни конного резерва милиции, что стоял тогда на окраине города, в слободке, сдали лошадей и не спеша, отдыхая, прогулочным шагом пошли в наше управление, подле которого уже толпился народ, услышавший о поимке неуловимого Воронцова.
Всем это казалось невероятным. Уж сколько раз даже в губернской газете объявляли, что он пойман, а потом оказывалось, что это только слухи. И вот наконец он в самом деле взят и посажен в каменный сарай во дворе уголовного розыска.
А рядом с сараем, с тыловой его стороны, выходящей в Богоявленский переулок, на деревянном помосте лежат для всеобщего обозрения мертвые соучастники Воронцова - Савелий Боков и Гавриил Кологривов. Вечером их увезут в мертвецкую при больнице, в тот погреб под железной вывеской с твердым знаком: "Для усопшихъ".
Остальные бандиты, взятые вместе с Воронцовым, заключены в обычном арестном помещении при уголовном розыске.
Вечером же их переведут в городской домзак, как теперь называется тюрьма в Дударях.
Все эти сведения мы с Венькой почерпнули из разговоров в толпе, пока пробивались в уголовный розыск.
Пробиться было не так-то легко: народу все прибывало, как воды в половодье.
В дежурке мы увидели Якова Узелкова. Он уже успел поговорить с начальником и теперь хотел, чтобы его допустили взять интервью у Воронцова.
- Начальник мне рекомендовал обратиться к тебе, - остановил он и даже охватил руками Веньку. - Начальник так и сказал: "Обратитесь к моему помощнику Малышеву". Меня больше всего интересует разговор с Воронцовым. Это же необыкновенная сенсация! Говорят, тут какая-то романтическая история. Замешана какая-то Грунька или Кланька. Жаль, что ее не привезли! Словом, как говорили древние, шерше ля фам. Ты должен дать мне разрешение. Я все это опишу…
- Иди ты! - вдруг обозлился Венька и вырвался из рук Узелкова.
- Вениамин! - проникновенно сказал Узелков. - Умоляю тебя, во имя всего святого, разреши мне хотя бы пять минут поговорить с Воронцовым! Я умоляю тебя от имени тысяч читателей! И кроме того, я полагаю, что именно сейчас ты должен быть добрее. Начальник мне, между прочим, сообщил, что он тебя представит к награде…
Венька сузил глаза.
- Возьмите с начальником себе эту награду. Она вам, может, больше пригодится…
И мы зашли в секретно-оперативную часть.
Я сказал Веньке, что так, пожалуй, не надо было бы говорить о начальнике, тем более в присутствии Узелкова. Он ведь сейчас же все передаст.
- А мне все равно, - сказал Венька. - Я все равно больше не буду работать в Дударях. Меня вызывают в губрозыск, вот я и уеду. Раньше не хотел уезжать, а сейчас твердо решил: еду, если такое отношение…
Он вытаскивал из ящиков стола бумаги, быстро прочитывал и откладывал в сторону или сразу разрывал и выбрасывал в корзину, стоявшую под столом. Было похоже, что он в самом деле собирается сейчас же уезжать из Дударей и хочет перед отъездом навести порядок.
В дверь постучали. Вошел Коля Соловьев и тоже сказал, что начальник собирается представить Веньку к награде. И не только Веньку, но всю группу сотрудников, участвовавших в операции.
- В какой операции? - спросил Венька.
- Ну, в этой вот, в какой мы сейчас были, - чуть смутился Коля.
- А где Лазарь Баукин?
- Начальник приказал его временно задержать, для проверки, - сказал Коля. - И этих, которые с ним, тоже. "Потом, говорит, разберемся. Может, удастся их подвести под амнистию…"
- И ты считаешь, это правильно?
- Что правильно?
- Что нас с тобой представить к награде, а Лазаря посадить для проверки. Для какой проверки?
- Но начальник же говорит, что будем потом хлопотать за него и за других, - опять смутился Коля. - Ты же все-таки помощник начальника, ты же лучше меня знаешь, какой должен быть порядок.
- Порядок должен быть такой, чтобы людей уважали, когда они стараются стать людьми, - сказал Венька. - Сначала оскорбить, а потом хлопотать! Кому нужны такие хлопоты!
- Ты погоди, погоди, - взял Веньку за руку Коля Соловьев. - Мы же не имеем права его сейчас отпустить. Он же у нас был под арестом и потом убежал. Это же закон не позволяет…
- Закон не позволяет издеваться! - блеснул глазами Венька. - А Лазарь и не просил его отпускать. Он сам хотел, чтобы все было по закону. "Пусть, говорит, судят меня за то, в чем я был виноват". Но можно же все делать по-человечески! Ведь Воронцова-то не мы взяли, а Баукин. За что же нам награда?
- Это верно, - согласился Коля. - Я тоже так сообразил, что тут какая-то неловкость. Можно даже так подумать, что начальник не в силах забыть, как Баукин еще тогда, зимой, обозвал его боровом…
- Ну и что же? Обозвал и обозвал. А потом сделал дело. Мы бы еще сколько ловили Воронцова! Да и вряд ли бы так просто поймали…
Венька вышел из комнаты секретно-оперативной части и пошел по коридору, будто пол качается под ним. Я подумал, что это от усталости, оттого, что он долго не спал.
В дежурке он спросил, не было ли ему письма.
- Что-то было, - сказал дежурный и посмотрел в толстую книгу. - Нет, заказных не было, - захлопнул он книгу. - Может, простые были. Надо спросить Витю…
У Веньки дрогнули губы. Он хотел что-то сказать и не сказал. Может, он хотел обругать дежурного?
Пришел делопроизводитель Витя, отомкнул ящик своего стола, долго рылся в нем, потом развел руками.
- Ничего нету.
- Может, нам домой письмо прислали, - предположил я. - Могли прислать на домашний адрес…
- Могли, - как эхо, отозвался Венька.
И мы пошли домой, потому что дел на сегодня не было, да и едва ли мы сумели бы сегодня еще работать, голодные и усталые. Начальник тоже уехал домой обедать.
Дома, однако, не было письма. И хозяйки нашей не было. Она уехала по ягоды, как сказала нам соседка. И никакой еды не оставила.
- Пойдем к Долгушину, - позвал я.
- Пойдем, - согласился Венька как-то уныло, безучастно.
- А может, ты сильно устал? Может, ты не хочешь идти?
- Нет, пойдем. Все равно, - сказал он. И опять меня слегка встревожил его унылый вид.
Был уже вечер, когда мы переходили через базар, чтобы коротким путем пройти в городской сад.
На базаре никого не было. Все ларьки и лавки давно закрылись. И только у одного навеса стояли ночной сторож и молодой человек с валенками в руках.
Мы узнали Сашу Егорова, паренька с маслозавода.
- Ты не уехал? - удивился Венька, и лицо его вдруг оживилось: это было заметно и в сумерках.
- Нет, я завтра уезжаю.
- А валенки - это для чего в такую жару?
- Хотел продать. Тут один велел мне к нему зайти. Хотел, словом, у меня их купить…
- У тебя что, на билет не хватает? - спросил Венька.
- Нет, на билет у меня хватает. Я просто так хотел продать валенки. Зачем они мне сейчас? Я лучше племянникам гостинцы куплю.
- Ты погоди, - сказал Венька. - Не уезжай. На днях вместе поедем. И гостинцы купим. Я тоже уезжаю.
Венька теперь словно хвастался тем, что уезжает.
Поговорив недолго с Сашей Егоровым, он будто почерпнул в этом разговоре новую надежду и сказал мне, когда мы пошли дальше:
- А вдруг мне все-таки пришло письмо? Ведь почту и вечером подают. Может, зайдем на минутку в управление?
Нам надо было сделать большой крюк по городу, чтобы зайти сейчас в наше управление. И мы сделали этот крюк, прошли по улице Марата, свернули в Ольшевский переулок и вышли прямо к бывшему махоткинскому магазину, где работала кассиршей Юля Мальцева.
На железных дверях магазина под лампочкой в проволочной сетке висел, как всегда в эту пору, огромный ржавый замок. Юля давно уже ушла домой, на свою Кузнечную улицу.
Проще всего, казалось бы, нам с Венькой вместе пойти к ней домой в этот вечер, если он стеснялся идти один. Но он ждал от нее письма, точно она живет в другом городе. Это письмо ему нужно было сейчас, до крайности.
Он просто не мог жить без этого письма.
В дежурке нас опять встретил Узелков. Опять стал приставать к Веньке с просьбой допустить его к Воронцову. Венька сказал, что Воронцов не игрушка, и принялся перебирать свежую пачку писем, только что доставленных с почты и лежавших на столе дежурного.
- Все-таки, Вениамин, ты извини меня, но ты очень жестокий человек! сказал ему Узелков. - Неужели ты не способен понять, что беседа с Воронцовым мне нужна не для игры, а для работы?
- Ничего я теперь не способен понять, - ответил Венька, так и не найдя письма. - Иди к начальнику. Вы с ним, как я замечаю, дружки и все хорошо понимаете. А я ничего не понимаю.
- Да, теперь я вижу, что ты человек, не обижайся, но я вижу, что ты человек недалекий. - Узелков вынул из портфеля книгу. - Мне сегодня случайно пришлось прочесть вот это твое письмо, и я страшно удивился. Хотя я не охотник читать чужие письма, тем более любовные.
Узелков раскрыл книгу, и из нее выскользнул и полетел на пол конверт с письмом.
Венька быстро наклонился и поднял его.
Я узнал конверт того письма, которое он всю ночь писал перед нашей последней операцией. Как это неприятно, что оно попало в руки Узелкова.
- Ты где его взял? - спросил Венька.