А тут Вадик, который маялся в неведении, что делать, с помощью этого голоса (и текста) легко соскользнул в знакомый, привычный стереотип.
Если боится, значит, накосячил.
А накосячил – значит, украл, чего еще лох, которому доверили нечто дорогое, мог накосячить?
Вадик вдруг повернулся всем корпусом к Прохорову и радостно заржал:
– Так ты, значит, от папы решил денежки притырить?
"Бычара" встал, больше не обращая внимания на пачки долларов, пружинисто подошел к коробкам, которые сам привез несколько дней назад и которые так и стояли нетронутыми – не до них было Прохорову…
– Книжечки, значит, продал, – веселился, видимо, радуясь вновь обретенной почве под ногами, Вадик, – а денежки себе… Ай какой молодец у нас книжак, ай какой герой постельных горизонтов…
То ли по телевизору слышал "бык" эту куцую хохму, то ли сам только что сложил из обрывков слышанного где-то и когда-то, только слова эти резанули Прохорова почти так же, как само появление Вадика.
– Мне что, Гороху позвонить, – спросил он, свирепея, – чтобы он тебя унял?
"Бык", однако, не обратил на эти слова никакого внимания. Он поднял одну верхнюю в стопе коробку и убедился, что она полна и даже не распечатана. И то, что его должно было убедить в том, что он ошибся, каким-то непонятным никому логическим вывертом удостоверило его как раз в том, что он – прав…
– Вот, – сказал он удовлетворенно, – я же говорил…
– Ты открой коробку-то… – предложил Слава, меняя тактику, – там в каждой список есть, и сравни содержимое…
– Ну, да, – тут же согласился Вадик, – а ты туда всякого дерьма насовал, эти, как его, дубли засунул и радуешься, думаешь, никто не заметит…
Он плюхнул коробку обратно, да с такой силой, что она не удержалась наверху стопы, а слетела вниз и, проскользив немного по полу, задела "уродца", который тут же предательски отъехал в сторону и… завалился…
– Ага… – еще веселей завопил Вадик, – да у тебя тут комната запасная, куда ты денежки притыренные прячешь… "Нычка" у тебя классная, хвалю…
И хотя опять же реальная ситуация стопроцентно опровергала версию "быка" – деньги лежали навалом в комнате Прохорова, а вовсе не были спрятаны в "нычке" – это нимало не поколебало Вадика в его версии.
– А ну, посмотрим, что там у тебя еще есть…
И он шагнул в Надину комнату.
Что окончательно вывело из себя нашего героя.
То, что вот это… существо сейчас по-хозяйски войдет туда, куда он не осмеливался входить в отсутствие хозяйки…
То, что эта морда начнет трогать и ворошить то, чего касались ее руки…
То, что в их мир вторгнется эта мразь…
Все это усугублялось для Прохорова еще и тем, что он в любую минуту ждал Надежду домой и она могла оказаться не просто в поле зрения этого веселого биоробота, но и в его руках, в его власти…
И Слава, даже не думая, что он делает, не осознавая, что шансы его с шестьюдесятью годами, немалым брюшком и двумя инфарктами за плечами против профессионального бойца равны даже не нулю, а минус бесконечности, прыгнул и повис на плечах "быка", не давая ему войти внутрь.
Если быть совсем точным, прыжок этот застал Вадика в самом створе проема, одна нога была уже в Надиной комнате, а вторая все еще здесь, у Прохорова. И поскольку вес у Славы был немалый, а точка опоры у "быка" всего одна, то громила даже покачнулся слегка от такого броска.
Но, быстро поймав равновесие, стряхнул с себя нашего героя и наклонился, чтобы впечатать ему в челюсть завершающий удар.
Прохоров инстинктивно выставил руки вперед, но Вадик привычным движением отбил эту преграду, кулак его стремительно приближался к Славиному лицу и, скорее всего, к моментальной смерти от перелома шейных позвонков или основания черепа, уже не важно…
Слава машинально зажмурил глаза и потому не видел, как движение кулака вдруг замедлилось, затем остановилось и сам его владелец повалился куда-то вбок.
65
А когда наш герой, наконец, глаза открыл, первое, что он увидел, было лицо Надежды.
– Вячеслав Степанович, – испуганно спросила она, – вы живы?
И даже сквозь не совсем ясное сознание, каким-то неведомым краем его, Прохоров умудрился отметить, что и в подобной ситуации она не изменила себе, назвала по имени-отчеству.
– Жив… Где Вадик?
Она кивком указала куда-то в сторону, рукой проведя по лицу Славы, и в этой невинной ласке оказалось больше эротики, чем во всех эротических фильмах, вместе взятых…
Но об этом потом, потом…
– Что с ним?
– Я его застрелила…
И этот такой простой, прозвучавший с непререкаемой обыденностью ответ, поверг Прохорова почти в сомнамбулическое состояние.
"Квиты…" – мелькнуло у него в голове.
И он сам изумился…
Оказывается, все эти дни жило в его подсознании ощущение невозможности его, убийцы, совместной жизни рядом с Надей…
Но и об этом – потом…
Он посмотрел на нее, вроде бы все в порядке, нормальная женщина, в нормальном состоянии, словно она только что не убила человека, а наваристый украинский борщ приготовила.
Но Слава, который, оказывается за эти несколько дней успел хорошо изучить ее лицо, видел, что поселилась в глазах женщины неизбывная тоска, что ноздри чуть расширены по сравнению с обычным состоянием, что дыхание сбивчиво, что легкая испарина лежит на лбу…
И хотя, или именно потому, что наш герой совершенно забыл, что имеет дело с профессиональной революционеркой, с боевиком, который возможно уже не раз вышибал пулей мозги тем, кого комитет приговорил к казни, острая жалость к этой хрупкой женщине резанула его…
Надежда к этому времени отступила на шаг от Славы, опустилась на пол и с тоской смотрела туда, где, по мнению Прохорова, должен был быть Вадик.
Утешить…
Отогреть…
Вытащить из той бездны отчаяния, в которую она, он это ясно видел, готова с головой уйти…
Но сначала проверить, что с "бычарой"…
Слова Надежды – это только слова, причем слова испуганной женщины, а оказаться вдруг вдвоем в лапах у этого ублюдка, если она не права и Вадик неожиданно очнется…
Слава попробовал напрячь мышцы: спина отозвалась болью, но это было почти нормально при том, что он грохнулся ею, падая с высоты Вадикова тела. В остальном, если не считать бешено бьющегося сердца, все было более-менее в порядке.
Он перевернулся и попробовал выпрямиться. Получилось не очень – ноги подогнулись и он чуть не грохнулся плашмя.
Тогда Прохоров встал на четвереньки…
И подумал, что вот этим любимая женщина и отличается от случайной – ты при ней можешь быть слабым…
Потому что ты ей веришь…
И знаешь, что она простит…
Глядя внимательно на поверженного врага, наш герой пополз к нему.
Уже со своего места он видел, что Надя права – никакой живой человек не мог так лежать, так вывернув руку, так не дыша, так мордой в пол, мордой, под которой накапливалась лужа крови…
Но проверить – жив или нет – наш герой был обязан.
Он подполз к телу, на ходу одной рукой нащупывая на собственной шее сонную артерию…
Не для того, чтобы перебить ее точным ударом или пережав пальцами вытравить из поверженного врага остатки жизни…
А чтобы проверить все ту же версию о смерти или нет, просто у себя наш герой знал, где эта артерия располагается, и надеялся, что и у того, что недавно было Вадиком, таким способом найдет нужное место…
Преодолевая брезгливость, Прохоров, ухватил бандита за шею и прижал кончики пальцев. Но, ни там, где она была у него, ни где-либо еще поблизости никакая артерия не прощупывалась, шея была безжизненна и все больше напоминала гладкое дерево при морозной погоде…
Слава бессильно откинулся назад, оперся о край проема:
– Готов… можно не бояться…
Теперь надо было спасать Надежду…
Она сидела с остановившимся взором, глядя в одну точку и все больше и больше уходя в какой-то свой очень страшный мир.
Прохоров подполз к ней и первым делом повернул ее так, чтобы она не видела труп. Подивился тому, как легко у него это получилось, ведь, несмотря на всю свою воздушность, пятьдесят с лишним женщина точно весила…
Помогала ему?
Тогда это было в бессознательном состоянии, потому что и сейчас, глядя уже в сторону, Надя оставалась сомнамбулой.
И Слава прижал ее к себе и начал гладить по спине, по плечам и по голове, без конца приговаривая какие-то ласковые и бессмысленные слова, которые люди говорят в подобных ситуациях и которые и повторять-то нет смысла, потому что они у всех одинаковые и смысл их всегда не имеет никакого значения.
Так продолжалось несколько минут, когда Надя, наконец, шевельнулась и тихо сказала:
– Я первый раз… человека…
– Он не человек…
– Я первый раз… человека… – повторила она.
– А вообще стреляла – не первый?
Прохоров решил сменить тактику, доказывать ей, что "бычара" это не совсем человек, было невозможно и не нужно, она не слышала. Но вот попробовать перевести ее внимание с этой страшной минуты на прошлое, на быт, на будущее – нужно было, потому что могло помочь…
– В лесу… В деревья… Когда занимались…
"Ага… – подумал Слава, – у боевиков бывали учения…"
– И попадала?
– Я очень хорошо стреляю…
А Прохоров, пока искал следующий вопрос, подумал вдруг, что он вдруг перешел с ней на "ты".
Он опять погладил Надю по плечу, а она вдруг посмотрела на него вполне осмысленными глазами.
И сказала:
– Теперь нам придется расстаться…