– Верно! Немыслимое расстояние даже по сравнению с нашим рекордом в четыре световых года. Так далеко можно будет добраться, только если перевести контур на новый, 112-й элемент. И теперь благодаря тебе у нас есть такая возможность! – Александр похлопал Алексея по плечу. – Я должен тебе ещё кое о чём рассказать. Я сумел взять немного элемента-112 и для нас самих. В моём корабле есть контейнер с собранным тобой материалом.
– Но, профессор! Как вам удалось?
– Я же не спрашивал, как тебе удалось заполучить коды объектов со спутника Х10.
Алексей широко улыбнулся.
– Но зачем он нам? Ведь наш фотонный контур уничтожен, а без него всё это топливо бесполезно.
– Кто знает, что нас ждёт впереди. Всегда нужно иметь запасы на чёрный день.
– Смеётесь, профессор! И куда же мы такой здоровенный ящик денем?
– Думаю, как раз положим контейнер в эту воронку и заровняем. Я пока соберу всю оставшуюся документацию и также сложу её в ящик. А ты пока организуй что-нибудь, чтобы закопать всё это.
Через несколько минут Алексей уже вернулся на небольшом автоматическом экскаваторе и с другими необходимыми принадлежностями. Профессор достал небольшой армейский контейнер, в который он втайне от военных спрятал некоторое количество доставленного на Землю элемента-112.
– И всё же, профессор! Не могу отделаться от мыслей об этих кораблях, атаковавших меня. Кто они, эти пришельцы? – спустя некоторое время заговорил Алексей.
– Скорее мы пришельцы для них, Лёша! Ведь не они, а мы вторглись в их мир. Понятно одно – любые повторные полёты к Проксиме сопряжены с огромной опасностью. Нужно быть предельно осторожными. Ты прав, загадок, как всегда, гораздо больше, чем ответов на них. Почему их корабли не были заметны в видимом участке светового спектра? Почему излучали радиоактивные поля? Почему нападали? Неужели они почувствовали какую-то угрозу для себя? Как они смогли обнаружить тебя так быстро, в конце концов?
– Да, их враждебность мне действительно непонятна. Ведь я всеми силами пытался показать, что прибыл с миром. А в результате я спасся только благодаря уникальным возможностям нашего звездолёта… И этот корабль, пропавший с радаров… Я так и не смог понять, куда он исчез. Всё это слишком странно…
* * * ~ ~ * * *
Почти каждый день София прилетала в госпиталь, чтобы навестить Виктора. Несмотря на то, что после операции организм Виктора функционировал удовлетворительно, он оставался в коме. Его жизнь поддерживали только трансгенетические аппараты.
В этот день София также навестила его. Оставив свой звездолёт на паркинге, она подходила всё ближе к военному госпиталю.
Это было массивное пятиэтажное здание в стиле модерн. Зеркальные окна придавали конструкции необычный вид. Само здание было тёмно-синим, а крыша отливала бордовым цветом. Перед центральным входом располагался огромный фонтан с несколькими каскадами, а справа был разбит небольшой парк из аккуратно подстриженных кустарников, ароматных лип и скромных берёзок.
София прошла через проходную, охраняемую гвардейцами в военной амуниции, и на втором этаже встретила лечащего врача Виктора.
– Доброе утро! Можно мне навестить больного, доктор Дрейг?
– Здравствуйте, София! Конечно! Как ваша рука?
– Спасибо! Уже намного лучше. Хотя, конечно же, иногда напоминает о себе.
– Вам нужно почаще давать ей нагрузку. Острая фаза уже прошла, теперь нужно больше развивать её. Вы занимаетесь каким-нибудь видом спорта?
– Да, доктор, мой друг помогает мне. Мы уже возобновили тренировки.
– Замечательно! Пойдёмте, я провожу вас.
Он обратился к дежурной медсестре:
– Женечка! Мы в двенадцатую…
Доктор и София вошли в палату с белыми стенами. Вокруг стояло большое количество диагностических приборов. Все они работали очень тихо. Виктор лежал на большой кровати. К его вискам и груди шли тонкие провода с датчиками.
София склонилась над ним и, поцеловав в щёку, взяла за руку.
– Доктор, как вы думаете, каковы шансы, что он придёт в себя?
Доктор Дрейг сделал глубокой вздох и немного подавлено ответил:
– Рад бы вас обнадёжить, но у него остро развивающееся тяжёлое патологическое состояние, характеризующееся прогрессирующим угнетением функций с утратой сознания, нарушением реакции на внешние раздражители, нарастающими расстройствами дыхания, кровообращения и других функций жизнеобеспечения организма.
– То есть его шансы невелики?
В ответ доктор лишь отвёл глаза и поджал губы.
– Доктор! Есть шансы? – ещё раз настойчиво переспросила София.
– Я бы сказал, что шансов мало… – Он с грустью посмотрел на неё и добавил: – Мне очень жаль…
София всхлипнула и опустила голову. На её глаза навернулись слёзы.
– Были ли в вашей практике случаи выздоровления после таких тяжёлых ранений?
– Понимаете, апоплексическая кома – это полное отсутствие сознания, расстройство регуляции жизненно важных функций организма… – ушёл от прямого ответа доктор.
– Я буду приходить к нему каждый день! Я не оставлю его!
– Конечно, София, но… Вы не хуже меня знаете о действии закона о пассивной эвтаназии, который был принят десять лет назад Гражданской администрацией…
– Вы хотите убить его?! По закону у него есть ещё несколько дней, – она умоляюще посмотрела в его глаза. – Пожалуйста, разрешите мне побыть с ним наедине!
– Хорошо, – спокойно ответил доктор и вышел из палаты.
София наклонилась над Виктором и, нежно обняв, стала тихо шептать:
– Дорогой! Я знаю, ты слышишь меня! Прошу тебя, не покидай нас! Мы все ждём тебя обратно. Ты стал для меня солнечным светом, без которого я не могу существовать, стал для меня воздухом, без которого не могу дышать! Я чувствую, какая-то незримая сила связала нас в единое целое, и ты не можешь просто так уйти и оставить меня одну. Если бы не ты, я уже давно была бы мертва. Ты спас меня, отца и Лёшу. А теперь ты нуждаешься в нашей помощи, и я не брошу тебя. Слышишь меня? Не брошу…
Она взяла с тумбочки листок бумаги, подложила под него журнал и начала писать.
"Сегодня утром доктор сказал мне, что ты можешь больше не прийти в себя. Но если бы ты только знал, насколько я не готова сейчас отпустить тебя! Только с тобой я начала понимать, что такое настоящая любовь. Ты открыл мне глаза на то, что я всегда считала невозможным, показал мне то, что все считали нереальным. Только настоящая любовь может так менять людей! И знаешь, ты изменил меня. Изменил меня так сильно, что я просто не представляю, как теперь я буду жить дальше без тебя. Твои питомцы прилетают ко мне каждый день и садятся рядом с моим окном, смотрят на меня в ожидании, что я что-то скажу о тебе, а я каждый день огорчаю их…"
Она заплакала, и её слёзы закапали на бумагу; она продолжала писать.
"…Я просто не знаю, что им сказать. Мне кажется, видя, как я страдаю и плачу каждый день без тебя, они плачут вместе со мной. Если бы я только могла отдать тебе частичку свой жизни, я бы обязательно это сделала! Я ничем, ничем не могу тебе помочь! Я ещё никогда не чувствовала себя такой беспомощной! Мы делаем такие открытия, такие прорывы в науке – и мы же так нелепо бессильны перед своими болезнями. Но вера в твои силы у меня велика, как никогда. Я знаю, что ты справишься, справишься потому, что я люблю тебя и, что бы ни произошло, буду любить тебя вечно!"
Она свернула записку в трубочку, сняла талисман со своей шеи, чего никогда не делала раньше, и, поцеловав камень, вложила их в руку Виктора.
Вернувшись из больницы домой, София заметила, что за время её отсутствия в особняке стали происходить странные вещи. Цветы, которые росли у неё на первом этаже, начали увядать, продукты на кухне стали портиться раньше обычного срока.
"Что же это такое? Драцены, фиалки – всё засыхает! – недоумевала она. – Я же за ними так ухаживаю! Непонятно, что творится… никогда с ними такого раньше не было", – думала она, находясь в зимнем саду, заполненном различными диковинными растениями.