Вечерние огни большого Тель-Авива, маняще помигав, вновь отдалились и мерцали где-то там, в туманном "после того, как купим дом". В итоге Сёма работал на двух работах, а по ночам высчитывал, сколько осталось до очередной миквы. Перед рассветом, когда тихое дыхание Сагит становилось почти неразличимым, приходила Лукреция. Жалобно сложив руки у ворота, она вновь молила о пощаде. Выдержать такое счастье мог только самый безоглядный оптимист.
Говорят, что человек окружен посланцами нечистой силы, словно дерево корой. Они слетаются на поступки, будто осы на малиновый сироп, трутся об ноги, как голодные коты. Размышляя о вечере, перевернувшем его жизнь, Сёма пришел к выводу, что беседовал и пил водку не со школьным приятелем Лёней, а с носителем злого начала, чертом.
Халтура в тот день закончилась сравнительно рано, и Сёма решил, наконец, помыть машину не тряпкой у забора, а в автосалоне. Пока две девчушки в красных комбинезонах драили и терли старую шкуру "Фиата", Сёма сидел в пластмассовом кресле и, попивая "Колу", лениво оценивал их женские достоинства.
- Сёмулика! - проревел за его спиной убежавший с пастбища осел. - Узнаешь друга Лазаря? Приглядевшись, Сёма с трудом опознал в толстом мужчине с лоснящимися щеками своего одноклассника Лёнчика. Много лет назад они вместе собирали марки, дрались, обменивались магнитофонными записями, курили за школой первые, вытащенные из отцовских карманов папиросы - словом, вели нормальный образ жизни, именуемый в литературе счастливым детством.
- Эк тебя разнесло, - сказал Сёма, осторожно протягивая руку. - Ты не по торговой линии пошел?
Отпихнув руку в сторону, Лёнчик с глухим хрюканьем обнял Сёму и принялся тыкать его носом в перхоть на воротнике своей черной кожаной куртки.
- Друг, - ревел он, - сколько лет… а помнишь… а Светка Плавская умерла от белокровия… а наши почти все здесь… про тебя говорят - защемился на шиксе… врут, гады, все врут… пойдем, посидим тут рядом, а бочковое, а холодное, сколько лет, друг!
От него пахло потом, крепким одеколоном и табаком. Сёма забился, как куренок под ножом резника, но все попытки освободиться ни к чему не привели - Лёнчик держал его мертвой хваткой.
- Узнаю, - прохрипел наконец Сёма, - узнаю друга Лёню. - Отпусти, кости сломаешь.
Ленчик разомкнул руки и счастливо улыбнулся.
- А ты все такой же, щуплый и с большими ушами. Я тебя по ним сразу узнал. А меня вот, прибавилось.
Он с удовольствием похлопал себя по брюшку и зареготал, как жеребец во время случки. В профиль Лёнчик удивительно походил на букву "я".
- Только знаешь, - он понизил голос до доверительного шепота, - а называй меня теперь Лазарем. С волками жить, сам понимаешь…
"Тут рядом" оказалось восточным рестораном, и к пиву в качестве закуски подали стандартный средиземноморский набор: коричневые, скользкие от масла маслины, маринованные баклажаны и хильбе. При виде любимого блюда Сёма тихонечко взвыл и осушил махом литровую кружку пива.
- Ты чего это? - подозрительно спросил Лазарь, с удовольствием окуная в хильбе солидный кус питы. - Еще не привык к местной кухне?
Сёма раскрыл рот. Слова скорби и печали, горькие признания и ядовитые комментарии, уже готовые сорваться с языка, застряли между зубами вместе с волокнами маслин. Лазарь пошел первым.
Он пил, ел и говорил одновременно. Капли пива, окрашенные в пунцовый цвет баклажанов, стекали с его подбородка, крошки питы, подхваченные фонтаном красноречия, разлетались во все стороны.
- Да, я приехал сюда без профессии, диплом сельскохозяйственного техникума со специализацией по выращиванию свинины просто боялся показывать, теперь понимаю, что зря, а жить надо, пошел на курсы поваров, сколько дерьма съел, пока учился, зато сейчас шеф русского кабака, а деньги, а молодые официантки, м-м-м-м-м, а каждый вечер обед в ресторане, а хильбе здесь, что надо, это я как специалист, ешь, дурачок…
Он разорвал на две части остаток питы и тщательно обтер тарелочку.
- Хильбе твоим я сыт по самые гогошары, - вставил наконец Сёма. - Жена у меня тейманка, так что сам понимаешь…
Лазарь застыл с раскрытым ртом. Но ненадолго.
- Как, - прошипел он сквозь мешанину из плохо пережеванной питы и хильбе, - настоящая, оттуда? Он махнул рукой в неопределенном направлении. Сёма помнил этот жест из детства, так отмахивался его дедушка, когда он донимал его вопросами типа: "Где живет Баба Яга?"
- Да, - сказал он с достоинством тяжелобольного человека, - настоящая, оттуда.
- Измена, - возопил Лазарь, - белые в городе!
Стены ресторанчика вздрогнули. Буйный вал марокканской музыки обрушился на головы посетителей. Вокруг размашистого гула барабанов пискляво обвивались дудки, неистово трещали трещотки, а грубые мужские голоса мрачно повторяли одну и ту же фразу на арабском языке. От восточных мотивов перед глазами Сёмы всегда возникала одна и та же картина: привязанный к столбу белый миссионер, треск костра, холодный лунный свет и сверкающие капли слюны на подбородках у полуголых барабанщиков.
"При чем здесь арабы, - каждый раз говорил он себе, - арабы не едят миссионеров".
Но его воображение считало иначе; видение возвращалось с завидным постоянством при первых звуках восточной музыки.
Из кухни высунулась курчавая голова хозяина. Он довольно оглядел зал и подмигнул посетителям - ну как, мол, - нравится?
"Сами виноваты, - подумал Сёма, - нечего ходить по восточным ресторанам. А чего ты ожидал услышать - Моцарта?" Мысль показалась ему настолько абсурдной, что он улыбнулся.
- А он еще смеется, - грустно прокричал Лазарь. - Сколько спиногрызов успел заделать?
- Чего-чего? - прокричал в ответ Сёма.
- Киндеров, - спрашиваю, - сколько?
- Пока нет.
- У-ф-ф, - Лазарь расслабленно улыбнулся. - Значит, можно спасать. Не волнуйся - никаких шикс - я тебе подберу, как субботнюю халу - побелее и послаще.
- Я женат, - прокричал Сёма, - понимаешь, хупа, свидетели, раввинат.
- Какая еще хупа, нет такого понятия - хупа с шиксой.
Теперь пришла Сёмина очередь остолбенеть.
- Ты что, сглузду зъихав, посмотри на фотографию ее дедушки, да у него пейсы до пояса!
- Маскировка! - объявил Лазарь. - Не было этого никогда. Во всем сионисты виноваты. Солдат у них не хватало, вот и завезли сюда арабское племя, натащили арабскую музыку, арабскую еду. Об этом тебе в любой ешиве расскажут.
Он брезгливо ткнул вилкой в блюдечко из-под хильбе. Его пальцы напоминали аккуратных, ухоженных кабанчиков.
- Не строй из себя идиёта - давай свой телефон и начнем лечиться.
Спустя два часа, когда полуоглохший и пьяненький Сёма стучал в свою дверь, предложение Лазаря еще казалось ему чудовищным. Прошло несколько дней. Мысль обтерлась, притулилась с краю и, найдя себе место где-то между "бред собачий" и "все может случиться", уже не казалась такой невозможной.