Мне стало стыдно. Впрочем, через секунду я опомнился и спросил сам себя, чего я должен стыдится? Ведь пятичасовое сидение на солнцепеке Антон выбрал по своей воле, да и встречу я ему не назначал, так что ответственность за мученичество полностью лежит на его собственной совести. Логика была правильной. Но неприятное чувство вины от этого не пропадало.
- Пойдемте, - сказал я ему. - Как раз и пообедаем.
Он весь расцвел от улыбки.
- Ох, как здорово! А то я совсем проголодался.
Ел Антон, словно птичка, крошку здесь, зернышко там. При виде его аппетита в жене сразу включился комплекс еврейской мамы, и она принялась подкладывать ему лучшие кусочки и уговаривать съесть добавку.
После обеда мы перешли к письменному столу. Антон, почему-то оглянувшись по сторонам, вытащил из сумки несколько газетных вырезок и протянул мне. Я быстро просмотрел их и задумался, не зная, что сказать. Вырезки из разных газет относились к разделу "Пестрая смесь" и представляли собой ерунду, которую сочиняют газетчики, дабы развлечь публику. Только самый наивный человек мог поверить, будто за этой болтовней скрываются реальные технологии.
- Скажите, - спросил я Антона, передавая ему одну из вырезок, - насколько реальным представляется вам этот проект?
В заметке описывался революционный способ получения электричества. Автор предлагал установить в унитазе мини-турбину, и каждый раз, спуская воду, вырабатывать какое-то количество электроэнергии. Путем простых арифметических действий, умножив количество семей на унитазы и среднее число посещений туалета, он приходил к выводу, что Израиль может не только разобрать уже существующие электростанции, но и продавать соседям электричество по демпинговым ценам.
- Я не инженер, - ответил Антон, - и, кроме того, совсем не знаю иврита. Мое дело добыть информацию, а уж как ее реализовать, пусть думают инженеры Мосада.
- Но почему именно Мосада?
- Потому, - Антон еще раз оглянулся, - что в Израиле все управляется Моссадом. Вот, поглядите, - он достал из портфеля черную папку и передал мне. - Это мое секретное досье.
В папке оказались дурацкие измышления досужих болтунов о всемирном еврейском заговоре и международной шпионской сети, главную роль в которой играл Мосад. Парень был просто болен, и надо было как-то помягче от него избавиться.
- Хорошо, - сказал я. - Оставьте мне материалы, я попробую связаться с кое-какими знакомыми.
Он торжествующе взглянул на меня. Бедняга, ему казалось, будто секретное досье подействовало.
- Оставить не могу, - сказал он, подтягивая обратно папку. - Но вы же можете отсканировать. У вас ведь есть сканер?
- Есть, - обречено кивнул я. Взяв заметки о "высоких технологиях" я пересмотрел их, якобы выбирая самые важные. Вытащив две, отсканировал и вернул Антону.
- Когда я получу ответ? - спросил он, аккуратно пряча вырезки.
- Ну-у-у-у, - неопределенно протянул я, боясь назвать какой-либо срок, - позвоните через пару недель.
Я уже не сомневался, что ровно через две недели, во вторник вечером, он позвонит. Так оно и вышло.
- Добрый вечер, - раздался в трубке тихий, вежливый голос. Я сразу узнал его, но на всякий случай спросил, кто звонит.
- Это Антон. По поводу вашего обращения в Мосад.
- А почему вы решили…. - начал, было, я, но осекся. Есть вещи, которые невозможно объяснить больному человеку.
- Мосад не взял ваши бумажки, - сказал я. - Нужно подумать, куда с ними обратиться.
- Вы меня обманываете, - произнес Антон таким же ровным голосом. - Ни в какой Мосад вы не обращались. Я знаю, новое всегда с трудом пробивает себе дорогу. Джордано Бруно сожгли на костре, Галилея осмеяли. Вы думаете, что я сумасшедший. Но это не так. Вы просто не можете перешагнуть через оковы, опутавшие ваш мозг, не можете свободно взглянуть на мир. Вы боитесь увидеть реальность иной, чем та, к которой уже привыкли.
"Плохо, - подумал я. - Парень почувствовал себя гуру и начал меня учить. На следующем этапе, он потребует выполнения своих поучений. Пора заканчивать эту историю".
- Послушайте, Антон, - сказал я. - Вы правы, в Мосад я не ходил и не пойду, по той простой причине, что ваши вырезки не представляют никакой ценности. Морочить по пустякам серьезных людей я не могу.
- Истинная ценность вещей, - ничуть не смущаясь, заявил Антон, - проявляется не сразу. Чтобы понять суть предмета, нужно внимательно рассмотреть его. У вас же на это нет времени. Вы скользите по поверхности вещей. Зачем вы только что пытались меня обмануть?
- Дорогой Антон, - сказал я, уже не на шутку рассердясь. - Дальше разговаривать с вами я не могу. Всего доброго.
Положив трубку, я долго смотрел на телефонный аппарат. Чертов гуру ухитрился выбить меня из рабочего расположения духа. Экран компьютера со страницей незаконченного рассказа мерцал и теплился, но настроение смотреть на него исчезло.
- Вот же дьявол! - выругался я и пошел на кухню варить кофе.
Утром следующего дня я встретил Антона перед домом. Вид у него был помятый.
- Вы что, всю ночь тут просидели?
- Да, - сказал он. - Не смог заснуть после нашего разговора. Вот, пришел к вам. Преступника, знаете ли, - он неловко усмехнулся, - тянет на место преступления.
- Ну, никакого преступления вы не совершали… - начал я, но он перебил меня.
- Только не говорите, не говорите мне ничего. Я виноват, очень виноват перед вами. Вчера, во время разговора, я позволил себе некорректность. Я даже говорил дерзости.
Он покраснел, опустил голову и упал на колени.
- Умоляю, умоляю, простите меня.
"Б-же мой! - подумал я. - Вот чего мне не хватало для полноты жизни. И что теперь делать с этим сумасшедшим?!"
- Я жалок, смешон, - продолжал он, не поднимая головы, - я совсем не знаю иврита, но поверьте, я хочу только добра своей стране и своему народу. Я делаю, что могу, что умею.
Он поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо было залито слезами.
"Бедный мальчик, - подумал я. - И бедные его родители. А я, умный и все понимающий инженер человеческих душ, неужели не могу подать нищему копеечку, чуть-чуть согреть его сердце?"
- Встаньте, Антон, - сказал я. - Сегодня же я позвоню своему знакомому, редактору большой газеты, и попрошу его что-нибудь для вас сделать.
Он, словно ребенок, моментально перестал плакать, легко поднялся с колен и встал возле меня с выражением полнейшего доверия на лице.
- Свяжитесь со мной вечером, я дам вам его телефон.
- Спасибо, спасибо, - его губы произносили одно, а глаза спрашивали: - не обманете, не обманете меня снова?
- Не обману, - сказал я.
Телефон был у меня с собой, в записной книжке, но сначала я хотел предупредить приятеля. Приятель был человеком с большим опытом в сфере "public relations" и наверняка знал, как лучше управиться с Антоном.
- Посылай, посылай его сюда, - хохотнул он в трубку. - В редакцию такие психи приходят каждые полчаса. Мы его, голубчика, на второе, после супчика…..
Приятель перезвонил через две недели.
- Кого ты прислал! - кричал он в трубку, голосом полным рыданий. - Беззащитное создание, кроткий ягненок! Это же зверь, сатана в облике человеческом. Он сорвал мне работу редакции, я еле выпустил вчерашний номер! Он спит на лестничной клетке и не дает никому проходу. Даже полиция бессильна, ведь иврита он не знает, а русских сотрудников гипнотизирует своими россказнями, как удав кролика. Извини, дорогой, хотел тебе помочь, да своя шкура дороже. Забирай психа обратно.
- Да как его забрать? - спросил я, втайне радуясь избавлению. - Разве такого заберешь?
- Я устрою, - мрачно пообещал приятель. - В общем, встречай.
На следующий день Антон позвонил в мою дверь. Вид у него был самый, что ни на есть кроткий.
- Добрый день, - сказал он, ласково улыбаясь. - Я не знаю иврита, но редактор газеты дал мне тайный телефон агента Мосада, вашего старого друга. Он сказал, что вы с ним накоротке и легко договоритесь. Вот, пожалуйста, - и Антон протянул мне листик бумаги с каким-то номером.
Чтоб не упасть, я прислонился к дверному косяку.
Обида
Сапожник Давид обиделся на Всевышнего. Вообще-то сапожника звали совсем иначе, но, разговаривая с собой, он, в честь великого царя древности, именовал себя именно так.
Причина для обиды была тяжелая, точно булыжник. Сидя в мастерской, Давид от бессилия и горечи забивал в верстак мелкие сапожные гвоздики. Один за другим. Один за другим. О, если бы так же легко и просто он сумел решить главную проблему своей жизни. О! О! О!
Из окна мастерской открывался все тот же вид на унылую улицу маленького городка. Горбатились почерневшие от дождя и солнца крыши, как редкие зубы белели окна - жалкая картина ставшей привычной нищеты. Давид уже хотел отвести взгляд, как вдруг увидел городового. Нет, Всевышний явно мстил ему, подсовывая именно сейчас эту красную харю, с выпученными точно у рака, глазами и немилосердно нафабренными усами, по тараканьи торчащими из угреватых щек.
Вид городового вызвал у Давида приступ ненависти. Особенно бесила шашка, гордо свисающая с левого бока. Точно такой же шашкой, такой же краснорожий городовой бил его деда. Бил плашмя, чтоб не зарубить, но маленький Давид потом видел синие полосы на спине и груди деда, и это зрелище навсегда запечатлелось в его памяти.