* * *
Майзелева синагога оказалась рядом с метро "Староместская площадь". Солнце уже перевалило через зенит, обозначая время полуденной молитвы. Я сунулся в роскошный вестибюль синагоги, но тут же был остановлен суровым окриком. Вместо молитвы меня ожидал театр.
- Вы куда это? - вопрошала суровая чешка преклонных годов. - А билет?
- Какой билет?
- В музей.
- Я не в музей, я в синагогу, молиться.
- Покупайте билет и делайте, что вам угодно.
Разговор происходил на смеси русского и английского, иврит служительница не понимала. Осмотревшись, я обнаружил нескольких работников музея откровенно славянской принадлежности, их благородные блондинистые лица возвещали: купи билет!
Бедный, бедный Мордехай Майзель! Если бы ты знал, что за право молиться в твоей синагоге чехи берут с еврея деньги!
Над застекленным окошечком кассы красовался прейскурант: вход в музей - 8 долларов, за вход во все музеи-синагоги еврейского квартала в течение одного дня - 15 долларов.
"Везет мне на представления, - подумал я, - первый раз в жизни буду платить деньги за то, чтобы попасть в синагогу. Нет, это не театр, это цирк! Ладно, приеду завтра, с самого утра, и обойду все "музеи". Я пока помолюсь у наружной стены".
Слева от центрального входа была небольшая ниша с дверью. По всей видимости, когда-то через эту дверь попадали в микву. Я устроился в нише и спокойно приступил к молитве. И вот тут начался настоящий театр!
За пятнадцать минут моей молитвы у решетчатой ограды синагоги собралась небольшая толпа. Анна, ожидавшая меня возле ограды, слышала удивленные возгласы туристов:
- Смотри, еврей! Точно, настоящий еврей.
- А что он делает?
- Молится, наверное. Точно молится. Смотри, смотри, настоящий еврей и молится.
Оживший музейный экспонат. Наверное, подобный эффект мог возникнуть в каком-нибудь средневековом замке, если бы стоящие у камина рыцарские доспехи вдруг вытащили меч и приступили к фехтовальным упражнениям.
Евреев в Праге больше нет. Кроме туристов, разумеется. Вот их-то оказалось более, чем достаточно. Но настоящих, местных евреев встретить так и не удалось. Может быть, они существуют где-то, в таинственном полумраке проходных дворов и комнат со стрельчатыми окнами, но их присутствие в современной Праге незаметно даже заинтересованному взору. Лишь тени великих предшественников мелькают на раззолоченных стенах роскошно отреставрированных синагог, превращенных индустрией чешского бизнеса в туристскую атракцию.
Чехи зарабатывают на отсутствии евреев больше, чем на их присутствии. По району бывшего гетто бродят стада туристов, на входном билете администрация указывает маршрут вашей прогулки, с точностью до минуты предписывая, какую синагогу и когда вы должны посетить. Просто железнодорожное расписание какое-то, а не билет!
Бедный, бедный Мордехай Майзель! О постройке его синагоги сложено немало легенд, и одну из них я не могу не привести.
"Двести лет назад глава еврейской общины Праги рав Ицхак возвращался из дальней поездки. Наступил вечер, кучер, хвативший по причине мороза изрядную дозу сливовица, задремал на козлах, и лошади сбились с дороги. Остановившись в густом лесу, они постояли несколько минут и вдруг вздыбились и заржали так, что раву Ицхаку стало страшно, а вмиг проснувшийся кучер кубарем слетел в сугроб.
Сквозь деревья мерцал синеватый огонек, лошади дрожали, но не двигались с места. Отводя в сторону покрытые инеем морды, рав Ицхак завязал им глаза и двинулся на свет.
Спустя несколько минут он оказался на поляне, посреди которой дрожало голубое сияние. Два маленьких человечка с длинными седыми бородами, прилежно вытаскивали из сияния золотые слитки, наполняя ими огромный сундук. Некоторое время рав Ицхак наблюдал за их работой, а потом спросил:
- Для кого вы наполняете этот сундук?
- Не для тебя, - злобно ответил один из человечков и исчез. Вместе с ним пропали сияние и сундук, только несколько кусочков золота остались на снегу, посверкивая в лунном свете.
- Своим вопросом ты причинил себе огромный вред, - сказал второй человечек. - Золото предназначалось для тебя, но теперь его получит твой будущий зять. Только не ошибись, выбери его правильно.
Человечек исчез, три кусочка золота продолжали сверкать в лунном свете. Рав Ицхак задумался: его дочери недавно исполнилось одиннадцать лет, думать о замужестве было еще рано. Он подобрал кусочки золота и вернулся к лошадям.
Несколько дней рав Ицхак размышлял о том, как определить будущего зятя и, не найдя ответа, решил прибегнуть к помощи Небес. Завернув кусочек золота в перепачканную тряпку, он выбросил его за окно.
"Того, кто подберет тряпку, - решил рав Ицхак, - наверняка направляет Высшее Провидение".
Окно выходило на оживленную улицу, но, несмотря на это, тряпка пролежала незамеченной почти до наступления темноты. Уже в сумерках пробегавший вприпрыжку мальчишка, одетый в лохмотья, одним движением подхватил ее и, не замедляя бега, скрылся за поворотом.
Удивленный странным распределением благосклонности Небес, рав Ицхак решил повторить проверку и на следующий день поступил таким же образом. История повторилась с устрашающей точностью: пробегавший мимо дома тот же самый мальчишка подхватил на бегу тряпку и исчез.
Впрочем, далеко убежать ему не удалось: слуги рава Ицхака, простоявшие целый день на морозе в ожидании незнакомца, бросились вдогонку и заметили дом, в котором скрылся мальчишка.
Спустя час глава общины знал все подробности о своем будущем зяте. Звали его Мордехай Майзель, его отец, прежде чем ослеп, работал носильщиком, а мать держала маленькую лавочку, доходов от которой едва хватало на нищенское пропитание. Семья была одна из самых бедных в общине, и породниться с ней раву Ицхаку казалось немыслимым.
На следующий день он снова спрятал последний кусочек золота в тряпицу и выбросил ее за окно. Результат оказался точно таким же. Деваться было некуда, но рав Ицхак, в качестве последней уловки, решил проверить моральные качества претендента. Он приказал объявить в общине о пропаже золота; если мальчишка не вернет его, он нарушитель закона, и в таком случае, рав Ицхак может со спокойным сердцем выбросить его из головы.
Мальчишка явился спустя полтора часа и, положив на стол рава Ицхака два кусочка золота, понурил голову.
- Третий я дал матери, чтобы она рассчиталась с долгами. Но мы вернем и его, как только сможем.
- Почему ты не оставил себе все три куска? - спросил глава общины. - Ведь тебя никто не видел.
- Лучше я останусь бедняком, - ответил мальчишка, - чем получу богатство запрещенным путем.
"Небеса не ошибаются, - подумал рав Ицхак, - ошибаются люди в своих предположениях и расчетах".
На следующий день он отправил мальчика учиться в лучшую ешиву, а спустя четыре года обручил со своей дочерью. Пражские евреи были поражены странным союзом дочери самого уважаемого члена общины с сыном носильщика. Но рав Ицхак не обращал на пересуды никакого внимания, и спустя год пару повели под хупу во дворе Староновой синагоги.
После семи дней свадебного пира рав Ицхак решил, что пришло время забирать обещанный сундук. Вместе с Мордехаем он уселся в экипаж и отправился на то место, где несколько лет назад подобрал три куска золота. Зять с тестем провели в лесу целую ночь, но ни сияние, ни человечки, ни золото, так и не появились.
Раздосадованный рав Ицхак вернулся в Прагу, утешая себя мыслью, что время, видимо, еще не настало.
Прошли годы, пролетели многие и многие ночи, проведенные в лесу и глава общины начал считать происшедшее происками злого духа, смутившего его разум. Разочаровавшись, он стал все холоднее относиться к зятю, пока отношения между ними не стали раздражительными и тяжелыми. Тогда-то Мордехай Майзель вместе с женой покинул дом тестя и стал жить отдельно, открыв небольшое торговое дело. Благодаря честному характеру и незаурядному уму, он всего за несколько лет сумел превратить дело в процветающий магазин.
Однажды к нему явился бедно одетый крестьянин, и попросил о кредите.
- У меня сейчас нет денег, - сказал он, - но некоторые вещи, которыми вы торгуете, мне очень нужны. Не могли бы вы отпустить их в долг.
- Если они вам действительно нужны, - ответил Майзель, - возьмите их бесплатно. Появятся деньги, вернете, не появятся, - считайте это подарком.
Обрадованный крестьянин собрал с полок нужные ему предметы и тут же предложил Майзелю выгодную сделку.
- У меня дома, - сказал он, - многие годы стоит огромный железный сундук, который никто не может открыть. В благодарность за вашу доброту я готов уступить его по цене лома.
Сундук Майзелю был ни к чему, но что-то в словах незнакомца заставило его принять предложение. На следующий день к магазину Мордехая подъехала телега с большим сундуком. Сундук еле стащили с телеги и водрузили на весы. Подсчитав полученные деньги, крестьянин обрадовался и уехал, благословляя Майзеля за щедрость, а себя за сообразительность. Больше его никто не видел.
Вечером Мордехай, вооружившись топором и долотом, приступил к взлому. К его удивлению, огромный замок слетел после первого удара. Удивление Майзеля переросло в оторопь, когда, откинув крышку, увидел, что сундук заполнен золотыми слитками.
О находке Майзель не рассказал никому, даже жене. В том, что эти деньги дарованы ему свыше, он не сомневался, и поэтому не чувствовал себя вправе использовать их на свои нужды.
На всякий случай он прождал целый год, ожидая возвращения крестьянина, и когда после тщательных поисков выяснилось, что ни в одной из окружающих Прагу деревень никогда не проживал такой человек, начал пользоваться полученным богатством.