Тебя начало бить в ознобе – ты почувствовал, что губы у тебя воспаленные и влажные. А когда, собравшись с силами, поднес руку к лицу, то тут же ее отдернул, потому что нащупал кровь. И понял – рубашка у тебя на груди промокла не от пота, а от крови. Губы были рассечены, а почему – непонятно. Нос окоченел, хотя ты чувствовал, как внутри щекочет кровь.
Ты упал, не упав.
Тебя, бесчувственного, обнаружил на твоем балконе мальчуган снизу. Сломанная стиральная машина у тебя в ванной на самом деле совсем не сломалась. Просто в подвале вырубился створный кран. А когда потом приходил рабочий – проверить состояние фундамента, он из любопытства крутанул рычаг, желая проверить, что это за штуковина такая, – и стиральная машина у тебя в ванной тотчас ожила.
Когда же в квартире этажлм ниже вспучился потолок – аккурат под твоей ванной, господин Папафилиппу с сынишкой мигом кинулись наверх. И постучали к тебе в дверь. Не услышав же ответа, отец с сыном принялись колотить по ней кулаками. Парой волосатых кулачищ и парочкой кулачков.
Между тем госпожа Папафилиппу, в переднике, наблюдала за происходящим с нижней лестничной площадки, прикрыв рот рукой. Когда же на ковер в гостиной семейства Папафилиппу упали первые капли, госпожа Папафилиппу крикнула мужу, чтобы он ломал дверь.
В то время как господин Папафилиппу, ворвавшись к тебе в ванную как безумный, кинулся искать запорные задвижки, его сынишка спокойно обошел всю квартиру. Занглянув в спальню, он заметил неподвижную ногу, торчащую с балкона. Из любопытства он подошел ближе, гадая, чья бы это могла быть нога. Он дотронулся до нее – она даже не шелохнулась.
Господин Папафилиппу с сынишкой перенесли тебя в свой фургончик "Фиат" и повезли прямиком в больницу.
Когда они мчали через центр Афин, мальчуган перегнулся назад и положил руку тебе на лоб. Ты помнишь это смутно, к тому же ты их совсем не признал. Отец мальчугана кивнул и сказал по-гречески: "Так-то оно лучше, сынок".
Потом ты пришел в себя, потому что помнишь, как тебя вытащили из фургона.
Регистраторша в приемном покое больницы на самом деле оказалась не регистраторшей, а пациенткой, страдавшей болезнью Альцгеймера, – она примостилась в регистратуре потому, что, как ей показалось, там было удобно и безопасно. Настоящая регистраторша вышла поболтать по мобильному телефону со своим приятелем.
– Мы нашли его у него на балконе, – тяжело дыша сообщил господин Папафилиппу, когда они несли тебя по коридору.
– Вы принесли мне цветы, да еще в такой чудесный день – как это мило с вашей стороны! – возгласила лжерегистраторша, встав и чмокнув господина Папафи-липпу в щеку.
Господин Папафилиппу аж отпрянул.
– Никаких цветов мы не приносили.
Его сынишка посмотрел на пол.
– Да нет, мы, наверно, их просто уронили.
Когда мнимая регистраторша принялась было клянчить пирог со шпинатом, господин Папафилиппу уже занес тебя в палату и уложил на ближайшую пустую койку.
Другие больные тотчас заняли сидячее положение и потребовали, чтобы им объяснили, что тут происходит.
У Джорджа ушло три дня на то, чтобы узнать, где ты находишься.
Потом он навещал тебя каждый день.
Первое время вы просто сидели – молча, как будто ожидая каких-то известий, которые должны были вот-вот подоспеть. Затем Джордж принес книгу – стал читать ее вслух. После того как эта книга была прочитана, он принес другую, потом еще одну. И так несколько недель кряду. Последнее, что он тебе читал, так это "Ветер в ивах".
А еще ты находился под сильнодействующими лекарствами. Однажды Джордж пришел с чемоданчиком. В костюме и гладко выбритый.
– Ты весь благоухаешь, Джордж.
Он присел на койку.
– Я думаю уехать из Афин, – признался он.
– Когда?
– Этим вечером.
– Сегодня?
– Да.
– Но почему?
– Я принял приглашение поработать в Американском университете на Сицилии.
– Понятно.
– Ты сам-то, Генри, справишься?
– Да. А ты по-прежнему не пьешь?
Джордж кивнул.
– И давно?
– Завтра будет сорок девять дней.
– Я рад за тебя, Джордж.
– А я за тебя, – сказал он.
– Ты был мне настоящим другом, – сказал ты.
Джордж отвернулся в сторону. Тебе показалось, он того и гляди расплачется. Отзвуки его шагов отдавались твердо и четко.
А неделю спустя, тебе сообщили, чтобы ты готовился к выписке.
Так решил лечащий врач.
– Вам лучше, Генри, – отправляйтесь-ка домой.
– Мне не лучше, – сказал ты. – И, по-моему, выписываться мне еще рано.
Врач был еще совсем зеленый. Обыкновенно он балагурил с тобой, но в этот раз он стоял, скрестив руки на груди.
– Я не хочу выписываться, – упорствовал ты. – Мне здесь нравится.
– Здесь вам не гостиница.
– Но ведь мне все еще плохо.
Врач опустился на колени перед твоей койкой.
– Понимаю, с вашей девушкой случилась ужасная трагедия и вас это угнетает, не говоря уже о стечении многих прочих обстоятельств, которые привели вас сюда… да-да, мне все это известно, Генри… но теперь вы идете на поправку: сломанный нос мы вам вправили, от истощения и вирусной инфекции излечили, – поэтому все, что вам сейчас требуется, – так это побриться, постричься и, наверное, исполниться надежды на будущее.
– Но я еще не готов.
– Вы еще молоды, – сказал врач, поднимаясь с колен. – Знаю, вам пока этого не понять, но, быть может, в один прекрасный день вы почувствуете, что впереди вас ждет куда больше в сравнении с тем, что вы оставили позади.
Старичок на соседней койке, с кислородной маской на лице, медленно повернулся поглядеть на вас обоих и, осторожно стянув маску, вступил в их разговор.
– Хотел бы я быть на вашем месте, – сказал он, улыбаясь.
– Нет уж, не стоит.
– И все же хотелось бы, – настаивал он на своем.
– Наденьте-ка обратно маску, – велел ему врач. – Вам, кажется, предписан покой.
Глава тридцать восьмая
Из больницы ты уехал на такси в пижаме и больничном халате. Таксист, закурив, сказал по-гречески:
– Вы точно здоровы?
Квартиру твою уже заняли другие жильцы. Тебе даже незачем было туда заходить – другие шторы, балкон заполонили какие-то высоченные, худосочные растения.
Твои нехитрые пожитки, наверное, хранятся в почтовом ящике – в подвале. Твою "Веспу", вероятно, заперли на замок в университете или же угнали. Конечно, профессор навещал тебя в больнице. Он рассчитывал вскорости закончить раскопки и отправиться обратно в Северную Африку – вот только куда точно, у тебя вылетело из головы, поскольку как раз на той недели врач прописал тебе какие-то новые успокоительные.
С заднего сиденья такси ты бросил прощальный взгляд на свою квартирку – и попросил таксиста отвезти тебя в аэропорт.
В кармане у тебя лежала пачка драхм – несколько зарплат, которые профессор передал тебе в коричневом конверте.
В аэровокзал ты зашел прямо так – в пижаме Джорджа. Из синего хлопка с белой окантовкой. Кроме того, он снабдил тебя парой черных церковных тапочек, которые были на тебе. К тканевой подкладке левого тапочка он пришил свой новый сицилийский адрес. Халат был собственностью больницы, но он так тебе приглянулся, что тебе разрешили взять его с собой.
Тебя мало заботило, что сотрудники авиакомпании, глянув на твои пластимассовые браслеты, вызовут полицию. Они глянули только в твой паспорт и пересчитали деньки, которые ты им передал.
Ты взошел на борт самолета.
В глубине души ты чувствовал: сейчас самое время покинуть Афины, даже если тебе некуда было податься, при том что пассажиры сверлили тебя изумленными взглядами.
Глава тридцать девятая
Весь короткий перелет до Лондона ты проспал. Стюардесса разбудила тебя только после того, как самолет уже сел. Она была хорошенькая, но в голосе ее звучала явная злость, когда она настойчиво трясла тебя за плечо, силясь добудиться. На ее месте ты представил себе Ребекку. Ее глаза, глядящие на тебя по-своему. Теперь ты жалеешь, что не все рассказал тогда о своем братишке. Она бы все поняла. И помогла бы тебе все забыть.
Ты смекнул, что, как ни странно, оказался в местечке под названием Лутон – совсем рядом с Лондоном, хотя и не в самом Лондоне.
– А почему мы в Лутоне? – спросил ты у пассажира, который тоже проспал посадку и теперь собирал свои вещи.
– Я и сам не перестаю себя спрашивать, – ответил тот.
В аэропорту ты опять прикорнул. Здесь было холоднее, чем в Греции.
Рано утром тебя разбудил уборщик ямаец – он спросил, все ли с тобой в порядке. А потом полюбопытствовал, откуда у тебя такая пижама. Он угостил тебя имбирным пивом из пластмассовой бутылки. Имбирное пиво оказалось больно сладким и обжгло тебе горло. Ямаец объяснил, что имбирь хоть и жжет, зато изгоняет простуду и злых духов. После чего он снова занялся своим делом, время от времени шуруя возле тебя шваброй и тихонько посмеиваясь себе под нос.
Когда аэропорт стал мало-помалу заполняться, ты вышел наружу и попросил таксиста подбросить тебя до ближайшего отделения твоего банка. А еще ты спросил его, не найдется ли у него какой-нибудь сумки. Он заглянул под пассажирское сиденье, поднял с пола целлофановый пакет с надписью "СУПЕРМАРКЕТ ТЕСКО" и вытащил из него коробку для завтрака.