Когда часы отсчитывают последние секунды матча, я высматриваю Террелла Оуэнса - вот он спешит прочь с поля и скрывается в раздевалке, даже не пожав руку никому из "Иглз". Мне по-прежнему его жалко.
Мы втроем вываливаемся на улицу и натыкаемся на "Азиатский десант" - его издалека видно, потому что состоит он из пятидесяти индийцев, которые всегда ходят вместе и все до одного одеты в футболки Брайана Докинза.
- Ищи пятьдесят двадцатых номеров, не ошибешься, - так они обычно про себя говорят.
Я бегу навстречу Клиффу, мы хлопаем друг друга по ладоням, орем как сумасшедшие, а потом все пятьдесят индийцев принимаются скандировать:
- Баскетт! Баскетт! Баскетт!
Я вне себя от радости; я подхватываю маленького Клиффа, сажаю его себе на плечи и несу к автобусу, точно он Йода, а я Люк Скайуокер, обучающийся под его началом в системе Дагоба в середине фильма "Империя наносит ответный удар" (я уже говорил, это один из моих любимейших фильмов).
- И! Г! Л! З! Иглз! - не переставая скандируем мы, прокладывая путь через толпу, и наконец выходим на парковку за комплексом "Ваховия", где толстяки уже ждут нас с ледяным пивом.
Я без конца обнимаю Джейка, хлопаю Клиффа по поднятым ладоням, толкаю в бок толстяков и пою с индийцами. Никакими словами не передать, до чего же я счастлив.
"Азиатский десант" высаживает меня перед домом, и я прошу Ашвини не жать на клаксон, ведь уже поздно. Он нехотя соглашается, но, когда автобус доезжает до конца моей улицы и заворачивает за угол, я слышу рев пятидесяти индийских глоток:
- И! Г! Л! З! Иглз!
Не переставая улыбаться, захожу в дом.
Я уже готов к беседе с папой. После такой победы, которая к тому же обеспечивает "Иглз" первое место в дивизионе, он совершенно точно захочет поговорить со мной. Однако в гостиной никого. Ни пивных бутылок на полу, ни грязной посуды в раковине. Да что там - в доме идеальная чистота.
- Пап? Мам? - зову, но никто не откликается.
Обе машины здесь, сам видел, когда свернул с улицы к дому. Ничего не понимаю. Поднимаюсь по лестнице; тишина стоит гробовая. Заглядываю в свою спальню: пусто и кровать заправлена. Стучусь в спальню к родителям - ответа нет. Толкаю дверь и тут же жалею об этом.
- Мы с твоим отцом помирились после победы "Иглз", - говорит мама и как-то странно улыбается. - Он намерен перемениться.
Я смотрю на одеяло, которое они натянули до подбородка, и каким-то образом догадываюсь, что мои родители лежат голые.
- Этот твой Баскетт исцелил семью, - подхватывает отец. - На поле он был просто великолепен. Первое место теперь у "Иглз" в кармане, ну, я и подумал, не помириться ли с Джини.
Я все никак не могу обрести дар речи.
- Пэт, ты не хочешь пробежаться? - предлагает мама. - Хотя бы полчасика?
Закрываю дверь в спальню.
Переодеваясь в тренировочный костюм, я, кажется, слышу скрип родительской кровати, и весь дом как будто трясется слегка. Надеваю кроссовки, спускаюсь по лестнице и выбегаю на улицу. Я быстро преодолеваю парк, огибаю дом Вебстеров и стучусь в дверь Тиффани. Та открывает, она в чем-то вроде пеньюара, на лице недоумение.
- Пэт? Ты чего?..
- Мои родители занимаются сексом, - объясняю. - Прямо сейчас.
У нее глаза лезут на лоб. Она смеется.
- Сейчас переоденусь, - говорит Тиффани и исчезает за дверью.
Мы гуляем несколько часов по всему Коллинзвуду. Я болтаю без остановки, рассказываю про Ти-Оу, Баскетта, родителей, Джейка, "Азиатский десант", мои свадебные фотографии, про то, что мамин ультиматум все-таки подействовал, - про все, но Тиффани не произносит ни словечка. Когда поток слов наконец иссякает, мы просто идем по улице, долго-долго, пока не оказываемся перед домом Вебстеров. Пора прощаться.
- Спасибо, что выслушала. - Я протягиваю руку.
Я жду какое-то время, и, когда становится ясно, что Тиффани не ответит на рукопожатие, поворачиваюсь, собираясь уходить.
- Обернись, ясноглазенький, - произносит вдруг Тиффани, повергая меня в крайнее изумление: глаза у меня карие и довольно-таки тусклые. Но, разумеется, я оборачиваюсь. - Хочу тебе кое-что дать. Сейчас тебя это смутит и даже, возможно, разозлит, поэтому открой, когда придешь в хорошее настроение. Ни в коем случае не сегодня. Обожди пару дней. Вот когда будешь веселым и довольным, тогда и прочтешь это письмо. - Она достает из кармана куртки белый конверт и протягивает мне. - Убери в карман.
Я слушаюсь; Тиффани убийственно серьезна - нельзя не послушаться.
- Не буду с тобой бегать, пока не дашь ответ. Оставляю тебя подумать в одиночестве. Независимо от твоего решения запрещаю болтать о том, что ты прочтешь в этом письме. Понятно? Хоть кому-нибудь скажешь - даже своему психотерапевту, - я узнаю, по глазам пойму, и больше никогда с тобой не заговорю. - (Мое сердце вот-вот выскочит из груди. О чем это она? Борюсь с желанием заглянуть в конверт прямо сейчас.) - Подожди не менее сорока восьми часов и только тогда открывай письмо. Убедись, что ты в хорошем настроении, когда соберешься читать. А потом подумай и дай знать, что ты решил. Помни, Пэт, я могу быть очень ценным другом, но едва ли тебе захочется иметь меня своим врагом.
Я вспоминаю рассказ Ронни про то, как Тиффани лишилась работы, и холодею от ужаса.
Мне нужна только победа
- Вопрос номер один, - начинает отец. - Сколько пасов Макнабба в матче против "Сэйнтс" приведут к тачдаунам?
С трудом верится, что я в самом деле ужинаю с отцом. Мама наматывает спагетти на вилку и улыбается мне. Даже подмигивает. Поймите меня правильно, я рад, что мамин план сработал, рад сидеть за одним столом с папой, даже разговаривать с ним, - и особенно рад тому, что у родителей снова любовь. Но я же знаю отца. Всего одно поражение, и он снова примется брюзжать - вот чего я боюсь. Я беспокоюсь за маму. Но не отступать же.
- Десять тачдаунов, - отвечаю я.
Папа улыбается, закидывает в рот маленькую сосиску, с энтузиазмом жует и поворачивается к матери:
- Пэт говорит, десять тачдаунов!
- Может, одиннадцать, - добавляю просто потому, что верю в лучшее.
- Вопрос номер два. Сколько тачдаунов принесет команде Хэнк Баскетт, этот новичок, который и в драфте-то не участвовал, но уже наделал шуму?
Прекрасно помню, что по результатам пяти игр на счету у Баскетта всего один тачдаун, но, раз уж моя семья сегодня настроена на чересчур оптимистичный лад, решаю подыграть:
- Семь.
- Семь? - переспрашивает отец с улыбкой.
- Семь.
- Он говорит семь, Джини. Семь! - Отец снова поворачивается ко мне. - Вопрос номер три. В которой четверти квотербек Дрю Бриз получит сотрясение мозга оттого, что первоклассная защита "Иглз" постоянно валит его на землю и не дает уйти с мячом с линии розыгрыша?
- Хм… Это сложный вопрос. В третьей четверти?..
- Ответ неверный! - восклицает отец, качая головой с притворной досадой. - Правильный ответ - в первой четверти. Вопрос номер четыре. Когда ты наконец приведешь домой эту бабу, с которой все время бегаешь? Когда познакомишь отца со своей подружкой?
Закончив задавать вопрос номер четыре, папа отправляет в рот порцию спагетти и, причмокивая, жует. Не дождавшись моего ответа, он поднимает левую руку и чертит указательным пальцем невидимые круги, подбадривая меня: давай, говори.
- Ты видел, что Пэт нашел свои свадебные фотографии и развесил по всей гостиной? - вмешивается мама.
Ее голос слегка дрожит.
- Джейк мне сказал, что ты уже остыл к Никки, - говорит отец. - Сказал, ты теперь увлечен этой Тиффани. Нет?
- Можно я выйду? - спрашиваю маму, потому что шрам просто горит, и, если не начну колотить себя по лбу, я, наверное, взорвусь.
Мама кивает, и в ее глазах я читаю сочувствие, за которое ей благодарен.
Я тренируюсь несколько часов, пока не стихает желание бить себя.
Надев новую майку со светоотражателями, купленную недавно мамой, выхожу на улицу и бегу в потемках.
Я собирался прочитать письмо Тиффани сегодня вечером, после семейного ужина, которого с такой радостью дожидался, но теперь все переменилось. Если открою письмо сейчас, то пойду против правил, которые Тиффани доходчиво разъяснила две ночи назад. Вчера я уже почти заглянул в конверт, потому что был в отличном настроении, но все же не решился: сорок восемь часов еще не прошло.
На бегу я стараюсь думать о Никки и об окончании времени порознь - от таких мыслей всегда становится лучше. Я воображаю, что Бог решил заключить со мной пари и, если буду бежать достаточно быстро, Он вернет мне Никки, так что последние две мили из десяти я одолеваю на пределе сил, сам диву даюсь - еще ни один человек так не бегал. Я будто слышу голос Бога, Он велит последнюю милю пробежать меньше чем за четыре минуты; это почти невозможно, но ради Никки я готов попытаться. Несусь еще быстрее и уже в квартале от дома слышу, как Бог начинает обратный отсчет: "Пять - четыре - три - два…" И когда Бог говорит "один", моя правая нога опускается на первую из плит, которыми выложена дорожка к дому: я успел. Вернулся до того, как Бог сказал "ноль". Я счастлив, до невозможности счастлив.
Поднимаюсь к себе по лестнице, вижу, что дверь в родительскую спальню закрыта. Приняв душ и юркнув под одеяло, достаю из-под матраса письмо Тиффани. Делаю глубокий вдох. Открываю и читаю. И после первых же набранных на компьютере страниц меня захлестывают противоречивые чувства и острые желания.
Пэт,
прочти от начала до конца! Не принимай никаких решений, пока не прочтешь все письмо целиком! Читай его только в одиночестве! Не показывай никому! А как дочитаешь, сразу же сожги!