- Видишь ли, Харон, объяснений подмеченному тобой феномену может быть два! Если взглянуть на вещи философски, то логично предположить, что люди имеют свойство возвращаться в жизнь. Ты их доставляешь к вратам ада, а они неведомыми нам с тобой путями просачиваются обратно. Отсюда можно вывести закон сохранения количества человеческих душ в кругообороте природы…
Дядюшка Кро посмотрел по профессорски строго на слушателей:
- Второе объяснение в корне противоречит первому, не говоря уже о том, что оно много печальнее! Знакомство с глубинной сущностью человека, коллеги, всегда вызывает грусть, но мы обязаны отложить наши чувства в сторону. Считая, что человечество движется к совершенству, высокие умы заблуждались. Слава Богу, ни Кампанелла, ни Сен-Симон не дотянули до наших дней, иначе их ждало бы большое разочарование…
- А Барков, который поэт? - перебил крокодила лодочник. - Вот кто истинный философ - экзистенциалист! Тут разочарованием и не пахнет! Пока вез его через Лету, он такого надекламировал, что живым людям можно только позавидовать. Проникновенно пишет, а отдельные места так даже вышибают слезу…
- Кто любит попа, а кто попадью, - поставил его на место дядюшка Кро, наградив в придачу холодным взглядом, - не о том я! В седые времена, на Земле жили несколько сотен тысяч человек, а теперь трутся друг о друга животами шесть миллиардов! Где на всех взять душ?.. Вот в ход и идут оставшиеся от вымерших в процессе эволюции зверей и, особенно, насекомых. Поэтому, друзья мои, человечество и мельчает! Представляете, живет себе человек и не знает, что несколько миллионов лет назад он был преуспевающим кровососущим, хотя об этом можно догадаться по его повадкам… -
Лодочник пожевал в задумчивости губами и поднялся с бревна:
- Об этом надо будет хорошенько подумать…
Дядюшка Кро его остановил:
- Не спеши, Харон, нужен твой совет! У Дорофейло, - кивок в мою сторону, - не от большого ума, - кислое выражение морды, - возникли проблемы. Заскочив к нам по незнанию, вернуться обратно у него не получается…
- Ах вот оно как! - заметил перевозчик, нисколько, впрочем, этому не удивившись. - Такие вещи случаются, помнишь тех ребят с гонором, что требовали спецрейс в преисподнюю?..
- Помню, помню, - отмахнулся дядюшка Кро, - в том-то все и дело! Ты ведь сам говоришь, что много общаешься с людьми, так может кто из них упоминал в разговоре про лазейку на тот свет? Тот - в том смысле, что не этот…
Харон нахмурил высокий лоб и в задумчивости оперся на весло:
- Да нет, вроде бы никто!.. Контингент у меня не тот, знали бы лазейку, не сидели бы в моей посудине! Мысли у моих клиентов лишь об одном… - бросил он взгляд в сторону дальнего берега Леты. - Ты вот что, поговори-ка об этом с Цербером! Он хоть и собака, зато о трех головах и, что немаловажно, приставлен к вратам ада, значит кое-что мог и слышать. Если верить авторам детективов - сколько я их доставил по назначению! - самый осведомленный человек в конторе это швейцар… - Вскинул на костистое плечо весло. - Ладно, ребята, засиделся я с вами, а меня ждут…
Однако, не успев сделать и нескольких шагов, как вернулся:
- Вот еще что! С собакой поаккуратнее и особенно не удивляйтесь, он последнюю пару тысяч лет какой-то странный стал! Вергилий пса обидел, написал, что, усыпив его, Эней пробрался в преисподнюю, а тот воспринял это как личное оскорбление. Подстерег поэта, когда тому пришло время входить во врата ада, и потребовал моральной компенсации: чтобы научил его стихосложению. С той поры изъясняется исключительно гекзаметром, а в остальном, хоть и стар стал, но еще вменяем…
Произнеся эти слова, Харон повернулся и зашагал к воде. Я слышал, как, орудуя на корме веслом, он с большим чувством напевал: "я убью тебя, лодочник…".
Когда клубившееся над водами забвения марево проглотило лодку, дядюшка Кро подполз ко мне и тоном, не терпящим возражения, потребовал:
- Ну, а теперь, Дорофейло, скажи правду: что тебя сюда привело!
Вопрос был хорош, по существу, его задавал мне еще Колька. Если честно на него отвечать, то глупость и неосмотрительность. Чем еще объяснить ту беспечность, с которой я ринулся знакомиться с дядиным наследством? Ну а что заставило меня спешить, делать из этого тайну не было никакой необходимости. Пока мой рассказ касался бизнеса и сложных отношений со стариком, дядюшка Кро слушал вполуха, но стоило мне заикнуться о приглашении на обед, как аллигатор изогнулся всем телом, словно пружина, и рявкнул:
- Имя аристократа не перепутал?
Я повторил сказанное и, как ни в чем не бывало, продолжал описывать выпавшие на мою долю злоключения, но теперь с каждым словом Кро становился все мрачнее. Огромные, способные крушить кости мамонтов, скулы налились свинцовой тяжестью, в судорожных движениях мощного хвоста чувствовалось испытываемое им напряжение. Взгляд крокодила стал неподвижным и угрюмым. Я давно уже закончил говорить, а он все лежал мрачной глыбой и, казалось, этого не заметил.
Наконец тяжело вздохнул и произнес:
- Угораздило же тебя!
- А что такое? В чем, собственно, дело? - забеспокоился я не на шутку, плохо понимая чем вызвано сумрачное, если не сказать сумеречное, состояние моего друга.
- Да не в чем! - отмахнулся дядюшка Кро лишь для того, чтобы тут же добавить: - Де Барбаро - самый крупный из всех известных мне негодяев, а я повидал их на своем веку предостаточно…
И, все так же хмурясь, рассказал мне одну историю:
История, рассказанная дядюшкой Кро
на берегу вод забвения.
Прежде чем говорить как и откуда появился на земле род де Барбаро, - начал издали дядюшка Кро свое повествование, - следует вглядеться в глубину веков и поискать, не найдется ли там среди деяний человека чего - нибудь осмысленного. Если так вот по-простому рассуждать, не мог Создатель отправить его в жизнь, не дав элементарного знания о мире. Проблема эта интересовала меня всегда, поэтому я не скупился и щедро тратил время, чтобы собрать воедино отблески тех крупиц великого, что еще мерцают кое - где в шелухе человеческих будней. Люди, как ты сам убедился, и после смерти остаются людьми, им страсть как хочется поговорить о себе, а через это и о мире, в котором им выпала горькая участь жить. Среди моих собеседников попадались выдающиеся личности, но и разговор с обыкновенными прожигателями жизни оказывался, зачастую, весьма полезным для понимания устройства мироздания. В том и состоит прелесть общения, что оно дает пищу не только для ума, у кого он есть, но и для воображения, которого многим катастрофически не хватает. Все богатство и разнообразие Вселенной, как в капле воды, отражается в каждом человеке, надо только преодолеть брезгливость и хорошенько божью козявку рассмотреть. Подводя же итоги моим титаническим усилиям, было бы справедливо отметить, что на сегодня я остался единственным, кто владеет полнотой знания о тех немногих, кто выдержал отчаянную борьбу и сохранил для человечества искру божественного огня.
Открылось мне в трудах моих, что было когда-то время, когда люди обладали полнотой знания о мире и пониманием того, зачем они в него пришли. Об этом упоминали пророки Ветхого завета из тех, с кем удалось поговорить. Но даже в те седые времена многое из этого знания было уже утеряно, хотя его было все еще достаточно, чтобы дать Моисею возможность направить своих буйных соплеменников по начертанному Провидением пути. Не берусь судить о чем думал Господь, создавая людей, но могу с уверенностью предположить, что Он в чем-то на них рассчитывал. Однако, получив свободу, эти дети порока тут же позабыли о своем предназначении и принялись искать земных благ и удовольствий. В этой примитивной возне и поднятой ею пыли великое знание померкло и утратилось, а оставшиеся крохи растащили по философским учениям и религиям, где оно посверкивает изредка через затейливую дурь человеческих измышлений.
Что ж до подвижников, несших в своих ладонях божью искру, то во все времена их можно было перечесть по пальцам. Называли этих людей по-разному: на Востоке учителями и гуру, в странах Ислама суфиями, в России святыми праведниками и провидцами. Несмотря на значительные, на первый взгляд, различия, они исповедовали одни и те же ценности и строго следили за тем, чтобы недостойные великого знания не могли затесаться в их узкий круг. Из глубины веков до живущих ныне поколений дошли будоражащие воображение имена Гермеса Трисмегиста и Пифагора, к их числу принадлежат и некоторые основатели великих мировых религий. Говоря на понятном языке с современным им человечеством, они старались не дать людям погрязть в трясине материального, как и проникнуться мыслью, что только ему, материальному миру, они и принадлежат.
Но человек смертен и приходило их время покинуть мир. О нет, они этого не страшились, секрет вечной жизни будоражит лишь слабые души! Их беспокоило другое: кому передать сохраненные ценности, как избежать тянущихся к ним грязных рук. Для отбора достойных были придуманы обряды посвящения, обставленные, как того требовала традиция, мистической атрибутикой, но сводившиеся лишь к испытанию готовности неофита возложить на себя бремя великого знания. Чтобы избавить человека от сжигавших тело и душу страстей и помочь изжить сомнения, его обрекали на одиночество, месяцы и годы проводил он наедине с самим собой и своими размышлениями. Если же в редкие моменты общения испытуемый спрашивал, когда станет одним из посвященных, ответом ему были слова: "Истину нельзя дать, ее можно лишь найти внутри себя. Или не найти". Наконец наставал день, когда посвящаемого провожали с почестями в склеп и клали в мраморный саркофаг, где он должен был пережить муки умирания и, впав в полный видений сон - экстаз, отрешиться от жизни…