- Ну-с, вы, я вижу, несколько удивлены. - Мужчина сел напротив Люси, положил в свой стакан кусочек сахара и, помешивая чай ложечкой, как-то очень просто, по-домашнему продолжал: - Я вас сразу же узнал по описанию. Да и на улице признал бы: у вас яркая, запоминающаяся внешность! Поневоле позавидуешь работающему с вами сотруднику - одно удовольствие встречаться с такой красивой женщиной. - Он прихлебнул горячий чай, сломав в руке сушку, отправил кусочек в рот. - Я попросил его вызвать вас, чтобы вы нам кое-что уточнили в вашем последнем донесении. Оно датировано вчерашним числом, и не далее как вчера вечером я его и просмотрел. Да, извините, я даже не представился! Моя фамилия Серпин, я следователь по особо важным делам Объединенного главного политического управления. - Серпин раскрыл лежавшую перед ним папку, вынул из нее исписанный мелким почерком Люси листок. - Да вы пейте чаек, пейте, а то остынет! Сушку возьмите… - Он начал не спеша просматривать написанное. - Так… здесь вы описываете вашу встречу с двумя немцами, очень, очень жизненно, у вас положительно литературный талант. Дальше мельком говорите о рандеву с французом. - Серпин оторвался от чтения, посмотрел на Люси. - Скажите, а что, французы действительно такие классные любовники? Ладно, ладно - шучу! - Он снова углубился в чтение. - Вот! Нашел! Вы пишете: "На просьбу отмечать все необычное сообщаю, что два дня назад к моим соседям Телятиным (информация на них передавалась ранее) приехал из Самары некто Лукин, не то искать в Москве работу, не то просто погостить…"
Серпин отложил листок, отпил из стакана чай.
- Вот вы мне и поясните, что же такого необычного в приезде этого товарища к своим друзьям в столицу? Приехал и приехал, почему вы сочли необходимым упомянуть его в своем донесении?
Людмила Николаевна пожала плечами, достала из сумочки пачку немецких сигарет. Серпин перегнулся через стол, галантно чиркнул зажигалкой.
- Как вам сказать… - начала Люси, выпуская дым к потолку, - просто мне этот человек показался не совсем обычным. Ничего особенного в нем нет, и все же какой-то он… не как все. Я, конечно, в Самаре не была, но, думаю, там люди не такие.
- Короче, - перебил ее рассуждения следователь, - у вас возникло подозрение, что этот самый Лукин выдает себя за другого и что-то скрывает? Давайте конкретнее! Что бросилось в глаза? Что привлекло внимание?
- Хорошо одет, - Людмила Николаевна сощурилась, будто разглядывая появившегося перед ее умственным взором Лукина, - держится уверенно…
- Как-то вы странно говорите, - криво усмехнулся Серпин. Его глаза уперлись в лицо Люси, словно выискивая в нем изъяны. - Страна завершает пятилетку, растет благосостояние трудящихся, а вам кажется странным, что наш человек уверенно держится и хорошо одет. Если, к примеру, судить по нашим газетам, именно на это направлены усилия партии и правительства.
- Да, да, конечно, - заспешила Людмила Николаевна. - Я совсем не то хотела сказать! Понимаете, на улице он бросается в глаза: хорошая шляпа, иностранное пальто, очень добротный костюм. Да, и сигареты курит французские - "Голуаз". И вы знаете, по-моему, он понял этакую свою экстравагантность и теперь ходит в простенькой рабочей блузе…
- Так, что еще? - Серпин пометил что-то в записной книжке. - Рассказывайте, Людмила Николаевна, рассказывайте! Как на духу. Мы же с вами свои люди, стесняться нечего. Может быть, настораживают какие-то интимные подробности? Например, в момент экстаза прорвалось что-то на иностранном языке. Время, Людмила Николаевна, такое жестокое досталось нам время - мы должны знать все, чтобы уберечь государство от врага.
- Да вроде ничего больше и нет… - помялась Людмила Николаевна. - В остальном обычный, правда, видный мужчина.
- Возраст? Как выглядит? О чем говорил с этими вашими, - Серпин сверился с бумажкой, - с Телятиными?
- Слегка за сорок. Довольно высокий, волосы темные с проседью, черты лица правильные, нос с горбинкой. Говорили, я слышала, о театре…
- Все? - Следователь тяжело в упор посмотрел в глаза Люси, поднялся из-за стола. Отойдя к окну и глядя куда-то на улицу, голосом злым и резким он продолжал: - Ты, сука, проболталась, а теперь на попятную? "Ничего не знаю, оставьте меня в покое!" Как бы не так! За марафетом, кокаинчиком с морфинчиком на брюхе ползешь. Валюту от государства утаиваешь. Да знаешь ли ты, шпионская подстилка, какое у нас на тебя дело?! Нет, тут СЛОНом не отделаться, тут тянет на вышку! Что, снюхалась с ним, переспала? Отвечать, когда тебя спрашивают!
Людмила Николаевна не отрываясь смотрела в полную, обтянутую френчем спину Серпина, не в состоянии произнести ни звука. Губы ее тряслись, в глазах стояли слезы. Она попыталась закурить, но пальцы не слушались. Серпин как ни в чем не бывало вернулся к столу, присел, посмотрел на Людмилу Николаевну почти ласково.
- Так о чем мы с вами сейчас говорили? - Он разломил в руке сушку, принялся жевать, звучно прихлебывая чай. Перегнувшись через стол, ободряюще похлопал женщину по руке. - Ну что вы, что вы, возьмите себя в руки! Все не так плохо, как вам кажется… все гораздо хуже. Мы вас ценим, и пока вы с нами дружите, - помните, как в детстве? - с вами ничего не случится! Ведь и всего-то надо - вспомнить пустяк: что он такого наговорил или сделал? Ну же!
Людмила Николаевна всхлипнула, утерла покрасневший носик платочком, отпила глоток успевшего поостыть чая.
- Я… я пришла к нему ночью. Знаете, как-то не спалось…
- Ну конечно, конечно, - подбодрил ее Серпин, улыбаясь и скептически кривя бровь. - Он, надо понимать, отказался, чем оскорбил в вас женщину. Неплохо придумано, но не пройдет. К тому же он ведь действительно вас обидел, предпочтя эту вашу соседку? А такие вещи женщины не прощают, не правда ли? С его стороны это очень и очень опрометчиво.
- Откуда вы знаете? Вы за ним следите?
- Вы же сами вчера сказали по телефону нашему сотруднику, что, скорее всего, они вместе в театре и, поскольку в квартире никого нет, он может зайти за донесением. Конечно, он заставил прийти вас саму, но эту информацию передал мне вместе с вашей бумажкой. Видите, все очень просто, надо только уметь слушать и делать выводы.
Людмила Николаевна потупилась, промолчала.
- Он хотел, чтобы я с ним уехала в Париж, - продолжала она после паузы.
- Ну, дорогая Людмила Николаевна, это уже из области легенд! Вот, оказывается, в чем дело! - Серпин вдруг стукнул себя ладонью по лбу, прищелкнул пальцами. - Вы в него втрескались. Ну не отрицайте, я же вижу, что влюбились и поэтому выгораживаете. А он меж тем крутит шашни с Телятиной. Что, разве не так? Как человек я вас понимаю - надежда умирает последней. Ах, Париж - белая акация, цветы эмиграции! Только все это в прошлом. Лукин уже никуда отсюда не уедет, а вы, если будете умницей, можете! Вы, Людмила Николаевна, себя недооцениваете, а между прочим, такие люди нужны нам не только здесь, но и за границей. Прекрасное воспитание, два языка, красавица, каких мало… Я, пожалуй, смогу позаботиться о вашей карьере. Место в посольстве или жена преуспевающего дипломата…
- Он живет с Анькой, - Людмила Николаевна закусила губу, - я сама видела, как он от нее утром выходил!..
Серпин счел за лучшее промолчать. Жадно затягиваясь, Людмила Николаевна докурила сигарету, длинными пальцами с кроваво-красным маникюром раздавила окурок в пепельнице. Небо над крышей ближайшего дома было удивительно голубым. Ей вдруг показалось, что она стоит на ступенях церкви Сакрекер, а внизу раскинулся Париж: дома, лабиринты улиц, крыши, море крыш под голубым осенним небом.
- Как-то на днях… - сказала Людмила Николаевна севшим, утратившим окраску голосом и замолчала. - У нас в дальнем конце коридора, - продолжала она, - сосед повесил вырезанный из "Огонька" портрет Иосифа Виссарионовича. В тот день он пришел, постоял у входной двери, вглядываясь в него, потом сделал так.
Людмила Николаевна встала и, вскинув руку, прицелилась из пальца, будто из пистолета, навела этот воображаемый пистолет на Серпина:
- Бах!
- Что ж, - усмехнулся следователь ОГПУ, - это уже что-то!..
На обратном пути со склада лесоматериалов Лукин попросил шофера проехать мимо дома Телятиных. Не заходя в квартиру, он поднялся по черной лестнице на чердак, раздвинул кучу хлама и извлек на свет черный тубус. Секунду подумав, Лукин открыл его, вынул оптический прицел и спрятал его в том же тайнике, потом вернул крышку тубуса на место и спустился к машине. Лениво поджидавший его за рулем полуторки флегматичный шофер не обратил на тубус никакого внимания. Минут через двадцать машина, гремя разбитой подвеской, подъехала к театру. Лукин перетаскал доски в мастерскую, сложил их поверх тубуса штабелем у стены. Наведавшийся к обеду Акимыч нашел его за работой. Критически оглядев приобретение, он поцокал языком:
- А с досками-то тебя, паря, надули. Вона, одни сучки. Нет в тебе хозяйского глазу!