- "Подписку"! - передразнил Ващенко. - Может, у тебя еще и награды есть секретные, которые ты тайно под пиджаком носишь?
- Может, и есть! - ответил Николай Николаевич. - Только тебе об этом знать не положено.
- Портянки ты нюхал! - с презрением сказал Ващенко, желая как можно сильнее уязвить Дубко. - Врач-организатор хренов, ничего не знаешь, ничего не умеешь, только хвастаться горазд.
- Это я ничего не знаю?!
- Ты …, не я же!
- Ах ты, доцент …!
- Ты сначала стань доцентом, а потом выступай! Диссертацию защити… Да куда тебе, убогому. У тебя ж всего одна извилина, и то круговая! От фуражки!
- Да я тебя, доцентишку…
Дубко начал приподниматься со стула, но Ващенко ударил первым. Перехватил бутылку за горлышко и со всего размаха стукнул оппонента по лысине.
Ващенко был сильно пьян и не имел опыта в подобных делах, поэтому и не рассчитал - удар пришелся вскользь и не смог остановить настоящего мужика, страшного в своем беспощадном гневе. Дубко схватил Ващенко за грудки и потянул на себя, но рывка не получилось. Ващенко отшатнулся назад и ударил Дубко кулаком в лицо (бутылку он выронил). Попал, воскликнул на радостях что-то залихватски-победительное и ударил еще раз. И снова попал. Разъяренный Дубко резко толкнул вперед стол, за которым они сидели. Стол толкнул Ващенко и сбил его со стула на пол. Дубко схватил за хвост одну из несъеденных чехоней, подскочил к Ващенко, уселся на него и принялся охаживать его рыбиной. Ващенко попытался освободиться, но не смог - стокилограммовую тушу стряхнуть с себя трудно. Кровь, текшая из рассеченной брови, заливала лицо Николая Николаевича, добавляя ему ярости. Хорошо еще, что Ващенко смог прикрыть лицо и голову руками…
Яростные схватки обычно недолги. Очень скоро Николай Николаевич устал и прекратил издеваться над Ващенко и чехонью, совершенно не предназначавшейся для подобных целей. Сразу же за усталостью пришло просветление и относительное протрезвление. Николаю Николаевичу стало ясно, что происходит нечто нехорошее и недостойное. Он отбросил в сторону рыбину, кряхтя встал на ноги, помог подняться стонущему Ващенко и спросил у него:
- Что это на нас нашло?
- … его знает, - после небольшой паузы ответил Ващенко. - Ты же первый начал! Вот скажи - зачем ты на меня набросился?
- Я?! - изумился Николай Николаевич. - Ты же меня первый ударил!
- Ты попер - я защищался. Кто первым начал?
- Ладно, без разницы. - Дубко решил прекратить выяснение, опасаясь, как бы оно не привело к новой драке. - Оба хороши…
- Хороши, - согласился Ващенко. - А может, это водка? Ты водку где покупал?
- В супермаркете, - ответил Николай Николаевич. - Так мы же ее уже в прошлый раз пили - и ничего такого не было… Может, с рыбой твоей что-то не то?
- Может, - согласился Ващенко, поднимая с пола бутылку, в которой осталось всего ничего. - А еще выпить есть?
- Есть! - Николай Николаевич полез в свой объемистый портфель и вытащил из него последнюю из принесенных бутылок. - Только давай сначала себя в порядок приведем…
Во всех врачебных кабинетах есть кран с водой и раковина. Доктора ведь только тем и заняты, что постоянно моют руки. Кое-как отряхнувшись и освежившись, то есть поплескав в лицо водой, Дубко и Ващенко снова сели за стол.
На пол оказались сброшены только пустые тарелки и банка из-под огурцов (хорошо еще, что не разбилась). Закуска - чехонь и хлеб - уцелела.
- Давай выпьем мировую, - предложил Николай Николаевич, наполнив стопки. - Выпьем и забудем. По-мужски.
- Давай, - согласился Ващенко.
Выпили, но на этот раз как-то не пошло. Ващенко просто продрало по горлу, а вот Николаю Николаевичу резко поплохело. Затошнило, замутило, дыхание сперло. От срочно принятой "лечебной" рюмки стало еще хуже. Увидев страдальческую мину на лице друга, с которого так толком и не смылась кровь, Ващенко предложил пригласить кого-нибудь из дежурных докторов, но Николай Николаевич отказался.
- Сюда к тебе приглашать только лишний раз палиться, - сказал он, оглядывая хаос, царящий вокруг, с таким неодобрением, словно сам не участвовал в его создании. - Я пойду в приемное, а ты тут приберись. Если все будет нормально, вернусь чайку на дорожку выпить.
- Ты, Коль, обязательно возвращайся! - попросил Ващенко. - Чай - это святое. У меня где-то пастила должна быть.
- Вернусь! - пообещал Дубко и ушел…
Алексей Иванович окружил Николая Николаевича такой заботой, что тот даже немного опешил. Николай Николаевич думал, что его послушают (в смысле - послушают, как он дышит и как бьется его сердце), снимут кардиограмму, а затем дадут таблетку (как вариант - сделают укол) и отпустят. Можно будет вернуться к Ващенко и побаловаться чайком, до которого Дубко был великий охотник. Водочку он, конечно, уважал больше, но и за чаем признавал определенные достоинства, особенно если заварить покрепче.
Но не тут-то было. Анализами крови и мочи да кардиограмммой Алексей Иванович не удовлетворился. Вызвал невропатолога, для того чтобы исключить мозговые дела (а ну как инсульт или сотрясение мозга?). Дежурный невропатолог с учетом статуса пациента и степени его опьянения решил подстраховаться и пригласил заведующего нейрохирургическим отделением Спивака, никогда не уходящего с работы раньше девяти вечера.
В больнице было принято считать, что Спивак трудоголик, беззаветно преданный нейрохирургии, и перестраховщик, вникающий в любую мелочь и старающийся все держать под контролем. На самом же деле Спивак старался ограничить до минимума общение со своей женой, вот и приходил домой как можно позже, чтобы наскоро поужинать и лечь спать. Разводиться ему не хотелось - он любил своих детей, сына и дочь, да и не факт еще, что следующая жена окажется лучше прежней.
Разумеется, понадобилась обзорная рентгенография черепа в двух проекциях - спереди и сбоку. По дороге в рентгенкабинет Дубко пожаловался на боль в шее. Заодно сделали и рентгенографию шейного отдела позвоночника в трех проекциях и рентгенографию грудного отдела позвоночника в двух проекциях, потому что имели место и жалобы на боли в груди.
- Я ж после ваших облучений импотентом стану! - возмущался Дубко, но все же позволил "сфотографировать" себя со всех сторон.
Попутно он поделился с дежурным рентгенлаборантом Бирюковым своими впечатлениями от смешения различных алкогольных напитков.
- Портвейн на шампанское - это нечто! С одной стороны, на душе приятно, а с другой - как-то печально. Непередаваемое ощущение. Вроде бы как сознаешь, что у тебя все хорошо, и даже радуешься этому, а с другой стороны, чувствуешь себя одиноким, всеми забытым и никому не нужным старым пердуном! А как славно ершить горилкой светлый лагер! Такой ерш не просто вдохновляет, а буквально окрыляет!
Казалось - кто бы мог ожидать от Дубко подобной тонкости в наблюдениях, а вот же.
По завершении обследования Алексей Иванович предложил Дубко остаться до утра в приемном отделении. Для динамического наблюдения за состоянием и небольшой "промывки" организма при помощи капельниц и мочегонного. Николай Николаевич подумал и согласился.
Он начал задремывать под капельницей, когда в палату к нему явился незнакомый коренастый мужчина лет тридцати в черном костюме и темно-серой водолазке. В левой руке мужчина держал куртку, сложенную подкладкой наружу. Поздоровался, не спрашивая разрешения, придвинул к кровати стул, сел, положил куртку на колени, достал из кармана удостоверение в вишневой обложке с гербом и представился. Звания и должности незваного гостя Николай Николаевич не запомнил, точнее - толком не расслышал, потому что от пережитого в голове малость шумело, а уши слегка заложило, но переспрашивать не стал, а только спросил:
- Чем обязан?
- Я по поводу ваших телесных повреждений, - ответил гость, доставая из внутреннего кармана блокнот и ручку. - Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах вы их получили.
- Пустяки, дело житейское, - совсем как Карлсон, ответил Николай Николаевич. - Нечего рассказывать…
- То есть бытовуха, - уточнил гость. - И кто же это вас?
- Да какая разница… - попытался увильнуть от ответа Николай Николаевич.
- Большая, - ответил гость. - Поступил официальный сигнал, я должен выяснить детали. Поэтому давайте не будем терять время. Рассказывайте, я жду…
Чтобы отвязаться, Николай Николаевич рассказал все как было. С подробностями, чтобы гость понял - дело выеденного яйца не стоит, так, обычные трения между друзьями. С кем не бывает…
Гость слушал, записывал, иногда задавал уточняющие вопросы. Под конец спросил, будет ли Николай Николаевич писать заявление.
- Какое заявление? - не понял Дубко.
- По факту нанесения вам телесных повреждений. Дело-то не такое простое, раз вы сейчас под капельницей лежите…
Дубко разволновался, повысил голос, заявление писать наотрез отказался.
- Не волнуйтесь, вам вредно, - сказал гость и ушел.
Откуда бдительным стражам правопорядка стало известно о происшедшем, Дубко как-то не подумал. Обрадовался, что избавился от въедливого визитера, и снова задремал. Он и подумать не мог, что в полицию позвонил доктор Боткин. И не из вредности (вредности у Боткина не было ни на грош), а по долгу службы, выполняя то, что обязан был выполнять. Существует приказ о том, что врач, заподозривший причинение вреда здоровью пациента в результате совершения противоправных действий, должен телефонограммой сообщать об этом в органы, а следом направлять письменное извещение. Что Алексей Иванович и сделал. Без сомнений и колебаний, с полной уверенностью в собственной правоте.