После дождей с мокрым снегом ноябрь решил порадовать (или, правильнее сказать, побаловать?) москвичей погожими солнечными днями. Ольга Борисовна наслаждалась погодой, прогулкой и, в какой-то мере, обществом Боткина, напомнившего ей одного из робких кавалеров школьных времен. И вообще, во всем этом свидании было что-то школьное, подростковое. Взрослые все-таки больше тусуются по кабакам и клубам, это безденежные или малоденежные подростки склонны к долгим прогулкам. А с другой стороны - что плохого в этих прогулках? Одно только хорошее. Калории сжигаются, организм получает легкую приятную нагрузочку, на людей посмотреть можно и себя показать.
Впрочем, показывать особо было нечего. На что-то пафосно-шикарное Ольга Борисовна не рассчитывала, поэтому оделась просто - свитер, джинсы, короткая стеганая куртка, высокие ботинки-мартенсы. Сумку тоже взяла под стать - холщовый мешок с принтом. Джинсы были сине-голубыми, а свитер, куртка и ботинки - вишневыми, почти совпадающими по тону. Перчатками Ольга Борисовна пренебрегла, перчатки она носила только в морозную погоду.
У подобного прикида, при всей его невзыскательной простоте, был один существенный плюс - он молодил. Как минимум лет на пять. Не то чтобы Ольга Борисовна сильно комплексовала по поводу своего возраста (тридцать с маленьким хвостиком это совсем не возраст!), но тем не менее, тем не менее…
Боткин тоже был в джинсах и куртке, только в кожаной. То ли праздника ради (первое свидание - это всегда праздник, вне зависимости от того, последует ли за ним второе), то ли просто так он обмотал шею длинным радужно-разноцветным шарфом, концы которого развевались по сторонам. "У Айседоры Дункан шарфик небось был покороче", - подумала Ольга Борисовна. Боткину, надо сказать, шарфик шел, в сочетании с бородой придавал его облику нечто богемное, делал его похожим на художника откуда-нибудь с Монмартра.
- Просто гуляем, - ответил Боткин. - Но и цель тоже есть, на Чистых прудах. Знакомясь с Москвой, я совершенно случайно набрел на одно милое заведение, этакая таверна в старом стиле, ну прямо как из "Острова сокровищ"…
- Пьяные мужики стучат кружками по столу и курят вонючие трубки с сигарами, - прокомментировала Ольга Борисовна. - А одноногий инвалид играет на аккордеоне…
- В "Острове сокровищ" не было никакого аккордеона, - робко возразил Боткин.
- Может, там еще и одноногого Сильвера не было?
- Сильвер был.
- То-то же! - победительно улыбнулась Ольга Борисовна. - Я же все помню, хоть и читала еще в детстве.
Сраженный ее логикой, Боткин умолк, а потом вдруг принялся объяснять, что Джон Сильвер, которого переводчик назвал "квартирмейстером", на самом деле был командиром пиратского десанта. Ольга Борисовна делала вид, что слушает, даже время от времени округляла глаза: "Да ну, в самом деле? Ах, как интересно!" Боткин вдохновился и с Сильвера перескочил на Стивенсона, автора "Острова сокровищ", затем вспомнил какую-то бутылку с чертом, которую непременно надо продать дешевле, чем купил, но тут Ольге Борисовне надоело, и она прибегла к испытанному способу переключения мужского внимания - остановилась, слегка развела руки в стороны, словно желая обнять весь мир, но не решаясь это сделать, и прочувственно сказала:
- Хорошо-то как! Не помереть бы от счастья!
- И впрямь хорошо, - согласился Боткин, широко улыбаясь. - Хороший город - Москва!
- Неужели? - усомнилась Ольга Борисовна.
- Хороший! - убежденно повторил Боткин. - А в… ты разве так не думаешь?
- Москва - удобный город. С коммунально-бытовой точки зрения. Метро, вода в кране, электричество, товарное изобилие, работу хоть какую всегда найти можно… Это все так. Но хорошим городом я бы Москву не назвала. Она недружелюбная, суетливая, выматывающая. Иногда я прямо физически ощущаю, как город пьет из меня силы. Город-вампир. И это с учетом того, что я родилась в Москве, и родители мои родились в Москве и даже кошка у нас была москвичка…
- Это как? - не понял Боткин. - Породистая какая-нибудь, с паспортом и родословной?
- Нет, самая обычная, только не с дачи привезенная, а дочь соседкиной кошки! - рассмеялась Ольга Борисовна. - Коренная, можно сказать, москвичка, а город свой не люблю. Но отдаю ему должное и ценю. Не без этого. В то же время я не мечтаю жить в какой-нибудь глуши, знаю, что жить там не смогу.
- А где бы хотелось жить? Так, чтобы все нравилось? - серьезно, без тени улыбки, спросил Боткин.
- Не знаю. - Ольга Борисовна действительно не знала, где бы ей хотелось жить. - Наверное, в каком-нибудь городе помельче, но не в захолустном, конечно… Не знаю. Может быть, в Мышкине?
Предположение было высказано исключительно забавы ради, чтобы лишний раз смутить Боткина. Его было очень приятно смущать, такого искреннего, непосредственного и совершенно не умевшего притворяться. Забавно, совсем как в "кошки-мышки" играть.
- В Мышкине у нас не просто хорошо, а замечательно! - Боткин проглотил наживку, не поняв, что это была наживка. - Только вряд ли тебе там понравится. У нас темп жизни совсем другой, размеренный, немного даже сонный, московского товарного изобилия нет, и хорошо оплачиваемую работу найти трудно. Но есть в нашем Мышкине своеобразная прелесть. Он уютный, выйдешь на улицу, а все равно чувствуешь себя, как дома. В Москве, конечно, иначе. Выйдешь за больничную территорию - и уже все, улица.
- А больница, значит, дом родной? - усмехнулась Ольга Борисовна.
- Конечно, - ответил Боткин.
Ну что за удовольствие играть с таким простодушным человеком в "кошки-мышки"?
- Скажи-ка, а почему ты решил стать врачом? - полюбопытствовала Ольга Борисовна. - Призвание имеешь или чей-то пример увлек? Или еще какие-то соображения?
- Из эгоистических соображений, - не раздумывая, ответил Боткин.
От удивления Ольга Борисовна споткнулась на ровном месте, была крепко подхвачена под локоть и отпущена сразу же после восстановления равновесия. Боткин явно был не из тех, кто распускает руки при малейшей возможности. Из эгоистических? Ничего себе ответ! Где эгоизм, а где Алексей Иванович Боткин? Или он так искусно притворялся, а сейчас начал понемногу раскрываться?
- На эгоизме прошу остановиться подробнее, - сказала Ольга Борисовна. - Очень любопытно.
- Мне всегда хотелось заниматься делом, от которого на душе радость, - ответил Боткин, - вот я и стал врачом. Поэтому я очень смущаюсь, когда меня благодарят или хвалят, ведь я работаю для собственного удовольствия, и чем больше работаю, тем удовольствия больше. А разве может быть иначе? Из-под палки почтальоном можно работать, наверное, да и то вряд ли, а врач должен любить свою работу, иначе зачем это все. Вот ты разве не из любви к процессу работаешь?
Из любви к процессу Ольга Борисовна занималась совсем другими делами, но опровергать, возражать и дискутировать не хотелось, поэтому она молча кивнула. Из любви, из любви, будь она неладна. Так люблю свою работу, что она, проклятая, даже ночами снится.
Работа и впрямь снилась время от времени и всегда в негативном ключе, в каком-то миноре. То вызовет Виктория Васильевна и начнет чихвостить, не поймешь за что, то снимут с заведования и переведут в терапию простым врачом, то премии лишат. Но чаще всего Ольге Борисовне снилось, что все врачи приемного отделения вдруг, в одночасье, уволились и ей пришлось поселиться в кабинете, работая за всех без выходных, в режиме "нон-стоп". Хоть бы раз приснилось, как ее назначили главным врачом! Нет, все время снится хрень какая-то.
- Ну… вроде того, - покривила душой Ольга Борисовна. - Заведование, правда, радости не добавляет.
- Это - да, - сочувственно вздохнул Боткин. - Руководить тяжело, отвечать за других тяжело… Но представь, каково Виктории Васильевне или главному врачу. Вся больница на них!