Боткина, живущего при больнице, точнее - в больнице, можно было пригласить для разговора и в его выходной, но среди немногочисленных принципов Виктории Васильевны был и такой, согласно которому не стоило "дергать" подчиненных в нерабочее время без крайней на то нужды. Поэтому Боткин был вызван в день очередного своего дежурства, и замещала его на приеме заведующая отделением, не знавшая причины вызова и оттого немного терзаемая любопытством. Заместитель главного врача по медицинской части не вызывала подчиненных к себе без повода или по пустякам. Для разговоров по душам и обмена сплетнями у Виктории Васильевны имелись в больнице две задушевно-заклятые подруги - главная медсестра Лариса Игоревна и заведующая аптекой Галина Владимировна, люди соответствующего уровня, своего, так сказать, круга, принадлежащие к больничной элите. Галина Владимировна, менявшая по сезону не только одежду, но и автомобили - зимой она ездила на белом "Ниссане Кашкай", а когда снег и лед сходили с дорог, пересаживалась на белую же "Октавию". Считалось, что своим бросающимся в глаза благосостоянием Галина Владимировна обязана сыну, владельцу мебельного магазина в Мытищах. Но это была официальная версия. На самом же деле и Галина Владимировна, и ее сын вместе с семьей и хронически убыточным магазином, и ее дочь, студентка Первого меда, существовали (и довольно неплохо, надо сказать, существовали, дай бог каждому) на побочные доходы от аптеки. Если иметь голову на плечах и благословение небес, то есть одобрение главного врача, то из любой больничной аптеки можно сделать настоящую сокровищницу Аладдина, из которой сколько ни черпай, все равно не убудет.
- Что там случилось? - первым делом поинтересовалась Ольга Борисовна, когда Боткин явился к ней в кабинет доложить, что вернулся в отделение.
По его сконфуженному виду было ясно, что что-то точно "случилось". Вообще-то Боткин конфузился часто, по нескольку раз в день, но Ольга Борисовна уже научилась разделять эти конфузы по уровням или, лучше сказать, степеням. Сейчас Алексей Иванович отходил от конфуза значительного, явно первой степени.
- Ничего не случилось, Ольга Борисовна. Просто Виктория Васильевна решила принять дальнейшее участие в моей судьбе…
- Дальнейшее? - удивилась Ольга Борисовна. - А что, она уже принимала участие?
- Ну как же! - удивился в ответ Боткин. - А кто же меня пригрел и приютил, как не она? Сразу приняла на работу, да еще и вошла в мое бедственное положение…
- Я в курсе, - снова перебила Ольга Борисовна, так и не поняв до конца - всерьез ли Боткин считает Викторию Васильевну своей благодетельницей или же так тонко издевается.
- А сейчас Виктория Васильевна решила поспособствовать моей карьере…
Ольга Борисовна скорей бы могла предположить, что Виктория Васильевна способна загубить карьеру доктора Боткина, нежели ей способствовать. О коварном плане "выжимания" Алексея Ивановича на заведование ей ничего не было известно. Виктория Васильевна не делилась без нужды своими планами с подчиненными и ничего им не объясняла. Всяк сверчок да знай свой шесток.
- …предложила мне должность заведующего отделением…
Ольгу Борисовну словно током ударило.
- …но я отказался, - продолжал Боткин, не заметивший, как изменилось выражение лица заведующей отделением; впрочем, особо замечать было нечего, Ольга Борисовна умела владеть собой. - Надеюсь, что она не сильно обиделась. Ольга Борисовна, а вы случайно не в курсе, какой размер руки у Виктории Васильевны?
"Обручальное кольцо он, что ли, собрался заказывать?" - подумала Ольга Борисовна. Мысль была дикой, но жизнь иной раз подкидывает и не такие сюрпризы.
- Не знаю, - задумалась она, глядя на свою руку. - На размер больше моего, наверное. Да, скорее всего седьмой… или семь с половиной. А вам, собственно, зачем?
- Хочу отблагодарить Викторию Васильевну за доброе отношение, - не стал запираться Боткин. - Не деньги же ей предлагать. Я уже спрашивал в письме у мамы…
Ольга Борисовна ущипнула себя правой рукой за левую, чтобы убедиться в том, что она не спит, а бодрствует. Он не только по старушкам специализируется, но еще и разрешения в письме у мамы спрашивает. Вот уж действительно в тихом омуте черти водятся, да еще какие ушлые черти! Стоп, но Виктория, кажется, замужем… впрочем, какая разница, не в средневековой Англии живем, развестись проще простого. Нет, это невозможно!
- …мама ответила, что можно. У нее еще осталось немного шерсти от нашей Маньки. Для себя берегла, но раз уж такое дело…
"Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой…" Этими словами Лермонтова можно было описать не только Бородинскую битву в самом ее разгаре, но и то, что творилось в голове Ольги Борисовны. Размер руки… Мама… Шерсть от Маньки… Ну, если уж Боткину предлагают заведование, то чего еще можно ожидать?
- Мама вяжет замечательно. Те, кто видит ее вязку впервые, не могут поверить, что это не машинная, а ручная.
- Так вы хотите Виктории Васильевне перчатки связать? - догадалась Ольга Борисовна, и рациональное сразу же одержало верх над хаосом как в ее голове, так и в окружающем мире.
- Мама свяжет, - поправил Боткин. - Из козьей шерсти. Наша коза, Манька, имела замечательную шерсть, шелковистую, блестящую… Маньки уже нет, - последовал печальный вздох, - а шерсть осталась.
- Съели Маньку, а теперь жалко? - поддела Ольга Борисовна.
- Да что вы говорите! - отшатнулся Боткин. - Как можно члена семьи съесть?! Что мы - изверги? Умерла Манька своей смертью, от старости, совсем немного до пятнадцати лет не дотянула. А вы говорите - "съели"!
- Да пошутила я, - призналась Ольга Борисовна. - Только вы, Алексей Иванович, маму понапрасну не напрягайте и шерсть заветную не расходуйте. Не будет Виктория Васильевна вязаные перчатки носить. Она и кожаные-то не всякие наденет.
- Жаль, - вздохнул Боткин. - Так хочется ее отблагодарить…
- Вы так и не рассказали, за что именно, - напомнила Ольга Борисовна. - Какое отделение она вам предложила возглавить. Надеюсь, что не наше?
Боткин, простая душа, выложил все с подробностями. Ольга Борисовна сразу же поняла подоплеку. Не такой человек была Виктория Васильевна, чтобы по доброте душевной заниматься протекционизмом. Да и кого еще протежировать-то? Доктора Боткина? Эту мину замедленного действия?
- Напрасно, наверное, вы отказались, Алексей Иванович. Не жалеете?
- Нет. - Судя по глазам, Алексей Иванович говорил правду, да и вообще, как уже успели убедиться все, он вроде бы никогда не врал. - Не жалею. Что бы я там делал? Там же ведомственная клиника, все небось со степенями, с регалиями… Потом еще там есть платная медицина, а я в платной медицине никогда не работал, и если уж начистоту, то просто представить не могу, как больному за лечение счет выписывать! А ведь может быть и хуже, может, придется отказать кому-то в помощи, потому что у него денег не хватит. Я так не смогу, это же - трагедия!
- Никакой трагедии, - заметила Ольга Борисовна. - Нет денег на платную медицину - лечись по полису бесплатно. На улице у нас никто не помирает, всех госпитализируем. А то вы этого не знаете!
- Это для меня - трагедия, Ольга Борисовна. Как я могу, будучи врачом, отказывать кому-то в лечении, если оно показано? Как мне потом жить с этим? Как себя уважать?
- Ну вы перегибаете… - скривилась Ольга Борисовна. - Драматизируете, честное слово. Что ж, по-вашему, в платных клиниках одни негодяи работают?
- Нет, конечно! - запальчиво возразил Боткин. - Почему - негодяи? Наоборот, герои. Представляю, как им тяжело…
"Ну и пополнение у нас в этом году, один другого краше, - думала о своем Ольга Борисовна, пока Боткин разводил философию насчет платной медицины. - Сколько проблем с ними…"
Пополнение и впрямь не радовало. Чудик-диверсант Боткин, он же - доктор Мышкин, непризнанный гений Семаков и отставной майор медицинской службы Ваганов, грубиян, каких и в шестьдесят пятой больнице поискать надо было. Доктор Семаков считал себя гениальным писателем, которого преследует злой рок. Лет десять, если не больше, пытался он опубликовать роман "Марат и его бригада", рассказывающий о буднях "Скорой помощи". Носился с ним по редакциям, отправлял на различные конкурсы, искал подходы к нужным людям, но тщетно - публиковать "Марата" никто не брался. Из-за этого Семаков вечно ходил унылый и работал спустя рукава, рассеянно, то и дело допуская различные косяки, хорошо еще, что не очень крупные. То сопроводительный талон потеряет, то инфаркт двухдневной давности под видом пневмонии в терапию запулит, то напишет хирургам такую консультацию, что назавтра поутру все доктора на пятиминутке со смеху помирают. А Ваганов, что называется, "рубит фишку на лету", работает четко, грамотно, быстро, но с народом общается грубо, как привык в своей гарнизонной поликлинике. Тыкает походя, покрикивает: "шевелись-поворачивайся" и "давай-давай", ругается по любому поводу, да так, что уши не просто вянут, а скукоживаются. Недели не проходит, чтобы кто-то не пожаловался. Хорошо, что пока все жалобщики приходили к Ольге Борисовне да Виктории Васильевне. А ведь рано или поздно кто-нибудь напишет в департамент, и тогда… Хотя Ваганов клятвенно обещал Ольге Борисовне исправиться, умерить свою брутальность и начать хотя бы обращаться к больным на "вы" и бросить это свое "шевелись-поворачивайся". Уже кое-что.