- Господи, как мне все это надоело! - ругнулся Якушев, сам не зная на кого - на девочку, так не вовремя возникшую у него на дороге, на себя ли, или на фельдшерицу Анну Ивановну, но, проходя мимо, крикнул все-таки в сторону приемного покоя: - Я сейчас зарплату иду получать. Пусть сидят, ждут. А может, и Дмитрий Сергеевич скоро освободится!
- Подождут, подождут! Куда им деваться! - ласково прокричала вслед Анна Ивановна, в то время как Якушев подошел к заветной бухгалтерской двери. На удивление, она была приоткрыта и навстречу Якушеву из нее выпорхнули две пичуги-сестрички с тоненькими пачками денег в руках. Собственно, даже не пачками, а так, несколькими бумажками.
"Сотенными дают", - успел заметить Александр Петрович и бочком протиснулся внутрь. Был он хоть и довольно высок и не подкачал статью, а в бухгалтерию все ж таки, как многие, входил осторожно, стараясь не стукнуть дверью - так приучила всех уважать свое учреждение главный бухгалтер больницы - могутная, полная дама с золотыми передними зубами и платинового оттенка прической. Сейчас она собственной персоной восседала за ближайшим к двери столом - здесь обычно и выдавали зарплату.
- А-а! Александр Петрович! - Завидев хирурга, Татьяна Сергеевна сверкнула золотым зубом и навалилась спелой грудью на стол, листая ведомости. Быстро отыскав нужную строку, протянула она Якушеву ручку для росписи и стала ловкими движениями пальцев отсчитывать деньги. Бумажки промелькнули в ее руках за секунду. В глазах Александра Петровича выразилось недоумение.
- Это зарплата, - пояснила ему бухгалтер. - А отпускные получите после отпуска. Или в следующий аванс.
- Я сегодня уезжаю на месяц! - загудел как труба Александр Петрович. - У меня в шесть часов автобус!
- Вот и поезжайте на здоровье! - Бухгалтер ловко свернула и убрала подальше ведомости. - Вернетесь - тогда и получите!
- Да мне деньги сейчас нужны! - возмутился хирург. - Сами посмотрите - что это за зарплата! - Он выставил перед бухгалтером жалкие гроши.
- Не я ведь ее устанавливаю! Из администрации района пришло указание - выдать только зарплату. На отпускные всем денег в бюджете не хватит! - Бухгалтер не очень-то жаловала Якушева, потому что по своим личным надобностям обращалась за помощью не к нему, а к заведующему отделением Бутыркину, старому врачу, всю жизнь проработавшему в их больнице. На Якушева и уж тем более на совсем молодого их коллегу Дмитрия Сергеевича, который как раз в это время работал в операционной, она не обращала внимания.
- Небось в самой администрации денег на всех хватило! - пробурчал себе под нос Александр Петрович.
Татьяна Сергеевна не удостоила его не только ответом, но даже взглядом. Придвинув к себе деревянные счеты (а на столе у нее стоял включенный, единственный на всю больницу компьютер), она погрузилась в свои сложные вычисления. Доктор Якушев постоял еще немного, и, поняв, что ничем ему не пробить эту стену, уже не бочком, а широко распахнув дверь, вышел из комнаты. Машинально побрел он опять наверх в свой кабинет. Думать о жене и сыне ему уже не хотелось. Недоуменно ощупывал он лежавшие в кармане бумажки. "Ну на что этого хватит? Ни на что не хватит!"
В проеме между лестничными перилами он увидел по-прежнему сидящую в коридоре женщину с дремлющей девочкой на коленях и мальчишку, коротающего время возле прикрепленного на стене плаката о менингите. В комнатке приемного отделения тщательно изучала газету фельдшерица Анна Ивановна.
"Ненавижу!" - подумал доктор и побрел наверх дальше.
До отхода автобуса оставалось еще два часа. В окошке, все так же мозоля глаза, пылились акации и натужно звонил колокол. Дмитрий Сергеевич все не выходил из операционной.
"Что он так долго?" - вяло подумал про коллегу Якушев, но не почувствовал никакого желания встать, надеть халат и пойти посмотреть, что делается в операционной.
"Пойду куплю какую-нибудь булку в дорогу и пакет кефира", - наконец все-таки решил он и медленно оторвался от стула. Доктор вспомнил о своем нажитом уже здесь, в больнице, гастрите и двинулся снова вниз. Почти у выхода он поймал вопросительный взгляд Анны Ивановны, устремленный попеременно на него и на женщину с девочкой. Доктор вздохнул, скривил рот и повернул обратно.
- Что случилось? - сухо поинтересовался он.
Женщина сидела с безучастным лицом, девочка вроде спала. Казалось, будто они зашли в больницу, как на вокзал - просто посидеть, отдохнуть от утомительной дороги. Однако мальчишка придвинулся к доктору ближе.
От звука голоса Александра Петровича женщина чуть встрепенулась, она поняла, что этот недовольный или обиженный кем-то еще молодой мужчина и есть тот врач, которого они ждут.
- Мы богомольцы, нам к храму надо, а девочка не может идти.
Доктор кинул взгляд на свисающие чуть не до пола голые, пыльные ноги Саши. Ни раны в каком-нибудь месте, ни опухоли он не заметил.
- Почему не может идти?
- Не знаю. Нас шофер случайный привез. Говорит, больна у тебя девчонка, в больницу надо.
- Если шофер у тебя все знает, пусть сам и лечит! - Голос доктора все больше и больше приобретал брюзжащие нотки. В душе Якушев понимал, что женщина эта ни в чем не виновата, а девочка скорее всего просто устала от утомительного пути, но не мог сдержать раздражения.
"Лечишь их, лечишь! Не знаешь покоя ни ночью, ни днем… И за все это тебе швыряют, хуже, чем собаке, черствую корку, и попробуй прокорми на нее семью! А потом опять требуют, чтоб ты снова шел и работал, будто раб! И за малейшую оплошность грозят всеми карами, судами и тюрьмой!"
Машинально тем временем он уже ощупывал Сашины ноги.
- Положи девочку на скамейку! - без всякого видимого участия или интереса сказал он. Мария неловко стала пристраивать дочь на жесткой кушетке. Саша, когда ее тронули с места, опять застонала. - Ну-ка открой глаза!
Сашу тошнило, в голове была неприятная и необычная тяжесть, все тело ломило, голос врача казался ей устрашающим. Ей почудилось, что сейчас ее схватят и потащат куда-то от матери и от брата, который хоть и дразнил ее всю дорогу, все же был своим, родным человеком. Девочка громко заплакала.
Доктор от этого пришел в ярость.
- Ну хватит орать! Я до тебя еще не дотронулся! - страшно закричал он. Мария испуганно стала гладить Сашу по голове, и даже привычная ко всему Анна Ивановна вышла из своего приемного закутка и удивленно встала в коридоре.
Врач тем временем сильными, ловкими движениями ощупывал голову Саши, сгибал, разгибал ей руки и ноги, осматривал суставы.
- Ничего не нахожу! - наконец сказал он, обращаясь скорее не к матери, а к Анне Ивановне.
- Я знаю, у Сашки менингит! - вдруг, подойдя вплотную к Якушеву, громко сказал Сережка и поковырял пальцем в носу. Мать в недоумении уставилась на него.
- Типун тебе на язык! - перекрестилась фельдшерица.
- С чего это ты взял? - изумился доктор.
- Знаю! - Сережка стоял с видом по меньшей мере выпускника медицинского вуза.
- Да он плакат вон тот прочитал! И теперь хочет показать свои знания! - догадалась наконец фельдшерица и показала доктору весьма устрашающего вида картинку, изображенную на стенде.
- Из молодых да ранний! Не пожалел такого диагноза для сестры! - покрутил головой Якушев.
- Это он сам дома читать выучился! Никто его не учил! - будто извиняясь за сына, быстро заговорила Мария.
Врач на всякий случай проверил у Саши наличие менингиальных симптомов.
Анна Ивановна, наблюдавшая за его действиями, успокаивающе сказала:
- У нас в районе менингита сто лет уже не было!
- Не было, так будет! - почесал у себя в затылке Александр Петрович. - Прутся сюда эти богомольцы со всей страны, заразу разносят! Не только менингит и желтуху, еще и холеру с собой принесут!
Он поднял девочку на руки и перенес поближе к свету.
- Смотри вверх, вниз, вправо, влево! - командовал он.
Мария, прижав ладонь ко рту, с испугом наблюдала за его действиями. Сережку, чтобы больше не лез со своими диагнозами, оставили за закрытой дверью в коридоре.
- Нет, желтухи тоже нет! - констатировал врач, напоследок осмотрев девочке рот. - Не знаю я, почему твоя дочка не хочет идти! - сказал он Марии. - Устала, наверное!
- Вот я ей покажу - устала! - рассердилась Мария, но не замахнулась, к дочери близко не подошла, только сказала раздраженно: - Столько времени из-за тебя потеряли!
Саша, в общем, не привыкшая перечить матери, особенно в присутствии посторонних людей, спустила ноги с кушетки, но сморщилась от боли и опять застонала.
Доктор, все это время задумчиво наблюдавший за ней, спросил:
- Что ты стонешь? Где у тебя болит?
Саша очень боялась его и не знала, как сделать так, чтобы ее не ругали. Вообще-то она и не могла точно определить, что именно у нее болело - ей было тошно, голова как в тумане и еще будто камень лежал где-то в боку. Она хотела оказаться дома, на своей узенькой постели в уголке, и чтобы не надо было больше никуда идти. Еще она мечтала снова посмотреть картинки в своей единственной настоящей книжке, в которой хоть и не было нескольких первых страниц, но сохранилась самая главная картинка во весь лист: необыкновенной красоты девочка с голубыми волосами угощала вареньем двух мальчиков и пуделя с огромным розовым бантом. При этом один из мальчиков, одетый в необыкновенный белый балахон, напоминал молодого попа, а другой, с очень длинным носом, был в полосатой курточке. Саша подумала, что если она скажет правду, то доктор, может быть, велит матери вернуться домой.
- Живот болит немного. - Она показала пальцем куда-то под печень. - И тошнит.