Как развлекается среднестатистическое дачное дитя, возжелавшее сладкой доли, в том случае, если бабкин буфет давным-давно обесчещен? Правильно: плавит сахарок на двухконфорочной газовой плитке, костерит бабку за жадность, после чего, нализавшись жженки до одури, огребает за траченую сковороду и отправляется на исправительную прополку. Собственно, этим нехитрым способом пользовалось большинство моих товарищей по несчастью. До 1990 года. В 1990 году после определенных событий выплавка сахара утратила свою актуальность. На даче открылась палатка! По правде говоря, она там присутствовала и до 90-х годов, но ассортимент оставлял желать лучшего. Блеклый был ассортиментик, неинтересный. Крупы, макароны, хлеб и жиденькая сметана, на тот случай, если у кого-то из дачников приключится запор от излишеств. Одним словом, ничего путного для юного организма в торговле не наблюдалось. Поэтому, когда в 1990 году магазин открыли заново, получившийся фурор затмил собой даже кражу печатной машинки из дома правления. Невиданные турецкие шоколады в коробках, загадочные пастилки в прозрачных фантиках и жвачка с больничным названием "Зиппер", столбцами уложенная вокруг кассы, вмиг поглотили внимание дачной общественности. Потихоньку придя в себя от восторгов, публика начала активно приобщаться к прекрасному. Так, если в обычное время народ пил ханку и закусывал ее падалицей, то теперь лучшие слои населения предпочитали водку с "Зукко" и пару "натсов" на закуску, а то и вовсе какой-нибудь ликер со вкусом киви невообразимого зеленого цвета. Но более всего ситуация ударила по детям. Как единожды отведавший человеческой крови медведь, вкусившее "натсов" поколение навсегда позабыло про жженый сахар и перешло на режим "до пятницы". Почему? Все очень просто. Бесплатные "натсы", они сами знаете где бывают. Да, шоколад стоил денег, причем денег довольно ощутимых. Деньги привозились в пятницу вечером вместе с родителями, которые привозились в это же самое время. Ох и славные были времена! Помнится, притащится дедушка, царствие ему небесное, подкинет монет - и ты в шоколаде. В самом прямом смысле этого слова. Натура я была неуемная, а потому дедуськиных денег хватало ровно до воскресенья. В субботу жрешь "натсы", в воскресенье жрешь "марсы", в понедельник покрываешься струпьями диатеза, во вторник даешь себе зарок быть благоразумнее в тратах, всю среду и четверг рыщешь в поисках бабкиной заначки, а там и пятница - лопай заново. Такая схема мироустройства была очень и очень распространенной среди граждан от семи до пятнадцати. В понедельник вечером, когда палатка сияла как пряничный домик Ганса и Гретель, юный публикум стекался к прилавку и призывно смотрел на ассортимент. Как и положено, шоколадные идолы слащаво улыбались - в понедельник им нечего было бояться: к тому моменту денег не было даже у самых бережливых.
Свой понедельничный хадж в палатку я совершила ровно три раза, не больше. После второго посещения у меня появилось нешуточное нервное расстройство, и героические сны про спасение мира сменились на пораженческие кошмары про говорящий "натс". И сейчас, спустя кучу времени, я понимаю, что не так мне хотелось этого чертова шоколада, как раздражала его недоступность. Ну и как это у нас, Катечкиных, обычно водится, мозг, почуявший препятствие, заработал отчаянно.
"Это ничего страшного, что денег нет, - принялась рассуждать я. - В конце концов, деньги - это такое наживное дело, что даже удивительно из-за них расстраиваться".
Словосочетание "наживное дело" страшно нравилось мне из-за какой-то такой особенной, таившейся в нем лихости - дескать, до мильонов рукой подать, а если до сих пор не подают, то только оттого, что плохо тянешься.
И я начала тянуться к деньгам. Наживать.
Первый опыт получился печальным главным образом из-за того, что ошибка была допущена в самой стратегии. Заработать бабки на моей бабке Марьванне возможным не представляется сейчас, ни тем более не представлялось тогда. Проще моего кота Прохора побрить и продать за сфинкса, чем поднять копейку на бабушкином хребте. Но это я теперь знаю… по прошествии лет, так сказать. А тогда не знала, потому и погорела.
Утром вторника, нацепив самое благостное выражение лица, я отправилась к бабушке в огороды.
- Милая бабушка, - начала переговоры я. - А вот там, у забора, грядочка и еще вот эта, у клумбы. Могу, к примеру, прополоть. Качественно, быстро и очень надежно…
- Это зачем? - насторожилась бабушка.
- Ну, ты ведь старенькая, - начала обрисовывать перспективы бизнеса я. - К примеру, наверное, у тебя и спина болит. Болит ведь? - с надеждой спросила я у бабушки.
- Болит, - согласилась со мной старушка. - А тебе-то что?
- А мне пять рублей. Три - если грядка одна, ну, а за десять, так и быть, весь огород. Еще скидку могу сделать, потому что мы ведь в родстве же…
До сих пор не знаю, что больше поразило бабушку - две грядки за пятерку или огород за десятку, а только в "клятых родственницах" я недели две ходила, не меньше. И никакие объяснения про "американскую систему", "в которой детям платят за услуги", на бабушку не действовали. У нее со времен ВОВ - одна система. "За так" называется. А кто не "за так", тот не родственник, и ремня ему вместо вечерней каши.
В общем, потрепала она меня знатно и чуть было весь бизнес не угробила. От отчаяния я поплелась в магазин, чтобы немного подзарядиться вожделенным шоколадом. И вот иду по улице, скучненько так иду - лужи перепрыгиваю, ворон считаю и о доле своей горькой думаю, как вдруг моему взору открывается совершенно возмутительная картина. Напротив своей дачи, на мостике, сидит соседский вьюнош Костик. Перед Костиком стоит столик, заваленный штампами. Обычными такими штампами - сверху ручка-деревяшка, снизу резинка с надписью. От неожиданности я даже споткнулась, впрочем, довольно быстро поднялась и прошла мимо. А потом еще раз мимо, и еще, и еще… К пятому кругу мое возмущение достигло своего предела, а к шестому я подошла к Костику и с самым небрежным видом спросила:
- Это что такое у тебя за дрянь, Костичка?
- Ничего и не дрянь, - обиделся Костик. - Много ты понимаешь. Я штампы продаю.
- Какие еще штампы? - гаденько ухмыльнулась я.
- Склад номер и упаковщик номер, - важно ответил мне Костик. - Очень такие нужные штампы, знаешь ли.
- И что? Хорошо идут?
Загадочные "склад номер" и "упаковщик номер" нанесли нешуточный удар моей неокрепшей психике, и я начала смотреть на Костика с некоторым уважением.
- Неплохо, - туманно ответил мне Костик.
Женщины в бизнесе беспощадны до невозможности, а потому я сообщила Костику, что он дурак, и отправилась нарезать седьмой крут.
"Ну надо же, конкуренция не дремлет, - рассуждала про себя я. - И какая еще конкуренция! Склад номер и упаковщик номер! Тут уж не шутки!"
Но, сделав еще несколько кругов, я опять остановилась напротив Костика, порылась в карманах и неожиданно для себя приобрела штамп про склад.
- В газетку завернуть? - участливо поинтересовался у меня Костик.
- Упаковки не надо, - сморщилась я в ответ, засунула штамп в карман и отправилась восвояси.
Последний и самый сокрушительный удар по моему самолюбию был нанесен уже перед самым домом, где я встретила свою подружку Таньку, несущуюся куда-то со всех ног.
- Слышала, Катька? Костька штампики какие-то очень хорошие продает! Пойдем посмотрим, - схватила меня за руку она.
Чаша моего человеческого терпения переполнилась и хлынула через край.
Три дня я рисовала костиковскую могилу, украшая ее штампом "склад номер", а на четвертый день в мою голову таки пришло Еще Одно Гениальное Решение.
"В чем ведь у Костика беда? - принялась рассуждать я. - Нет, штампы - это, конечно, великая вещь, только дешево же… Это ведь сколько штампов надо продать, чтобы пять рублей заработать? Немыслимо! А вот если что-то такое дорогое и никому не нужное - это ведь зараз обогатишься!"
И я отправилась изучать спрос и предложение.
Единственное место, где можно было изучить нужды садоводов, - доска объявлений при доме правления, и поэтому ноги сами понесли меня туда.
Что требовалось народу? Народу требовались рытье колодцев недорого, черенки смородины и трубы разного диаметра. В процессе рытья колодцев недорого я, по правде говоря, ни хрена не понимала, за черенки смородины меня бы четвертовала бабка, а вот трубы… трубы были замечательны. Дело в том, что у нас на огороде действительно валялась труба. Лет семь валялась (дальше у меня памяти не хватало). Ржавая, аж жуть. Нет, ржавчина меня, конечно, смущала, но с другой стороны…
"С другой стороны, почему бы и нет? - решила я. - В конце концов, может быть, есть какие-нибудь бедные садоводы, у которых нет денег на новую трубу, и они нашу ржавь за счастье почтут приобрести! В конце концов, не всем же новые трубы-то ставить. Ну и писать про то, что она ржавая, не нужно. Зачем же сразу так? Быть может, человеку на ржавую трубу приходить неудобно…"
И мысли мои понеслись быстрее вихря, а когда вихрь закончился, на доске красовалось объявление следующего замечательного содержания: "Новые трубы. Оч. Хор. Несколько шт. Спросить Е. Склад номер".
Последующие полтора часа я радовалась собственной предприимчивости и радовалась бы еще дольше, если бы не попер клиент. А клиент и правда попер. Только не к "спросить Е.", и тем более не на "склад номер", а к бабушке. И если с первыми дело выгорело - они сами предположили, что ошиблись адресом, то на четвертых любителях ржавых труб бабушка мрачно посмотрела в мою сторону, взяла палку и пошла в правление.
Выдрали. Дважды. Сначала бабка, а потом дед. Не то чтобы больно, но обидно до ужаса. И денег не давали недели две, паразиты. И объявление маме отправили. В конверте…