Клемпнер и Оффенбахер беспокойно переглянулись. Они оба хорошо знали, что банки выискивают любую удобную возможность отобрать у разорившихся собственников как можно больше стоящей недвижимости. А Бибер, к сожалению, со времени оформления закладной в феврале не удосужился ответить ни на одно заказное письмо, полученное им от банка. Он упрямо игнорировал все запросы из Кобленца, злясь на то, что Герковски отобрал ферму у одного из его друзей в Хорхайме. Будучи слишком уверенным в успешной продаже своего лучшего вина, Бибер дважды неразумно отказался ответить президенту банка, что на него было совсем не похоже.
- Мне нужно сделать еще один звонок, - сказал он фрау Шмидт, которая работала телефонисткой. - Вот номер.
Бибер передал жене почтальона клочок бумаги, уверяя Еву, что банк не станет подгонять его. Связавшись с Самуэлем Герковски, он объяснил причину, по которой не сможет выплатить долг до сбора урожая. Слушая ответ, Бибер кусал губы.
- Но, господин Герковски, в этом году должен быть очень хороший урожай и я… - он опять встревожено замолчал, слушая собеседника. - Да, но я уверен, что мозельские вина скоро опять будут в цене и… Нет, я так не думаю… Но, послушайте… - Ганс, ссутулившись, с обреченным видом слушал, что ему говорит банкир. - Прошу вас, дайте мне еще время. Я… Да, господин Герковски, но…
Клемпнер, Вольф и Андреас нервно расхаживали взад-вперед. Ричард что-то бормотал себе под нос про "еврейского дельца", а Вольф стучал кулаком в ладонь. Когда Бибер, наконец, повесил трубку на рычаг, Ева мягко положила руку на его ссутуленное плечо. Едва не плача, Ганс провел рукой по своей лысой голове. Все поняли, что произошло наихудшее.
- Поскольку я уже просрочил платеж, банк на уступки не пойдет, - сказал он растерянно. - Герковски требует всю сумму целиком. На ее поиски он мне дает сорок пять дней.
- Мерзавец! - воскликнул Клемпнер. - Если бы он подождал пару месяцев, ничего бы с ним не случилось. Просто этот еврей хочет продать твои виноградники и винодельню кому-то из своих дружков из франкфуртской синагоги.
Ганс сокрушенно покачал головой.
- Он имеет на это право, а мне для покрытия долга все равно потребовалось бы несколько хороших урожаев. Я поставил подпись под договором и потому должен выполнять нормы закона.
Вдруг, Оскар Оффенбахер издал рычание, чем немало удивил всех присутствующих. Он был не из тех, кто выражает свои эмоции подобным образом. Оскар вернулся с войны, полный решимости почтить последнюю волю своего командира, попросившего его выжить и быть счастливым ради павших на поле сражения. По этой причине круглолицый пекарь всегда добродушно посмеивался, шумно ликовал, громко хохотал или тихо хихикал, но никто еще не слышал, чтобы он рычал.
- Законы перестали быть справедливыми! Они используются против тебя… Против всех нас!
В этот момент в дверях появился Самуэль Зильберман, которого никто не ожидал увидеть. Лицо Евы вспыхнуло. "Еще один еврей", - подумала девочка.
- Господин Бибер, мы с женой только что услышали о вашей потере. Мы бы хотели как-то помочь вам. - Самуэл наклонился к Биберу. - Мы знаем, как вы помогаете другим, поэтому позвольте нам помочь вам, - шепнул он.
Схватив седоволосого бакалейщика за плечо, Клемпнер развернул его к себе.
- Я знаю, что ты задумал! - крикнул он. - Хочешь предложить кредит в своем магазине, да?
- Вовсе нет. Просто мой раввин наверняка знает этого банкира, и, возможно, ему удастся уговорить его смягчить условия.
- У меня всего сорок пять дней, - сказал Ганс, стиснув зубы.
Несмотря на все усилия сочувствующих вайнхаузенцев и раввина Зильбермана, старому виноделу помочь так и не удалось. В понедельник 25 августа полицейская машина и длинный черный "Майбах Цеппелин", медленно проехав через деревню, остановились перед домом Бибера. Из "Майбаха" вышел банкир, его поверенный и оценщик. Все трое были в темных костюмах и летних шляпах. Герковски, глубоко вдохнув деревенский воздух, закашлялся.
Без долгих предисловий Биберу зачитали постановление суда, требующее от него к понедельнику 15 сентября освободить дом, вывезти всю мебель и обеспечить свободный доступ к земельным угодьям, хозяйственным постройкам и винодельне. От имени Герковски говорил его поверенный.
- Мой клиент наслышан о вашей помощи бедным, и сожалеет, что все так случилось, но у него есть обязательства перед инвесторами.
Среди собравшихся у дома Бибера пронесся недовольный рокот. Не обращая на него внимания, поверенный продолжил.
- Мы достаточно долго шли вам на уступки, господин Бибер, и все происходящее не доставляет нам радости, однако мы вынуждены выставить ваше имущество на аукцион до начала сбора урожая. Это позволит получить максимальную сумму для покрытия вашего долга.
Ганс оцепенело слушал поверенного, зная что тот совершенно прав, а позиция банка - абсолютно законна. Все это было неизбежно.
- Значит, у меня есть время до 15 сентября?
- Да.
- А если к тому времени я найду необходимую сумму то все мое имущество останется у меня?
Поверенный удивленно уставился на упрямого винодела.
- Да, конечно.
Ганс посмотрел на Герковски.
- Значит, отсрочка совершенно невозможна? - спросил он после долгой паузы.
За банкира ответил поверенный.
- Мы же этот вопрос уже обсуждали. Нет, невозможна. Сколько еще раз мы должны это повторить?
Ганс с гордостью расправил плечи.
- Я не дурак, все понимаю.
- А почему бы вам не обратиться за помощью к деревне? - спросил Герковски с сочувственными нотками в голосе. - Если каждый даст по пять…
- Во-первых, я - не попрошайка, господин Герковски, - оборвал его Бибер, - а во-вторых, все остальные еще в большей нужде, чем я. У них нет лишней марки за душой. Вы хотите, чтобы я отобрал хлеб у голодных детей ради того, чтобы собрать деньги для вашего нетерпеливого банка? Этому не бывать!
- Нетерпеливого? - раздраженно выпалил поверенный. - Вы еще не видели, что такое настоящее нетерпение. Всего хорошего! - развернувшись, все трое направились к своей машине.
* * *
- Не смей выходить из дома! - кричала фрау Фольк.
- Так останови меня, если сможешь, - бросила ей Ева, спокойно проходя мимо. Наступил понедельник 15 сентября, и она направлялась к дому Бибера, чтобы помочь ему достойно встретить банкиров.
- Пауль! - крикнула Герда. - Останови свою дочь! Она собирается на митинг.
Преподобный Фольк, выйдя из своего кабинета, быстро спустился по лестнице…
- Ева, остановись! - крикнул он вдогонку дочери.
- И не подумаю.
Пауль сделал глубокий вдох.
- Ты проявляешь непослушание.
- Господин Бибер заслуживает моей помощи. Если бы ты был мужчиной, то тоже помог бы ему.
- Я пытался помочь ему в рамках закона, - резко ответил Пауль, задетый последними словами дочери. - Ева, ваш протест ни к чему хорошему не приведет. Полиция не будет панькаться с деревенским сбродом.
- Деревенским сбродом? Так вот, значит, кто мы для тебя? И я для тебя - тоже деревенский сброд?
Герда, сняв с себя передник, швырнула его на пол.
- Ты ведешь себя как последняя грубиянка.
На это Ева только презрительно усмехнулась.
- Мои друзья - не сброд, - она распахнула входную дверь.
- Ева, дорогая, опомнись, - попытался остановить ее отец.
Она, задержавшись на пороге, обернулась.
- Папа, у господина Бибера дозревает хороший урожай. Если бы этот еврей хотел, он бы что-нибудь придумал.
- Не смей говорить в моем доме подобным тоном! - оборвал ее Пауль.
- Как пожелаешь! - огрызнулась Ева, хлопнув за собой дверью.
Утро выдалось пасмурным и дождливым. Ночью прошла гроза, покрыв дороги лужами. Шлепая прямо по ним, Ева бежала мимо групп решительно настроенных вайнхаузенцев, стекающихся со всех сторон к дому Бибера. Возле дома профессора Кайзера ее обогнали несколько парней. Поспешив за ними вдогонку, Ева свернула на Вайнштрассе и от увиденной картины остановилась как вкопанная, изумленно открыв рот. По ее спине пробежали мурашки. Улица была запружена жителями Вайнхаузена, и те, кто еще недавно смотрели на Еву с еле скрываемым презрением, теперь приветствовали ее, как одну из их числа.
Она пробиралась сквозь толпу, здороваясь со знакомыми, пока, наконец, не нашла Анну и Андреаса. Еве показалось, что парень чем-то расстроен.
- Ты чего такой? - спросила она. Андреас только пожал плечами. - Нет, скажи мне. Что случилось?
- Знаешь, мне все это не нравится, - сказал Андреас, нагнувшись к Еве.
- "Это" - это что? - вмешалась Анна.
- Вот это, - Андреас кивнул головой на толпу.
- Ну и что же тебе тут не нравится? - спросила Ева, чувствуя, как в ней закипает гнев.
- Ну… Хм… Я не уверен, что банкир не прав.
Ева и Анна посмотрели друг на друга, отказываясь верить своим ушам.
- Ты, наверное, шутишь? - первой обрела дар речи Анна.
- Вовсе нет. Бибер не выплатил долг. Банк ожидал несколько месяцев, а потом даже дал еще несколько недель отсрочки. Что еще они должны были сделать?
- А ты не понимаешь? - Ева уперлась кулаками в бока. - Подождать еще пару месяцев, чтобы Бибер смог собрать урожай!
Дав понять, что на этом разговор окончен, Анна и Ева, развернувшись, решительно направились в сторону таверны Краузе, которая стала неофициальным штабом повстанцев. Андреас покорно последовал за ними.