Руди в сопровождении всего семейства Фольков направился к машине, припаркованной на другой стороне улицы. Увидев их, группа зевак, с интересом рассматривавшая зеленый двухдверный "Опель Лаубфрош" 1924 года выпуска, тотчас разошлась.
- Спасибо за все, - сказал Руди, пожимая на прощание руку Пауля. - Я заскочу к вам на обратном пути. - Присев на корточки, он достал из кармана медный компас и вручил его Даниэлю. - Это чтобы ты мог найти правильный путь для Германии, - сказал Руди, смеясь. Поднявшись, он повернулся к Еве. - Что ж, девушка, прими поздравления с конфирмацией, хотя она и получилась не такой, как ожидалось. Думаю, вскоре ты примешь причастие вместе со всеми.
Ева только пожала плечами. Теперь ей было все равно.
* * *
Стоя на носу баржи Адольфа Шнайдера, Ева чувствовала себя защищенной и даже счастливой. Ей нравилось общество Бибера и его контрабандистов, которые всегда принимали ее такой, какая она есть.
Этот день выдался особенным. Бибер впервые вез свое лучшее вино посреднику в Кобленце, не боясь, что его арестуют. Неделю назад, наконец-то, закончилась оккупация, и французы покинули Вайнхаузен. Ева с раннего утра помогала друзьям грузить на баржу ящики с драгоценным товаром, и теперь вместе с Вольфом и Ричардом Клемпнером она ожидала, когда Бибер привезет из горной винодельни последнюю партию вина.
Июльское утро выдалось туманным и сырым. Вольф, сидя на корме баржи, большими глотками пил холодную воду, поданную ему Евой. Тем временем Ричард напряженно всматривался в реку на западе, как будто ожидал, что из-за мыса в любой момент могут появиться патрульные катера французов.
- Да не переживайте вы так, господин Клемпнер, - сказала Ева.
- Говорите, что хотите, но меня не покидает какое-то тревожное чувство. Я успокоюсь, только когда увижу, как Бибер расплачивается с тем евреем-банкиром, - ответил двадцатишестилетний предводитель национал-социалистов, заметно нервничая.
Ева подала ему кружку с холодной водой.
- Слушай, Клемпнер, ты брюзжишь прямо как старик, - усмехнулся Вольф. - Что ты раскудахтался, как курица над яйцом? Расслабься. Все будет хорошо.
- А когда в последний раз все было хорошо?
Вольф пожал плечами.
- По крайней мере, ты уже не в тюрьме.
- Как там ваш сын? - вмешалась Ева, пытаясь сменить тему разговора.
- Сегодня ему было тяжело дышать. Его бьет кашель. Доктор Кребель подозревает, что это туберкулез, - печально ответил Ричард.
- Скверно, - сказал Вольф, скорее, равнодушно, чем сочувственно. Он сплюнул в реку. - Ева, ты не хочешь сходить на парад в Кобленце?
- Мы можем сколько угодно праздновать конец оккупации, - вмешался Ричард, - но пока в Рейнланде не будете немецкой армии, французы могут вернуться, когда пожелают.
Ева покачала головой.
- По договору наших солдат не должно быть в Рейнланде.
- Да гори он огнем, этот проклятый договор!
Вольф опять сплюнул за борт.
- К сожалению, политики в Веймаре так не могут сказать.
Клемпнер выругался.
- Слабаки и продажные твари - вот кто они такие! Эти демократы только о том и думают, как побольше набить себе карманы! Дайте нам сильного лидера, знающего свои долг патриота, и мы заживем намного лучше, чем при этих пройдохах в модных костюмах и с дорогими сигарами в зубах. - Клемпнер швырнул окурок в реку. - Вонючие американцы!
- А они тут при чем? - удивленно спросила Ева. Ее всегда интересовало все, связанное с Америкой.
- Эти наглецы вмешались в войну, как они выразились "ради установления мира и демократии во всем мире", но на самом деле та демократия, которую они нам навязали. - это всего лишь коррупция. - Клемпнер выругался. - Из-за них вся Европа стала уязвимой для "красных" евреев. Американцам легко быть идеалистами. У них нет ни apмииСталина в двух днях ходьбы от их границ, ни самой большой в мире коммунистической партии, пытающейся прорваться к власти.
Вольф зевнул.
- Во вторник я видел, что к Биберу к го-то приезжал на большой черной машине.
- Это был тот еврей-банкир со своим недоумком-секретарем. Он уже начинает брать старину Ганса за горло, - объяснил Ричард.
- У господина Бибера проблемы? - нахмурилась Ева.
Клемпнер кивнул.
- Этот банкир уже отобрал две фермы в Хорхфельде, Он сказал Биберу, что как раз проезжал мимо и подумал, почему бы ему не заехать и не узнать, в чем причина задержки с деньгами, - Клемпнер прикурил еще одну сигарету. - Жду не дождусь того дня, когда Бибер положит на стол этому дельцу пачку денег, и тогда я с удовольствием подожгу его банк.
- Как думаете, это вино покроет долг? - спросила Ева.
- Бибер говорит, что не полностью, но основная часть будет выплачена. За остаток он рассчитается уже со следующего урожая. Остается только надеяться, что такой вариант устроит этого пучеглазого еврея. - Клемпнер помолчал, задумчиво глядя на зеленую воду реки. - Но я думаю, что у Бибера дела обстоят хуже, чем он говорит, я знаю, что последние пару лет он не только финансировал сиротский дом, но и много давал взаймы таким семьям, которые не смогут ему быстро вернуть долг. Его вино, конечно хорошее, но оно не золотое.
- Вы слышали, что Линди беременна? - резко сменил тему разговора Вольф.
- Вам что, не о чем больше поговорить? - вспыхнула Ева.
- Да, для Линди это, несомненно, тяжелый удар, - вздохнул Ричард.
- И родится еще один рейнский гибрид, - хмыкнул Вольф.
Клемпнер выругался.
- Да уж… Как раз то, что сейчас нужно Германии: еще одна полуобезьяна.
- Вы говорите просто ужасные вещи! - запротестовала Ева. - Оставьте эту тему в покое.
- Линди клянется, что ее изнасиловал белый, но фрау Краузе думает, что она обманывает, - сказал Вольф.
Клемпнер задумался.
- Пастор не будет крестить мулата. Он всегда учил, что Бог предназначил расам жить раздельно. - Клемпнер вытер лоб рукавом. - Смешанные браки запрещены даже в Америке.
Ева сделала вид, что она ничего не слышала.
- А ты говорил, что американцы - полные идиоты, - саркастически ухмыльнулся Вольф.
С Евы было довольно. Отойдя в сторону по деревянным ящикам, наполнявшим открытый трюм, она села на край баржи, наблюдая за тем, как Вольф шутливо тычет в Клемпнера палкой. Ей почему-то вспомнилось, как он подбежал к ней во время потасовки на рыночной площади. Еве нравился Вольф, хотя она и не могла понять, почему. Рассудок твердил ей держаться от этого парня подальше, но сердцем она тянулась к нему. Впрочем, разум и чувства были едины в том, что Вольф - это запутанный клубок противоречий. С одной стороны он мог яростно защищать угнетаемых, но в то же время им всегда руководил холодный расчет. Порой Вольф был даже жестоким. В нем удивительном образом соединялись отчаянный мечтатель и расчетливый прагматик. Кроме того, деревенские сплетники до сих пор обсасывали историю о том, как Вольф однажды ограбил в Трире слепую женщину, да еще и ради забавы поджег ей волосы.
Ева также знала, что Вольфа в деревне все считают чересчур высокомерным. Особенно это проявлялось, когда он чванливо расхаживал по рынку в своей униформе "Гитлерюгенд". Ни для кого не было секретом, что отец потакал Вольфу сверх всякой меры, что только подливало масла в огонь его импульсивного, вздорного характера, унаследованного от покойной матери.
В доке, крича и толкаясь, появились трое светловолосых сыновей Адольфа Шнайдера. Ева застонала. Парни Шнайдера были в деревне притчей во языцех. Самому старшему из них, Отто, скоро исполнится двенадцать. Энергичный, однако недалекий умом, он всегда попадал в какие-то истории. Болезненный десятилетний Удо умудрялся петь ангельским голоском в детском хоре и в то же время устраивать потасовки с парнями на улице. Самому младшему, Гери, было восемь. Суровые реалии общения с братьями и сверстниками научили его быстро соображать и мгновенно реагировать.
В этот момент до слуха Евы долетело знакомое урчание старенького грузового "Форда". "Наконец-то, - подумала она, поворачивая голову на звук. - Будем надеяться, это последняя ходка". Спрыгнув на берег, Ева поднялась по широким цементным ступеням на верхнюю площадку набережной. В этот момент из кузова крытого брезентом грузовика как раз выбирались Бибер, Андреас и еще четыре работника.
- Еще будет ходка? - спросила Ева.
- Нет, - ответил Андреас. - Это хорошо, а то я жутко устал.
- Ты поплывешь с нами?
- Нет. Твой отец попросил зайти к нему сегодня после обеда починить граммофон.
Эта новость огорчила Еву.
Тем временем Бибер, улыбаясь, достал из машины ломик и вскрыл один из ящиков. Вынув оттуда две зеленых бутылки, он поднял их высоко над головой. На каждой из них была наклеена этикетка, на которой на кремовом фоне красовалась выполненная готическим шрифтом крупная надпись: "Бибер". Рядом с именем был изображен мускулистый винодел, держащий на плече большую, наполненную виноградом корзину.
- Что ж, друзья, давайте отведаем этого вина в последний раз, - радостно сказал Бибер. - Больше мы эти бутылки не увидим. Разве что - где-нибудь в Берлине или Франкфурте. А может - даже и в Нью-Йорке.