Рожденная на выжженных берегах Мертвого моря, эта книга застает читателя врасплох. Она ошеломляюще искренна: рядом с колючей проволокой военной базы, эвкалиптовыми рощицами, деревьями - лимона и апельсина - через край льется жизнь невероятной силы. Так рассказы Каринэ Арутюновой возвращают миру его "истинный цвет, вкус и запах". Автору удалось в хаотическом, оглушающем шуме жизни поймать чистую и сильную ноту ее подлинности - например, в тяжелом пыльном томе с золотым тиснением на обложке, из которого избранные дети узнают о предназначении избранной красной коровы.
Содержание:
Все армяне Иерусалима 1
Цвет граната, вкус лимона 2
Исход 2
Египетская принцесса 3
Попутчики 4
Гардель 5
Пепел красной коровы 6
Бабочка 7
Мое армянское лето 7
Приглашение к воскресной мессе 8
Гуантанамера 8
Закон кармы 9
Цитрус к Рождеству 10
Предчувствие синего 11
Венецианские фрески 11
Регтайм 13
В будущем году в Иерусалиме 14
Немного Вуди Аллен 15
Исполнение желаний 16
Ниночка 17
Условия игры 17
Волчок 18
Когда 18
Меня звали Эмма 18
Римские каникулы 19
Сангрия 19
Партия 20
Ах, эти прекрасные острова 20
Весенняя охота на куропаток 20
Глиняный петушок 21
Это потом 21
Племя 21
Встреча 21
Третье время 22
Не лучшее время для отстрела морских котиков 22
Маленькая Грета. Побег 22
Синопсис 23
Капричос 23
Элегия 23
Изгнание 24
Suerte 24
Чужой 24
Полная луна 25
Шедевр 25
Жажда 26
Маша и Медведь 26
В поисках розовой ящерицы 27
Утро одного дня 27
Стрептомицин 27
Рита Краузе 28
Правильная композиция 28
И реки не зальют… 28
Ева 30
Улица Дэгель Рэувен 31
Записки на подоконнике 32
Имитация 33
Ждите ответа 33
Канун последней субботы 34
Примечания 36
Каринэ Арутюнова
"Пепел красной коровы"
Рассказы
Хамсин
Тель-Авив год 5758 канун Судного дня
Когда полезешь на стену от духоты, мысли станут горячими и бесформенными, а кожа покроется волдырями, тогда, только тогда, отмокая в ванне, подставляя лицо тепловатой струе с привкусом хлора, только тогда, задыхаясь, пробегая, нет, проползая мимо летящего весело синебокого автобуса, это если "Дан", и краснобокого, если "Эгед", только тогда, вдыхая песок вперемешку с выхлопами бензина, ожидая очереди и отсчитывая дни, дни и часы, часы и секунды, кубометры и миллилитры дней, заполняющих двуногое пространство, с фалафельной на углу улицы Хаим Озер, не важно какого города, с пьяным негром-баскетболистом на заплеванной тахане мерказит , - утопая в чудовищном гуле голосов, распухающих в твоей башке кашей из "ма шломех, кама оле, иди сюда, шекель, шекель тишим", ты будешь плакать и метаться по залам и этажам, сбивая по пути флажки и заграждения, сжимая в руке билет, счастливый билет, вымученно улыбаясь свежевыбритому щеголеватому водителю с ласковыми, как южная ночь, глазами гуманоида, только тогда, вздрагивая от толчка и треска, и даже тогда, взлетая в воздух, мешаясь с красными и белыми кровяными тельцами вашего соседа, изрыгая последнее - ох, нет, матьвашу, нет, - выблевывая свой мозг, селезенку, утренний кофе, музыку мизрахи , надменную мину ваадбайта , неотправленное письмо, невыгулянную собаку, просроченный чек, добродушный и неподкупный лик банковского клерка, неприготовленный обед, неизношенные еще туфли, не успев порадоваться неоплаченным кредитам и вдумчиво взглянуть в ставшее красным небо и не вспомнить лиц, обещаний, клятв, родильной горячки, всех рожденных тобою или зачатых, возносясь в сферы, называемые небесными, и взирая на массу сплющенных, воняющих горелой резиной, вздувшихся, только тогда, не ощущая ни голода, ни жажды, ни страсти, ни вины, оставив свое либидо и свое эго там, на заплеванной тахане, с маленьким эфиопом, похожим одновременно на кофейное дерево и на китайского болванчика, и с бесполезными мешками и сумками, с прекрасной бесполезной дешевой едой с шука Кармель - пастрамой, апельсинами, связками пахучей зелени, орешками, коробками маслин, плавающих в затхлой соленой водице, раздавленными куриными потрошками, слизью и кровью, вонью, мухами, истекающей медом баклавой на липком лотке белозубого араба, враз лишаясь оболочек, каркаса, цепей, застежек, ощущая ватный холод в ногах, улыбаясь застенчивой улыбкой невесты, самоотверженно сдирающей с себя капрон и креп-жоржет, натягивая развороченное чрево блудницы на остов последнего желания, отдаваясь с жаром и спешкой деловито сопящим архангелам, - вот Гавриил, а вот - черт знает кто еще, - мешая ультраортодоксов и хилоним, кошерное и трефное, прикладывая ладонь к выпуклости над лобком, заходясь от невыразимого, ты станешь следствием и судом, поводом и причиной, желанием и пресыщением, - возносясь уже чем-то эфемерным, освобожденным от веса, пола, правды, вранья, счетов за коммунальные услуги, диагнозов и приговоров, споров и измен, ты станешь аз и есмь, алеф и бет, виной и отмщением, искуплением и надеждой, семенем и зачатьем, победой и поражением, ямбом и хореем, резником и жертвой, - чаша весов качнется вправо, - раздирая рот и хватая пальцами воздух, ты будешь корчиться в потугах, выталкивая смятым языком Его имя, - под визгливое пение ангелов - далеко, очень далеко от вздыбленного хребта улицы Арлозоров и русского маколета на углу Усышкин, от лавки пряностей с запахом гамбы и корицы до куриных крылышек и четвертей, от маклеров и страховых агентов, от пабов и дискотек, от сверкающего центра Азриэли до бесконечной улицы Алленби, прямо к морю, к вожделенной прохладе, - остановка шестьдесят шестого и пятьдесят первого по дерех Петах-Тиква, - ты станешь глиной и дыханием, творением и Творцом распахивая несуществующие крылья на несуществующих лопатках, продираясь сквозь страшную резь от невообразимого света под истошный вой "Шма Исраэль", ты вздрогнешь от чистого звука шофара, - в иссохшем сиротском небе загорится первая звезда и прольется дождь.
Все армяне Иерусалима
Чудо, конечно же, происходит. На фоне совершенно обыденных, казалось бы, вещей. Допустим, звонит телефон, и взволнованный женский голос сообщает, что все армяне Иерусалима. И все евреи у Стены Плача. Они тоже молятся. Да еще как! И, представьте, это работает.
Я совершенно нерелигиозный человек. Но что-то такое… Вы понимаете.
Что-то такое безусловно есть. Когда, допустим, веселый молодой врач разводит руками и сообщает, что надежд, собственно, питать не следует, и советует готовиться. Все, разумеется, бледнеют, хватают друг друга за руки. Мечутся по тускло освещенным коридорам.
Готовьтесь, милые мои, - бодро говорит врач и, потирая ладони, уносится дальше, по своим неотложным делам, - там, впереди, маячат и лепечут другие, - лепечут, заламывают руки, пытают назойливыми расспросами, - готовьтесь, - он рассеянно улыбается и летит дальше, оставив вас практически в пустыне - без капли воды, без молекулы веры - оседать на пол, хвататься за холодные стены, щупать ускользающий пульс.