* * *
Она сидит и смотрит, как он спит. Такое родное и любимое лицо! Она знает, что он ей не принадлежит. Даже и сейчас, во сне, его губы шепчут не её имя – "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!" Она не ревнует, всё только так и должно быть. Он принадлежит Богу, а она – ему, значит они едины. Её дело – отдавать. Чем больше она отдаст, тем сильнее и крепче будет её любовь.
Она слышала его вечернюю молитву, хотя он молился шёпотом, а она была в другой комнате. Её сердце всегда с ним, когда он обращается к Богу. Да, нелёгкий путь они прошли вместе, тяжело было продираться сквозь терния собственной глупости, косности и ригидности к знанию о Христе. Насколько же тяжелее уподобиться Ему!
– Господи! – тихонько проговорила Оксана, боясь потревожить сон мужа. – Мы стоим на пороге Твоего дома, но не можем собственными силами переступить через него, ведь этот дом предназначен не для людей, а для богов. Где же нам взять сил, чтобы стать богами? Если Ты не возьмёшь нас на руки и не перенесешь через порог, если не сделаешь нас сынами и дочерьми Твоими, подобными Тебе во всём, то тщетны любые наши жалкие потуги. Как же мы нуждаемся в Тебе, в Твоём спасении! Без Тебя мы ничто, жалкие убогие червяки, всю жизнь копошащиеся в грязи и нечистотах, а с Тобою становимся прекрасными светоносными и могущественными существами, способными перевернуть мир! Как же велика слава, которую Ты даруешь человеку!
На миг Оксане показалось, что она погружается в какую-то тьму, в которой она ничего не знает о Христе. Она глубоко несчастна, в её жизни нет цели, она никого не любит, даже себя. Потерянное, больное, одинокое существо, мятущееся в поисках выхода, но в упор не видящее Того, кто есть Путь, и Истина, и Жизнь, чьё Царство внутри каждого человека.
– Боже мой! – взмолилась Оксана, вынырнув из этого страшного омута. – Спаси всех, кто ещё живёт в мiре, но ненавидит и мiр, и себя в нём! Спаси всех, кто страдает, но не может вырваться из пут греха; кто потерял душу свою, и не может найти её! Спаси нас от нас самих, губящих и уродующих себя! Все мы – одно целое, все – дети твои, Господи! Всех Ты любишь одинаково! Спаси, Господи, всех людей и прими в мире души наши! Аминь.
Голова её упала на грудь, и она задремала.
* * *
Она почувствовала, что опять просыпается.
"Нет, Господи, нет! – взмолилась Оксана. – Я не хочу возвращаться в эту тупую, безрадостную, бесполезную жизнь, в которой ничего нельзя изменить! Не хочу созерцать эти потерянные годы, десятилетия пустоты! Вкушать бесконечную скуку, отъединённость от людей, замкнутость на самой себе! Не хочу войти с этим в вечность! Я хочу остаться в моём сне!"
Пробуждение
Саша сел на постели. Он спал в одежде, на неструганных досках, без подушки и одеяла. Оксана сидела в уголке и тревожно смотрела на него.
– Что случилось?
– Уже полдень. Ты проспал десять часов. Я думала, ты заболел.
– Много посетителей?
– Человека три-четыре.
– У меня был сон длиною в жизнь. Я пошёл работать в "Тепло", помнишь, мне предлагали? У нас с тобой родились дочки, целых две. Вера и Надя. У нас могли быть дочки…
– Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия! – улыбнулась Оксана, застилая лежанку постелью. – А дальше что?
– В той жизни мне снились сны. За рулём, у компьютера, в офисе, в самолёте, на пляже, на даче. Сны о нашей с тобою жизни, настоящей жизни, её переломных моментах… Там мне было так плохо, когда я не спал! Мы не знали Господа Иисуса Христа, не знали Духа Святого. Я считал себя праведным, порядочным. Мы губили себя, всё дальше отдалялись друг от друга и от других людей… Я чувствовал, что увязаю всё больше и больше. Ещё чуть-чуть, и я бы не смог проснуться. Я как будто побывал в аду…
– Знаешь, Сашенька, мне сегодня снился такой же сон. Иногда Господь показывает, что моглó бы быть, чтобы мы больше ценили то, что у нас есть… Как ты себя чувствуешь?
– Как всегда: всё болит и никакой надежды. Что-то между свиной отбивной и инвалидом космоса. На ногах могу держаться и слава Тебе, Господи! И, знаешь, с каждым днём нарастает уверенность, что мне не спастись на Страшном Суде… Дорогая! Какое счастье быть воином Христовым! Ты только подумай, какое неслыханное счастье! Ну, зови их всех сюда! Будем веселиться о Господе, ибо завтра умрём! Ей, гряди, Господи Иисусе!
Отец Симон
Глава 1 Отец Симон и материальное
Отец Симон жил отшельником километрах в пяти от монастыря. Кое-кто считал его прелестником [6] , кое-кто – прозорливым, а некоторые – чудотворцем.
В один прекрасный день к его келье сошлись двое. Один звался Алексеем Мечниковым, другой – Александром Владимировичем Мотыгиным; один был двадцати с небольшим лет от роду, другой – пятидесяти без малого; один был студентом, другой – опытным литератором; один заканчивал воцерковляться, другой – даже и не начинал. Сходились они в одном – оба пришли поглазеть на старца без уважительной причины, но как бы за духовным советом. Один – для того, чтобы всем рассказывать, что беседовал с самим старцем Симоном ещё при жизни; другой – для своей антицерковной статьи.
Один ожидал увидеть маленький фанерный домик с буржуйкой, шатающийся на ветру; другой – современный коттедж со стеклопакетами. Оба были разочарованы, когда увидели сруб, не маленький и не большой, с сенями и торчащей кверху трубой от русской печки.
Алексей шагал по тропинке армейским шагом и на подходе к келье догнал кряхтящего и запыхавшегося Александра Владимировича. Тогда он сбавил темп, потому что обгонять было не по-православному, не по-братски. Метров за пять от крыльца литератор застопорился. На него напал мандраж, вернее детский страх, который гнал его от келии прочь. Мужчина попытался взять себя в руки, но это не очень получилось, и он нервным жестом пригласил Алексея вперёд. Студент вежливо улыбнулся, решительно двинулся вперёд и забарабанил в дверь. Потом подёргал за ручку. Никто не открыл.
– Правило, наверно, читает! – заявил студент со знающим видом. – Надо полчасика подождать…
Литератор проглотил ком, хотел что-то сказать, передумал, собрался было уйти, вспомнил, какой огромный путь проделал пешком, и молча остался ждать. "В случае чего вызову Службу Спасения, – подумал он, – и они меня эвакуируют". Он уже сомневался, сможет ли дойти до своего автомобиля. Минут через пять он приметил в сторонке лавочку, брезгливо отряхнул её и уселся, положив ногу на ногу.
– Первый раз, да? – идиотски улыбаясь, спросил студент. Долго молчать он не мог – жизнь била из него ключом.
– Что первый раз? – спросил Александр Владимирович, успевший взять себя в руки.
– Ну, за советом, – улыбнулся Алексей.
– Нет, я вообще-то часто советуюсь с различными людьми… – ответствовал журналист.
– Я имею в виду, к старцу… – сказал юноша, уже не улыбаясь. Настроение у него резко начало портиться.
– А, ну да, ну да. Старцы выполняют важную функцию в Церкви.
– Какую функцию?! – всё больше раздражаясь, возопил Алексей.
Литератор презрительно поглядел на него и как можно спокойнее ответил:
– Как будто вы сами не знаете, молодой человек. Несут дух.
– В смысле? – тихим злым голосом спросил студент, догадавшийся о невоцерковлённости своего собеседника.
Александр Владимирович почувствовал напряжение и попытался сменить тему разговора:
– Может, нам стоит ещё раз постучать?
Но студента уже заклинило.
– Нет, вы, пожалуйста, скажите, какой дух? – вопрошал он, гневно сверкая глазами. – Духи бывают разные.
– Да святой же! – заорал литератор, передёргиваясь и вскакивая. – Что вы привязываетесь к словам, молодой человек?!
Он вдруг почувствовал, что в келье никого нет и в радиусе пяти километров тоже ни одной живой души. Небо пасмурное, а кусты вокруг дома густы и темны.
"Хорошо, я не закурил, – подумал Александр Владимирович, – а то этот фанатик меня бы растерзал!"
Тут с другой стороны дома послышались пьяные голоса.
– Серёг, давай тяпнем его по темечку, вот и все дела!
– А ну как убивство получится? – сказал другой голос, по-видимому Серёгин.
– Саш, надо сначала узнать у него, где он деньги прячет, – сказал третий голос, наименее пьяный и наиболее рассудительный. И литератор, и студент почувствовали, что этот и есть зачинщик. Кстати, в этот самый момент Алексей нырнул в кусты и потащил за собой опешившего журналиста.
– Да он отродясь не скажет! – зарычал здоровый бородатый мужик, появляясь из-за угла. – Знашь, какие эти монахи жадные! Скорее умрут, чем с деньгами расстанутся.
– А ну как убивство получится? – продолжал вопрошать другой детина, молодой и весьма глупый на вид.
– Очухается твой дедушка! – сказал "Саш", стуча каблуком в дверь.
Тут появился и третий, маленький, тёмный лицом, жуликоватый на вид и с папироской.
– А если он потом милицию вызовет? – спросил "Серёг", дёргая первого за рукав.
– Так что, думашь, его совсем пристукнуть надо? – удивился "Саш", переставая стучать. – Тады убивство получится!
Студент и литератор наблюдали эту сцену из-за куста.
"Всё, сейчас до нас доберутся!" – думал Александр Владимирович, холодея.
"Только бы старца не было дома!" – молился Алексей.
Но тут щёлкнул замок, дверь отворилась, и на пороге появился старичок в рясе.
– Что вам, ребятки? – спросил он ласково, будто не замечая грозного вида мужиков. Те ворвались внутрь вместе со старцем и захлопнули за собой дверь.
– Бежим! – прошептал редактор, но, парализованный страхом, не двинулся с места.