XXVI
Двухкомнатная квартира ветерана национального телевидения была идеально приспособлена для постельных развлечений: в потолок над кроватью было вделано зеркало, и, лежа на спине, Сева хорошо видела крепкие волосатые плечи бывшего диктора. Голова его в зеркало не умещалась, но потное лицо нависало над ней, касаясь то носа, то щек. Иногда он пытался ее поцеловать и одновременно то одной, то другой коленкой настойчиво раздвигал ей ноги. Она понимала, что рано или поздно уступит его напору; сказывалось отсутствие опыта и боязнь обидеть человека, которым она восхищалась многие годы.
- Не будь дурочкой, - убеждал он ее. - Оставаться девственницей до тридцати двух лет вредно для здоровья. А у будущего мужа это может вызвать подозрение, что его жена до него никому не нравилась.
Она чуть расслабила напряженно сплетенные ноги.
- И еще, - коленки его продолжали активно действовать, - очень важно, чтобы в первый раз все было без боли. У многих девочек на всю жизнь остается травма. А я тебе обещаю ночь, которую ты запомнишь как праздник.
Ноги ее вдруг сами собой медленно разошлись, он торжествующе улыбнулся. В зеркале на потолке она увидела, как смуглые ягодицы приподнялись и застыли в стартовой готовности. По внутренней стороне бедра двинулась вверх его рука, что было одновременно и приятно, и стыдно. Двигая рукой, он наблюдал за ее реакцией, настраивая ее, как это делают, пробуя инструмент, опытные музыканты, перед тем, как начать играть. Но и себя он, видимо, настраивал - все же ему было за пятьдесят.
Она молчала, стиснув зубы; уже давно в уголках ее глаз сильно пощипывало. Столько лет она вольно или невольно берегла себя, и теперь случайная встреча лишала ее пусть нелепого, но важного свидетельства того, как она прожила свою жизнь.
- Ты что, плачешь? - удивленно спросил диктор. - Да ты совсем дурочка, - огорчился он. Она силилась улыбнуться в ответ, но не получалось, слезы уже капали на подушку.
- Прекрати. - Он строго нахмурился. - Тебе тридцать лет, а ты ведешь себя черт знает как. - Рука его что-то искала у нее между ног, на потном лице мелькнула легкая неуверенность.
- Прошу вас, - наконец она обрела способность говорить. - Умоляю… Не надо…
- Я же тебе все объяснил.
- Простите… Но я не могу…
- Что значит, не можешь? Ты что, больна?
- Нет.
- А что ты сейчас чувствуешь? - Рука коснулась лобка, поднялась выше и несколько раз довольно сильно нажала на нижнюю часть живота.
- Приятно?
- Да.
- Ты будешь замечательной любовницей.
- Прошу вас, не надо.
Он слегка отодвинулся.
- А обо мне ты не думаешь? Я же тоже человек.
- Простите.
- Я не привык к тому, что меня не хотят. Ты у меня двенадцатая.
- Женщина?
- Девственница. Женщин было гораздо больше.
- А это не утомительно?
Он рассмеялся.
- Иногда утомительно. Но большего счастья, чем в постели, я никогда не испытывал. Даже с проституткой можно достичь состояния блаженства, сливаясь в целое… Ну что, начнем?
- Прошу вас, не надо.
Он убрал руку, но нижняя половина его тела все еще находилась на ней, придавливая к матрасу.
- А может быть, ты и права. - Он рассуждал вслух. - Я же не знаю, кто твой избранник. Может, ему важно, что ты, как это сказано в "Тысячи и одной ночи", "жемчужина несверленная".
Она назвала ему фамилию Эльдара.
- Я его хорошо знаю. - Диктор посмотрел на нее, как на неожиданно повзрослевшего ребенка, - но он же гораздо старше тебя.
- Да.
- Я всю их компанию знаю. И Счастливчика, и Друга, и Марата. У вас это недавно началось?
- Да.
- Он был женат на армянке. Ты знаешь об этом?
- Нет. Я вообще ничего о нем не знаю.
- Передашь привет от меня.
- Хорошо.
- Я пошутил. Как ты ему объяснишь, что мы знакомы? У меня плохая репутация.
- Неправда. Все мои подруги были в вас влюблены.
- А ты?
- Тоже. Поэтому я не смогла вам отказать. Я словно была загипнотизирована в ресторане.
- А сейчас?
- Уже нет.
- Тогда вставай, одевайся и марш отсюда.
Он пружинисто поднял свое тело с постели; сохранил, несмотря на возраст, хорошую физическую форму.
На прощание она получила подарок - красивую перламутровую шкатулку, полную бус.
- Это бирюза, это янтарь, а это речной жемчуг. Остальное стекляшки.
- Нет, нет, - замахала руками Сева. - Я не возьму такой дорогой подарок.
- Ты подарила мне дивную ночь.
- Я?
- Ты прелесть. - Он спешил на какую-то утреннюю запись и выпроводил ее в восемь утра, за два часа до открытия магазина. Домой ехать не было смысла, на улице еще держалась ночная прохлада. Размахивая большим полиэтиленовым мешком со шкатулкой, она шла в сторону моря, впервые в жизни ощущая в себе уверенность, которой ей всегда так мучительно не хватало. Она не знала, что мешок такой же расцветки - малиновые полосы на желтом фоне - использовали на допросе Эльдара, и не обратила внимания на милицейский миниавтобус с зарешеченными окнами, выскочивший из-за угла; коротко гуднув, он поехал мимо.
XXVII
Внук библиотекарши оказался вполне разумным парнем! Получив пакет с пятью тысячами долларов, поблагодарил Муртуза и, не считая, спрятал деньги во внутренний карман куртки.
- Передайте их бабушке. - Муртуз засомневался, что деньги дойдут до старухи. - Пусть побалует себя.
- Она их не возьмет, - возразил внук. - Я сам их на нее потрачу.
- А это вам, - Муртуз вручил гостю большой набор из чая, конфет и алкогольных напитков. Внук с удовольствием принял и это подношение, а покидая кабинет, заверил, что время от времени будет навещать Муртуза.
С поколением наших детей легче иметь дело, чем со стариками, подумал Муртуз, но вспомнил отца и поправил себя: и в том поколении были люди, которые сами жили и не мешали жить другим. Но было им не просто. Отец вечно боялся всего, и он ребенком принимал участие в перепрятывании денег и ценных вещей то дома, то на даче.
Сразу после ухода внука библиотекарши Муртуз позвонил по нескольким номерам, чтобы выяснить, где и когда хоронят академика Асадова. Он считал своим долгом принять участие в панихиде.
Проводить Академика в последний путь пришел, как говорится, весь город. Тело выносили из Академии наук. Когда Муртуз был ребенком, отсюда же вынесли гроб поэта Самеда Вургуна. Это было в середине пятидесятых годов. И его, десятилетнего мальчика, чуть не затоптали на подъеме к Баксовету.
Такая же огромная толпа собралась и сегодня - от музея Низами до Аллеи почетного захоронения стояли люди. Кого только здесь не было, Муртуз еле успевал здороваться. Женщины плакали, да и некоторые из мужчин не стеснялись слез. Когда заиграл оркестр, и у Муртуза тоже навернулись слезы. Все же таких, как академик Асадов, у его народа было немного, по пальцам можно пересчитать.
XXVIII
Сразу после похорон друзья Эльдара собрались у Счастливчика, который успел прилететь рано утром.
- Я все выяснил, - сообщил он, когда они расселись в его кабинете с пальмой и старинными напольными часами. - Я говорил с прокурором. Мы опоздали. Вчера, когда вы сидели у Марата, еще можно было что-то сделать. Они проверяли его данные: кто он, откуда родом, стоят ли за ним какие-то сильные родственники? Ночью еще раз проверили. И когда убедились, что влиятельных защитников у него нет, решили обвинить в убийстве его.
- Он так тебе и сказал, так откровенно? - Друг больше всех был возмущен сообщением Счастливчика.
- Он мой давний товарищ, и вчера еще он мог помочь Дельцу.
- А почему сегодня не может?
- Потому что за ночь его искалечили. И в таком виде его выпустить нельзя. А пока его вылечат, если он выживет, то дело зайдет так далеко, что обратного хода не будет.
- Какой цинизм! - продолжал возмущаться Друг. - А почему они не ищут настоящих убийц?
- Потому что найти их не просто. А надо отчитаться перед правительством и общественностью.
- Ты что делал вчера, когда мы тебе звонили? - спросил Марат у Друга.
- У меня было важное дело.
- Сегодня утром взяли двух лидеров крупной мусульманской секты. Следствие считает, что Эльдар с ними связан, - сообщил Счастливчик.
- Ну это же смешно, - Писатель не мог поверить услышанному.
- Смешно, не смешно, но ему грозит срок от десяти до пятнадцати лет. И вытащить его оттуда можно будет только через три-четыре года, если он выживет после допросов.
- Это тоже тебе твой друг сказал?
- Да.
- Как ты можешь дружить с такими людьми?
- Он один из самых лучших. Но вынужден играть по общим правилам. Впрочем, как и все мы.
Тут все дружно возразили; никто из них ни в каких играх не участвует и даже правил их не знает.
- Вы молодцы, - похвалил их Счастливчик, - и вы действительно ни в чем не участвуете, как и бедный Эльдар. Но рано или поздно жизнь хватает за жопу, не спрашивая, участвуешь ты в ней или нет. И у меня вопрос: если через три года у нас попросят денег, чтобы его освободить, мы дадим их или нет?
- Дадим, - сразу же за всех ответил Марат.
- А это называется дача взятки в особо крупных размерах и сурово наказывается. Так что, друзья, невозможно не заразиться проказой, живя в лепрозории.
Но окончательно сразил их последний довод Счастливчика. Дерьмо сортов не имеет, сказал он, и, если они терпят то, что вокруг них происходит, они ничем не лучше других граждан своей страны…