6
За шестьдесят семь лет до моего рождения, как гласит допотопное предание, Тувалкаин занедужил, и был как какое-нибудь бесчувственное дерево. Жрецы каинитов упражнялись возле его одра, но тщетно. Тувалкаин на глазах хирел, точно яд проник в его тело. Лицо Тувалкаина заметно постарело в болезни, усохло, глаза потускнели.
И был день, и пришли близкие к одру Тувалкаина, ибо жрецы сказали, что он может умереть.
- Что с тобой, сын мой? - спрашивала Цилла, мать Тувалкаина. Он испугался: голос матери казался чужим, ибо говорила она басом. Собравшись с силами, Тувалкаин выдохнул из себя:
- Енох победил меня. И дыхание мое, будто не мое, а чужое.
Приходила к нему сестра, Ноема-жрица.
- Что с тобой, брат мой? - Но Тувалкаин не узнал голоса сестры, ибо говорила она с гортанной хрипотой. Больной задержал взгляд на плотоядном рту Ноемы-жрицы и испугался, когда до него дошло, что голос не совпадает с движением губ.
- Енох победил меня, Ноема, и я не знаю, как мне дальше жить, - срывающимся шепотом говорил Тувалкаин. - Помнишь, сестра, в юности мы мечтали построить свободный город - город, где прекратилась бы вражда между сифитами и каинитами, город, где религиозные верования объединились бы в одну религию, и все люди стали бы жить как братья. Но вот Енох читает молитвы своему пастушескому Богу, идолы наши разливаются водой, и многие из каинитов кричат: "Бог Еноха, помоги нам!"
Пришел к Тувалкаину брат его, Иавул-музыкант.
- Что с тобой, брат мой? - спросил он, и Тувалкаин не узнал братнина голоса, ибо на его донышке слышался голос чужой.
- Енох победил меня… И дыхание мое, будто не мое, а чужое.
- Музыка в тебе аритмична, Ту! - сказал Иавул-музыкант. - И я сыграю для тебя, чтобы мелодия флейты привела в гармонию мелодию твоего тела.
Иавул играл для брата на свирели, но больной со страхом взирал на обезображенное в натуге лицо музыканта и ничего не слышал.
- Ты хочешь вылечить меня, брат, но твоя флейта не поможет мне, потому что ты не любишь меня. И эта нелюбовь лукаво просачивается через твою музыку.
Приходили к Тувалкаину дети и внуки и вопрошали:
- Что с тобой, отец наш? - И плакали, жалея отца.
И пришел к Тувалкаину отец его Ламех, который убил Каина. Наружность у Ламеха была выдающаяся. Казалось, он с трудом несет на плечах свою шарообразную лысую голову. Лицо у него было суровым и спокойным, как у покойника. Он не жалел сына, а сказал:
- Я знаю, как помочь тебе, Ту! - Тувалкаин вздрогнул, ибо ему показалось, что не отец говорит, а Каин с того света. Тувалкаину показалось, что слова идут не изо рта Ламеха, а от кого-то невидимого рядом. Обыденный солнечный луч, пройдя зеленым оконным витражом, окрашенный, ударил в глаза Тувалкаину. - Я не так умен, как ты, но порой и таким, как я, в голову приходят нужные мысли. Твоя болезнь от того, что ты не знаешь, как тебе выйти из создавшегося положения. - Ламех расхаживал перед одром Тувалкаина. - Я помогу тебе! - Голос был крепким и решительным. Слюна кипела в уголках мясистого ярко-красного рта. На иссиня-лиловых недавно выбритых щеках Ламеха играли желваки. - И ты построишь свой город, о котором мечтал всю жизнь, где люди будут жить свободно и творчески (и каиниты, и сифиты), но сперва, Ту, надо все запретить! Все - и каинитских богов, и пастушеского Бога! - Повернулся к родственникам и крикнул не своим голосом: - Всем выйти! - И все, повинуясь гневному окрику, послушно вышли. - А ты, Иавул, останься. Ты - мой сын, и ты должен знать об этом разговоре.
- Мне нужны виновные, очень много виновных, - расхаживая, продолжал Ламех, - ибо твой свободный город смогут построить только люди несвободные. В каждом человеке, если хорошенько поискать, найдется какая-нибудь гадость, за которую можно отправить на исправительные работы. А если этой гадости в человеке нет, его надо поставить в такие условия, чтобы она имела место быть. И тогда за нее отправить на исправительные работы. Понятно, что ты, Ту, не способен на такое, но на это способен я. И я помогу тебе. Многие умрут на строительстве твоего светлого города, в том числе и те, кто видел, что произошло на богослужении у заброшенной штольни. Отныне мой меч - закон! Смятение охватит всех и вся! И будут думать, что жизнь пошла вразброд. А когда твой город будет построен, ты развенчаешь меня и мое правление. Скажешь, что в меня вселился Каин. Чем больше жестокости от меня, тем благороднее будет выглядеть твоя миссия, Ту! А я, твой отец, не могу позволить себе быть добрым, даже казаться добрым, что иногда необходимо для властьпридержащих. Сифиты еще не забудут, что они сифиты, а каиниты не забудут, что они каиниты, но после меня это потеряет значимость. Ты разрешишь им говорить правду! Пусть они захлебнутся в своей правде! А когда они ей пресытятся, можно будет пару хороших слов сказать и про меня, ведь город будет построен, и люди заживут сыто. И поверь, Ту, многие будут вспоминать о железных временах Ламеха с грустью. Потом разрешишь возродить религиозные культы. Естественно, сифиты будут служить под нашим надзором. Пусть твои жрецы, Ту, хорошенько подвигают мозгами. Надо всех - всех! - приучить к нашим ритуалам. Ты задумал объединение с сифитами, а до сих пор не понял, что потянуло их к нам еще до того, как ты задумал объединение.
- Наши женщины? - спросил Тувалкаин своим голосом.
- Женщины? - Усмешка исказила лицо Ламеха. - Ты свой ум совсем потерял! Твои металлические наконечники для стрел! Сифиты сами пришли покупать их! Сами! И просили!!! Ты ковал их тогда своими руками. Я тогда восхищался и гордился тобой! И любой отец гордился бы таким сыном, как ты, Ту! Ты создал вещи, которые будут жить в веках, но ты сам не сознаешь, что в эти вещи вложил себя. И людям нужны не только эти вещи, но и частичка тебя, живущего в этих вещах. Ты нужен и сифитам! Через вещи, которыми они пользуются, они принимают в свою жизнь и тебя. Мне немного странно говорить тебе об этом, Ту, тебе - жрецу высших посвящений. Но иногда разум и таких, как ты, немного замыливается повседневностью. Ты еще не покорил сифитов, но существенную часть их жизни подмял под себя. Не думая и не заботясь об этом. Ты просто делал свое дело. Ты и сейчас не осознаешь всю важность того, что сделал. Твои наконечники для стрел, Ту, больше, чем просто наконечники. Твоя черная металлургия, Ту, больше, чем просто черная металлургия… Сейчас ты немного не в форме. Это ничего, это пройдет… Ту, сделай куплю-продажу ритуалом, введи ее в наши обряды, и тогда твоя власть над людьми станет безграничной. Послушай отца, Ту! Куплю-продажу…
- Может, еще не поздно остановиться, отец? - надломлено сказал Тувалкаин, но сказал неуверенно, даже робко.
- Я делаю это ради тебя, сын мой, ради всех каинитов! А ты продолжай двигать свою науку - терпеливо, скромно, незаметно, без помпы, к которой ты стал уклоняться. Внедряй науку в сознание людей, чтобы со временем они (и сифиты, и каиниты) привыкли к ее благам, чтобы они не могли представить себе жизни без нее. Открывай школы!!! Я тебе помогу. Наши школы! Только без богов и без Бога! Не смущайся, что подавляющему большинству людей эти знания в жизни никогда не пригодятся. Все должно быть подчинено одной цели: строительству нового города, воспитанию нового человека. Тебе потом легче будет отпускать узду. Временно установится власть грубой силы. Да, разрушится современный миропорядок - ты потом восстановишь. Позови всех сюда! - грубо приказал Ламех Иавулу, точно слуге, и Иавул позвал родственников.
Когда они робко вошли, Ламех осмотрел всех приветливым взглядом, будто любил их чистой грустной любовью: жену свою Циллу, дочь свою Ноему-жрицу, ее мужа Ксанта и всех остальных.
- Повторяйте за мной! - приказал Ламех взволнованной кучке. - Нет никаких богов! Есть только один бог - Ламех-каинит!
Все молчали.
- Или вы не согласны со мной? Ты, Ксант, почему не повторяешь?
От обиды и унижения все тело Ксанта дрожало.
- Потому что вы не бог, господин. - При этих словах Ксанта все как-то приободрились. И женщины негодующе подняли подбородки. Быстрый меч Ламеха перерезал Ксанту горло.
- Повторяйте за мной, - тихо сказал Ламех голосом Каина: - Нет никаких богов…
- Нет никаких богов, - повторили люди с поглупевшими лицами.
- Отныне есть только один бог…
- Отныне есть только один бог…
- Ламех-каинит!
- Ламех-каинит!
- Хорошо, что вы быстро поумнели… Все свободны! Да, кто не согласен с тем, что он здесь говорил, но не решился высказаться, может идти по правому коридору. Моя охрана сделает с вами то же, что я сделал с Ксантом. А кто согласен с тем, что он здесь говорил, может идти по левому коридору. - И устало прошептал шепотом Каина: - Вон отсюда!
Родственники засеменили к дверям.
- Ты, Иавул, останься! - приказал Ламех, застыв над трупом Ксанта. - Вот так-то, Ту, на одного свидетеля твоего позора у заброшенной штольни стало меньше. Слишком много он болтал о том, как по молитве Еноха водой разлились идолы каинитов.
Вошла бледная Ноема-жрица. Ламех оглянулся на запах ее духов. Она благоухала, как благоухает увядающая роза. В ее лице, уснащенном пудрой, - растерянность и мольба. Дрожь ее тела передавалась тканям, в которые она была завернута.
- Отец, - с нудной учтивостью сказала Ноема. - Левая дверь заперта! - Она смотрела на отца через вогнутое стенное зеркало, и оно искажало лицо Ламеха. Его отражение расплывалось, расплывалось, и вдруг к страху своему Ноема угадала, что стоит с отцом лицом к лицу.