Но другой охранник цыкнул на взбесившегося, и он замолчал. Но усидеть на месте был не в силах - пошел по вагону. Глядя на его нагловатую поступь, я почему-то подумал, что он направляется к нам. И не ошибся. И проницательная Ноема сказала:
- Он идет к нам.
- И я, грешная Агада, села голой задницей на четки Сифа. Мне бы потерпеть миг другой, я бы мученицей стала за Господа!.. - вещала в другом конце вагона худая длинношеяя женщина с маленькой головкой. - Так Он обличил грех моего непокорства!
Охранник навис над нами.
- Нам тут разрешили незнакомую доселе забаву! - противно улыбаясь, проговорил охранник. - Как бы это сказать на вашем благочестивом языке? С разрешения начальства можно совершать блудодейственное поругание узниц. - От охранника пахло свежим вином. Он попытался поцеловать вывороченными губами Ноему, но мы отшвырнули его. От неожиданного сопротивления он протрезвел. Лицо его отвердело и посерело от злости.
- До вас, милые, видно, не дошло, куда вы прибежали. - И улыбнулся, предвкушая отмщение в недалеком будущем. И от улыбки охранника, и от слов его стало жутковато.
Поезд, пшикнув, остановился.
- Всем встать! - рявкнул охранник. Его голос разбил напряженность. Все зашевелились. Никакой станции за окнами не было. У вагона нас встречали охранники с лающими псами. Охранники были в белых одеждах, очень похожих на богослужебные одежды сифитов. Из окон других вагонов выглядывали люди и испуганно смотрели на нас. Мне показалось, что в одном из окон мелькнула лысина Йота.
- Что они себе позволяют? - возмущался мужской голос в соседнем вагоне. - Сейчас не… Вы ответите!..
- Вы можете совершенно свободно присоединиться к ним!
- Это неслыханная дерзость злых мужчин и злых женщин! - кричал из соседнего вагона свободолюбивый пассажир.
- Мужчина, уймитесь!
Псы брехали, не утихая. Бедную толпу под лай погнали в горы. Охранники зажгли факелы. Под нашими ногами вилась недобрая тропа. Мы шли довольно долго среди каменистых нагромождений. Впереди - длинный подъем над самой кручей. Ноема держала меня за руку ниже локтя. Она как бы притаилась возле меня. Кто-то наизусть читал блаженства Еноха:
- Блажен человек, который не направит сердце свое злобою на всякого человека…
- О чем думаешь, Ной? - спросила Ноема.
Я грустно улыбнулся.
- Я всегда говорил, что я - не тот самый Ной, но в глубине души, где-то очень глубоко-глубоко, мне хотелось, чтобы я был тем самым Ноем…
- И мне хотелось, чтобы ты был тем самым Ноем, - поспешно сказала Ноема.
Я узнал местность, по которой вели нас, и спросил Ноему:
- Знаешь, где мы?
- Нет.
- Это наше пастбище, только мы подходим с другой стороны. Посмотри туда…
Над скалами на фоне луны замерла каменная тигрица с котенком в зубах.
- Они уже установили идола скульптора Нира.
Легкое облако поплыло над нами. Но, похоже, заметили его только я и Ноема. Собакам надоело лаять. Шли в тишине, только хруст снега уносился к луне и звездам, да время от времени задний охранник окриками подгонял отстающих. Взглядом я искал жертвенник, на котором мне посчастливилось служить, и вдруг неподалеку от заледенелого пруда увидел блестящий при луне купол.
- Они восстановили и храм, Ной!
У подножья Нирова идола нам велено было остановиться. Перед нами кружком воткнули факелы. Снег под ними стал таять. Пламя завораживало. Охранники с вымазанными мелом лицами выстроились за факелами в линию и вложили стрелы в арбалеты. Я почувствовал жалость к стоящим рядом со мной соузникам и огромное желание оказать им хоть какую-то поддержку. Многие плакали, потому что пришло время слез. Были слышны слабенькие вопли.
- Братья и сестры! Бог сифитов неведом злым!.. - И я заговорил о том, что жившие не по лжи и погибшие до потопа ценны в очах Господа и будут спасены для жизни вечной. Я говорил о том, что все знали и без меня, и когда говорил, увидел, что снег под факелами растаял, и на проталине, влажные и неуверенные, дрожали сиреневые колокольчики. Охранники подняли заряженные арбалеты. Языкозлобный голос выкрикнул:
- Перед вами - сволочи и дерьмо! Расстрелять! - В наших рядах раздался яростный вопль, а за ним - взрыв смеха. И обреченные с хохотом бросились на палачей, обняли их, потом взялись за руки и закружили хоровод вокруг меня и Ноемы. Кто-то сквозь смех с издевкой выкрикнул:
- Помолись, Ной, чтобы идол Нира разлился водой!
Я растерянно глянул на Ноему. В ее оленьих глазах - беззвучный крик. И до меня начало доходить, что все оказалось понарошку: и последний вагон, и узники, и расстрел… По хороводу пошли мехи с вином. Дурачились на славу, обращаясь с речами к идолу. На лица надели маски из долбленой коры и стали похожи на сынов супротивного.
- Дерни за бечевку, Ной, печать с шеи и отвалится! - Опьяневшие женщины, имея помощником беса, визжали, жестами изображая то, о чем срамно и писать. Я не мог не пошевелиться, не произнести слов, и слезы катились от горького бессилия. Мужчины в хороводе тоже дурачились. Горы хотели рухнуть на меня. Но тут висящий клочок тумана спустился на нас с Ноемой, и стало тихо, хотя хоровод продолжал бесноваться. Звуки долетали до нас как бы из далека. Казалось, голоса и смех доносились из времен, канувших в небытие. Ноема с берегущей нежностью обняла меня, точно тело у меня было беззащитное, как у новорожденного. Печаль Ноемы породила слезы. Она уткнулась в мою грудь и плакала тихо-тихо, будто не хотела, чтобы я услышал ее плач. Но ее безмолвное горе рвалось наружу. Ноема что-то говорила мне, и я прислушался.
- …мы будем жить надеждой и ожиданием… и только сон будет разлучать нас… И еще те дни, когда ты будешь выходить к людям для проповеди. Им будет нужна твоя проповедь, Ной! Чтобы их не питали только земные помыслы, чтобы не забывали, что все их земные заботы порождены чуждой силой падших ангелов, чтобы не привыкали к подобному ходу вещей и не удалялись от Божественной неги. И многие послушают тебя, Ной, и убоятся Господа. - Ее голос согревал меня, но на сердце моем лежал гнет. Влажные глаза Ноемы были исполнены ясности и все лицо ее делали ясным. Ноема улыбнулась преданной улыбкой и немного отстранилась от меня. - Хочешь, я скажу тебе, что говорила мне Манефа, когда мы впервые увидели ее в скальных комнатах? - От этих слов Ноемы губы мои дрогнули в улыбке. Но душа моя еще не улыбалась. Я только подумал, что Ноема, чтобы подбодрить меня, хочет открыть мне маленькую тайну, может быть, даже не тайну, а так, какую-нибудь женскую пустячность. - Это было давно-давно, когда праведный Енох спускался на землю от ангелов. Енох и Манефа посетили дом вдовы Сапанимы, чтобы научить ее и детей ее погребать. Вдова Сапанима имела во чреве, и по малодушию своему подобно каинитянке, хотела вытравить из тела своего плод, ибо умер кормилец. Енох вразумил Сапаниму. Енох сказал ей, что зачатое в ней ценно в очах Господа, ибо в потомстве даст жену праведному Ною. - Ноема посмотрела мне в глаза. - В скальных комнатах Манефа передала мне слова Еноха о том, что Господь долго не будет давать Ною детей. Но настанет время, когда ты, Ной, возьмешь меня не сладострастия ради, а ради чадородия. И я рожу тебе трех сыновей, а ты, Ной, построишь ковчег, и мы спасемся в очистительных водах потопа.
- Все, что ты говоришь, Ноема, очень красиво, но… - Призывая к молчанию, Ноема прикрыла своими озябшими пальцами мои уста.
- Тебе, Ной, будет откровение от Господа, которое изменит всю нашу жизнь. Ты, Ной, из тех, кого Господь ищет. Но ты сам, Ной, должен протоптать молитвенную тропинку к Богу. За людей молиться - все равно, что кровь проливать! Но поверь мне, будет час, и Господь заговорит с тобой! Я говорю не от себя, мне сказала Манефа, а Манефе сказал Енох…
Звуки беснующегося хоровода вдруг стали громче: облако, которое защищало нас, поднялось. Кощунники веселились как-то натужно.
За скоморошество стали выплачивать деньги. Появилось много недовольных. Раздраженные, унылые, угрюмые поплелись обратно на станцию.
На земле был слабый, предшествующий восходу солнца свет.
42
Мы обернулись: перед нами стоял Йот. Я едва узнал его в мохнатой енотовой шапке.
- Вам пора возвращаться на станцию, а то опоздаете к поезду, - сочувствующе посоветовал Йот, и мы подчинились его спокойствию.
- Зачем ты все это устроил, Йот? - спросила Ноема побледневшими губами.
- А что вам не нравится? Вы мечтали пострадать за вашего пастушеского Бога от внешних мучителей - вы пострадали! Правда, не до смерти, а до смешного! - Йот усмехнулся и, поежившись, глянул через плечо, будто ожидая кого-то увидеть. - Надеюсь, вам это послужит уроком, и вы впредь несколько раз подумаете, прежде чем вводить людей в заблуждение.
- За что, Йот? - спросил я. - Неужели за то, что мы не согласны восстанавливать храмы по ритуалам каинитов?
Йот снова усмехнулся и снова посмотрел через плечо, будто ожидая кого-то увидеть.
- Помилуйте! - сказал Йот не своим голосом. - Я вас вообще сюда не звал! Вспомните: вы сами!.. - И еще раз мерзко усмехнулся. Ропотливый дух проснулся во мне от этой улыбки. Мне захотелось расправиться с Йотом, но я гасил свой тайный порыв, и непостоянство моей решимости делало меня бездеятельным. Небесная птица, точно ангел, парила над нами. Я шел, поддерживаемый неотлучной Ноемой, смотрел на птицу, и не мог угасить ропотливости духа. Йот в спокойном самодовольстве вышагивал рядом. - Я, как вам известно, надзиратель за храмами. И мне небезынтересно было знать, кто из сифитов верит в такую чушь, как последний вагон в мучилище. Согласитесь, я хорошо все это продумал, даже - сиреневые колокольчики на проталине в снегу.
- Проверил? - сдерживая слезу, спросила Ноема.