Ефим Сорокин - Милостыня от неправды стр 20.

Шрифт
Фон

- Чай будете? - осведомилась проводница и, получив вежливое согласие нашего собеседника, поставила стаканы на столик. Ложечки зазвенели. Йот вынул из кошелька гладкую купюру и расплатился. Мне почему-то подумалось, что и другие купюры в его кошельке были гладкими. И кнопку кошелька Йот застегнул бережно, точно боялся потревожить денежные знаки невежливым обращением. - Что я предпринимаю? - продолжил Йот. - Я ищу партнеров! И нахожу их! Где? Правильно! В сифитской Церкви. Мне нужна, - что? - прибыль, а вам нужен, - что? - храм. С одной стороны - сифитская Церковь с ее авторитетом… - Под словом "Церковь" (у Йота с маленькой буквы) он на салфетке столбиком написал слова, поясняющие, из чего ее авторитет складывается. - А с другой стороны - моя фирма с ее денежными возможностями (и не только). - Под словом "фирма" (у Йота с большой буквы) столбиком он написал слова, поясняющие словосочетание "денежные возможности". - Понятно, чтобы подобный тендем имел место быть (я о договоре фирмы с Церковью) надо кое-какие связи во властных структурах иметь, ибо это они придумали, чтобы фирмы, помогающие восстановлению памятников культуры… памятников культуры, - повторил Йот и взглядом осведомился, не обидел ли меня. - Каиниты давно не обижаются, а сифиты… Надо, чтобы эти фирмы имели налоговую льготу. И теперь… - Наш собеседник перевел кончик ручки к прямоугольнику с надписью "таможня". - И теперь, когда я везу табак из старого города в новый или вино из нового города в старый - неважно! - с меня здесь будут брать не N-ую сумму, а N-Z. А теперь следи внимательно! Вот эту самую Z делим пополам между мною (фирмой) и Церковью. Половина Z идет мне в прибыль, а другая половина на восстановление храма. - Йот вежливо улыбнулся. - Экономика любви!!! - И, уютно откинувшись, стал размешивать сахар в стакане, по-городскому позванивая ложечкой о край. - Только если тебе, Ной, придется воспользоваться моим советом, не зевай! Каинитов на мякине не проведешь, а вас, сифитов… - Он глянул на меня поверх очков в золотой оправе: - Требуй свою половину Z после каждой операции, а то тебя сразу начнут уговаривать: пустим деньги в оборот - сумма утроится! И уплывут твои денежки, и ты потом никаких концов не найдешь. Хотя… Как это ни парадоксально, тебя, священника, до таких дел могут и не допустить. Конечно, кое-кого допускают, но не всех. Если тебе люди более менее порядочные попадутся, то храм рано или поздно восстановят. Но уже такую сумму затратят, что семь таких храмов построить можно. Купят тебе лошадку или домик на берегу ручья - и помалкивай в тряпочку! Хоть сифит ты, хоть каинит - ну, это ты и без меня очень хорошо знаешь!

- Признаться, впервые слышу!.. Все, о чем ты сейчас рассказывал - это же ритуал каинитов!.. Видишь ли, Йот, - сказал я бывшему однокласснику, - нравственное домогательство сифитов в отличие от каинитов требует не только чистой цели, но и чистых средств. И здесь никаких компромиссов быть не должно! Каноны сифитов запрещают брать пожертвования от каинитов. А кто берет, тот впоследствии будет расплачиваться за свою духовную слепоту.

Лысина Йота побагровела.

- А если учесть у кого сейчас деньги в подлунном мире, - добавила Ноема, - получается, что восстанавливают не храмы для сифитов, а культурно-религиозную резервацию для них.

- А сифитское богослужение включается в поле лжи! - сказал я. - Это духовное порабощение, Йот!

Он поправил очки и посмотрел на меня непонятным взглядом.

- Это тебя епископ научил?

- Нет, это у нас из уст в уста передается!.. Милостыня (или жертва) с верою в Бога очищает грехи. Но есть милостыня (или жертва) от неправды. Вот и вы заменили жертву налоговой льготой. И принесли ее на жертвенник Богу! Словами просим Бога, чтобы он простил наши грехи, а сами свой грех возлагаем на жертвенник! Это жертва Каина!

Йот чистой тряпочкой протирал очки.

- Ты это серьезно? - добродушно улыбаясь, спросил он. - Нет уж давно ни сифитов, ни каинитов, - добавил Йот с пробуждающимся недовольством…

Спустя несколько часов я сидел, удрученный, у пруда и смотрел в огустевшую воду. Шевелились на дне водоросли. Не было сил, чтобы дойти до пещеры. Я так устал, что собственная тень казалась мешком с камнями.

- Сейчас так, Ной, - успокаивая меня, твердила Ноема. - Сейчас так… - Лучшего слова у нее не находилось, но она принимала мою боль глазами, и мне становилось легче.

- И как же теперь жить?

- Не знаю, Ной! И никто, наверное, не знает. Может, это и неплохо, что Суесловец ничего не привез для храма? А мы можем служить и без храма. Холодно только, ветрено, дождливо, но у Господа много и солнечных дней! Конечно, прихожан будет меньше, если здесь не будет храма, но мы здесь не для прихожан, а для Бога! И Он не даст нам умереть с голоду! А я тебя не оставлю, Ной! Пойду за тобой, как нитка за иголкой.

- Мы будем служить!

- Я буду во всем помогать тебе, Ной! - Ноема, взяв мое лицо в свои грубоватые ладони, целовала меня, и вскоре мое лицо стало мокрым от ее слез.

- Мы будем служить сегодня!

Потом мы часто вспоминали эту ночную службу.

- Смотрю на тебя со спины - и так жалко тебя стало! - говорила Ноема. - Тащишь санки с богослужебной утварью - ступаешь неуверенным шагом. И мне тяжело за тобой идти: я ногу натерла, но мне уже не до нее. Тебя жалко… И мокрый снег пошел. Служили при факелах, и вороны в руинах слушали службу молчком.

21

- Может быть, я понапрасну беспокою вас, господин, но неожиданно скульптор Нир изъявил желание участвовать в нашем деле. И, по-моему, то, что он предлагает, достойно внимания.

Тувалкаин жестом гостеприимного хозяина указал Иагу на скамью возле стола.

У Тувалкаина была отменная память. Прошла ни одна сотня лет с тех пор, как на стене древнего города Нир изваял идола, но изваял так, что бок его и узор башни породили сотканного из неба ангела. В те времена изображать ангелов запрещалось. Тувалкаин помнил шахту, в которой отбывал наказание скульптор Нир, помнил даже, что узники этой шахты вели себя подозрительно послушно, только раз в знак протеста сожгли корзины, в которых таскали руду. Тувалкаин помнил, что в глубине этой шахты, на малахитовой глыбе, Нир вырубил историю каинитов, истинную историю каинитов и при живом Каине изобразил его, убивающим своего брата. Тувалкаин помнил тот день, когда его подручный уродец Ир - маленький, тщеславный, изворотливый, по-каинитски благочестивый, - обнаружил в заброшенной штольне секретную писаницу. В тот же день на городской площади, на которой Нир ваял гигантскую голову Каина, Тувалкаин намекнул скульптору, что обнаружил писаницу. Тувалкаин помнил, как смущенный Нир выронил из рук зубило, и оно со звоном отскочило от брусчатки. Тувалкаин помнил, как через несколько дней Нир признался, что писаницу вырубил он. Тувалкаин помнил растерянность Нира, когда ему было сказано, что в его подземной работе нет лжи. Тувалкаин не забыл, что в новом городе, который он построил своей волей и в котором сейчас жил, статуй больше, чем людей. А если посмотреть на него в солнечный день с горы, то может показаться, что на город спустилась белокрылая стая ангелов. И в том, что город в народе называли городом ангелов, без сомнения, заслуга скульптора Нира. Тувалкаин знал, что несколько лет назад Нир ушел в горы и живет отшельником, хотя в городе у него едва ли ни самый красивый дом. Тувалкаин знал, что ученики носят в горы скульптору Ниру еду и новости, а что творит горделивый разум Нира, Тувалкаин не знал и узнавать не собирался, потому что были дела и поважнее философских идолов Нира. Тувалкаин не ожидал, что Нир откликнется на задуманный им проект в рамках бескровной борьбы с устоявшимся заблуждением сифитов о якобы неминучем потопе. Слова Иагу приятно удивили Тувалкаина.

- Нира всегда пленяли ангелы, но проповедует он любовь к чувственному миру, - рассудительно проговорил Тувалкаин и раскрыл папирус. Глаза его давно пригляделись ко всему на свете, но на этот раз удивились и они. Иагу с беспокойством наблюдал, как изменялось лицо господина. А тот с трудом сдерживал улыбку, а когда она все же проявилась на лице, улыбнулся и Иагу. Тувалкаин поймал себя на том, что смотрит на проект как бы глазами сифитов. Он будто слышал их мысли, возмущенные неугодным творением человеческого духа: каиниты ставят памятники грехам человеческим. На рисунках Тувалкаин узнал баснословное пастбище сифитов, с которого якобы ангелы навсегда забрали Еноха, и на котором в память этого вознесения соорудили жертвенник своему пастушескому Богу и небольшой храм над жертвенником. Во времена тиранства и храм, и жертвенник были разрушены. Тувалкаин узнал пастбище по окаймляющим его наклонным скалам. Их будто положил сверхмощный порыв урагана. "Полегшие" скалы удивительным образом напоминали застывшие волны. Нир воспользовался необычным ландшафтом. В его скульптурной композиции "поваленные" скалы символизировали воды потопа. А над этими "каменными водами" возвышалась строго вертикальная скала, на вершине которой застыла бесстрашная тигрица со спасенным котенком в зубах. А уступом ниже красивая обнаженная женщина протягивала спасающую руку к жестоким водам, из которых тонущий мужчина протягивал матери младенца.

- Как бы от противного, - произнес Тувалкаин, продолжая сосредоточенно разглядывать рисунок. - Скульптурная композиция как бы не отрицает потопа, но как бы говорит…

- …о жестокости сифитского Бога, - закончил Иагу и горячо кивнул.

Тувалкаин скрепил папирусы бечевкой и написал: "Да будет исполнено". И спросил, передавая папирус:

- Кстати, как поживает этот отшельник? Чем дышит?

- Да тем же, чем и все! Дух времени, что ли… Пытается создать человека!

- Из чего же вознамерился создать человека скульптор Нир?

- Из красной глины.

- Как это делали боги, создавая Адама?

- Возможно.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке