Горе Раймонда Блайта из-за смерти жены было таким безбрежным, что за несколько последующих лет он не напечатал ни слова. В одних источниках утверждается, что он стал жертвой творческого кризиса, в других - что он замуровал свой кабинет и отказывался писать, вскрыв его только для работы над своим прославленным ныне романом "Подлинная история Слякотника", рожденным в порыве вдохновения в 1917 году. Несмотря на популярность "Слякотника" прежде всего у юных читателей, многие критики усматривают в романе аллегорию Первой мировой войны, во время которой множество солдат полегло на глинистых полях Франции; в частности, проводятся параллели между главным героем и демобилизованными солдатами, пытающимися вернуться домой к своим семьям после кошмарной резни. Сам Раймонд Блайт был ранен во Фландрии в 1916 году, после чего вернулся в Майлдерхерст, где его поставили на ноги частные сиделки. Попытки выведать настоящее имя Слякотника, этого забытого существа, его должность и место в истории также считаются данью бесчисленным неизвестным солдатам Первой мировой, а бесплотность этих попыток объясняется тем, что после возвращения с войны Раймонд Блайт будто бы выпал из жизни.
Несмотря на огромный объем исследований, посвященных данному вопросу, подлинный источник вдохновения автора "Слякотника" остается неизвестным; Раймонд Блайт проявлял удивительную скрытность насчет происхождения романа, утверждая лишь, что его "посетила муза", что книга была "подарком" и возникла сразу целиком. Возможно, именно поэтому "Подлинная история Слякотника" - один из крайне немногочисленных романов, которые сумели привлечь и удержать интерес читателей и достигли почти легендарной значимости. Литературоведы множества национальностей продолжают яростно спорить о том, что именно вдохновило автора "Слякотника" и оказало на него влияние, но это по-прежнему остается одной из самых неподдающихся литературных загадок двадцатого века.
"Литературная загадка". Я тихо повторила эти слова, и по моей спине пробежал холодок. Я любила "Слякотника" за оригинальный сюжет и чувства, которые пробуждала во мне вязь повествования, а узнав, что сочинение романа окружено тайной, полюбила его еще больше.
Хотя Раймонд Блайт был состоявшимся писателем, невероятный успех "Подлинной истории Слякотника" у критиков и читателей затмил его предыдущие произведения, и он навсегда стал создателем любимого романа нации. В 1924 году по "Слякотнику" была поставлена пьеса в одном из театров лондонского Уэст-Энда, после чего его популярность еще возросла, однако, несмотря на постоянные просьбы читателей, Раймонд Блайт отказывался писать продолжение. Первое издание романа было посвящено его дочерям-двойняшкам, Персефоне и Серафине, в дальнейших изданиях была добавлена еще одна строчка с инициалами двух его жен: М. Б. и О. С.
Дело в том, что одновременно с профессиональным триумфом расцвела и личная жизнь Раймонда Блайта. В 1919 году он женился на Одетте Сильверман, которую встретил на приеме в Блумсбери, устроенном леди Лондондерри. Несмотря на скромное происхождение, талант арфистки стал для мисс Сильверман пропуском на светские мероприятия, которые иначе наверняка остались бы для нее недоступными. Помолвка была недолгой, и брак вызвал небольшой светский скандал в связи с возрастом жениха и юностью невесты - ему перевалило за пятьдесят, а ей было восемнадцать, всего на пять лет больше, чем его дочерям от первого брака, - а также в связи с разницей их происхождения. Ходили слухи, что Раймонда Блайта приворожили - красотой и юностью Одетты Сильверман. Пара обвенчалась в часовне Майлдерхерст, открытой впервые после похорон Мюриель Блайт.
В 1922 году Одетта родила дочь. Малышку окрестили Юнипер; на множестве фотографий, сохранившихся с того времени, ее красота несомненна. Несмотря на шутливые замечания о затянувшемся отсутствии сына и наследника, из писем Раймонда Блайта ясно, что он был рад прибавлению в семействе. Увы, его счастье оказалось недолгим; грозовые тучи уже сгущались на горизонте. В декабре 1924 года Одетта умерла от осложнений в самом начале второй беременности.
Я поспешно перевернула страницу и увидела два снимка. На первом Юнипер Блайт, вероятно, было годика четыре. Она сидела, вытянув перед собой босые ноги и скрестив лодыжки. По лицу было ясно, что ее застали врасплох в момент одиноких раздумий, чему она вовсе не рада. Она смотрела прямо в камеру миндалевидными глазами, расставленными чуть широковато. На фоне чудесных светлых волос, россыпи веснушек вокруг курносого носа и раздраженно надутых губок казалось, что в глазах ее таятся недетские познания.
На следующем снимке Юнипер была уже девушкой. Годы, казалось, пролетели незаметно, и те же самые кошачьи глаза смотрели в камеру со взрослого лица. Лица удивительной, но странной красоты. Я вспомнила рассказ матери о том, как деревенские женщины расступились при появлении Юнипер, словно она принесла с собой особую атмосферу. Глядя на фотографию, я без труда могла вообразить эту сцену. Юнипер была пытливой и замкнутой, отрешенной и сведущей одновременно. Отдельные черты, намеки и проблески эмоций и интеллекта складывались в неотразимое целое. В поисках даты я прочла сопутствующий текст - апрель 1939 года. В том самом году с ней познакомилась моя двенадцатилетняя мать.
После смерти второй жены Раймонд Блайт, по свидетельству очевидцев, заперся в своем кабинете. Однако он больше не опубликовал ничего примечательного, не считая пары-тройки коротеньких отзывов в "Таймс". Хотя перед смертью Блайт работал над неким проектом, это был, вопреки общим надеждам, не новый "Слякотник", а многословный научный трактат о нелинейной природе времени, развивающий собственные теории автора, знакомые читателям "Слякотника", о способности прошлого проникать в будущее. Работа так и не была завершена.
В последние годы жизни здоровье Раймонда Блайта неуклонно ухудшалось, и он решил, что это Слякотник из его знаменитого романа стал призраком и теперь преследует и мучает его - вполне естественный, хоть и необычный страх, учитывая вереницу трагических событий, погубивших множество дорогих его сердцу людей, который охотно разделяют гости замка. Принято считать, что старинный замок изобилует леденящими кровь историями. И неудивительно, что всеми любимая книга, такая как "Подлинная история Слякотника", события которой разыгрываются в этих самых стенах, породила подобные теории.
В конце тридцатых Раймонд Блайт обратился в католицизм и в последние годы отказывался кого-либо видеть, кроме своего священника. Писатель умер в пятницу четвертого апреля 1941 года, упав с башни Майлдерхерст - та же участь постигла его мать на шестьдесят пять лет раньше.
В конце главы имелась еще одна фотография Раймонда Блайта. Она разительно отличалась от первой - улыбающегося молодого отца с парой пухлых двойняшек на коленях, - и пока я изучала ее, мне живо припомнился разговор с Элис в книжном магазине. В особенности ее предположение, что психическая неустойчивость, поразившая Юнипер Блайт, коренилась у нее в крови. Ведь в этом человеке, этой версии Раймонда Блайта, не было ни капли простоты и довольства, которые так бросались в глаза на первом снимке. Напротив, казалось, его терзает беспокойство: глаза насторожены, губы поджаты, подбородок напряжен. Фотография датирована 1939 годом, Раймонду было семьдесят три, но чем дольше я смотрела, тем больше укреплялась в мысли, что не только возраст прочертил глубокие морщины на его лице. Во время чтения я решила, что биограф упомянула о призраках в переносном смысле, однако теперь поняла - это не так. Лицо человека на снимке было маской застарелой душевной муки, полной страха.
Вокруг сгустились сумерки, заполнив низины и леса поместья Майлдерхерст, прокравшись на поля и поглотив свет. Фотография Раймонда Блайта растворилась в темноте, и я закрыла книгу. Но не ушла. Еще не время. Вместо этого я обернулась и вгляделась в прореху меж деревьев, где на вершине холма стоял замок, черная громада на фоне темно-синего неба. Я трепетала при мысли, что завтра утром переступлю его порог.
В тот день обитатели замка обрели для меня плоть; они просочились мне под кожу, пока я читала книгу, и теперь мне казалось, что я знаю их целую вечность и нахожусь в деревне Майлдерхерст по праву, хотя попала сюда случайно. То же самое я испытывала, когда впервые читала "Грозовой перевал", "Джейн Эйр" и "Холодный дом". Как будто история уже была мне знакома, будто подтверждала мои давние подозрения о мире, будто ждала меня всегда.
Путешествие сквозь скелет сада
До сих пор, закрывая глаза, я вижу сверкающее утреннее небо начала лета: солнце кипит под прозрачной синей пленкой. Наверное, оно запечатлелось в моей памяти, поскольку в следующий раз я увидела Майлдерхерст только через несколько месяцев, когда сады, леса и поля облачились в металлические цвета осени. Однако в тот в день все было иначе. Я отправилась в Майлдерхерст, помахивая подробными инструкциями миссис Кенар; в груди трепетало давно подавленное желание. Мир возродился к жизни: пение птиц окрасило воздух, гудение пчел сгустило его, а теплое-теплое солнце тянуло вверх по холму прямо к замку.