Книги и кенары
Ворота замка были заперты и слишком высоки, чтобы перелезть, хотя я не стала бы примериваться, даже будь они пониже. Я никогда не любила спорт и физические упражнения, а с возвращением пропавшего воспоминания у меня подкосились ноги, что никак не способствовало лазанию по заборам. Я испытывала странную отрешенность и неуверенность. Через некоторое время мне пришлось вернуться в машину и обдумать свои дальнейшие действия. Вариантов оказалось немного. В расстроенных чувствах нельзя водить машину, а Лондон слишком далеко, так что я завела мотор и на черепашьей скорости вползла в деревню Майлдерхерст.
На первый взгляд она показалась такой же, как и другие деревушки, через которые я проезжала в тот день: единственная центральная улица с лужайкой и церковью в конце и школой посередине. Я припарковалась перед местным клубом и живо представила ряды усталых лондонских школьников, грязных и растерянных после бесконечной дороги. Вообразила давний образ своей мамы, до того как она стала моей мамой, тогда она еще никем не успела стать, а только беспомощно шагала в неизвестность.
Я брела по Хай-стрит, без особого успеха стараясь попридержать разогнавшиеся мысли. Итак, мама вернулась в Майлдерхерст и взяла меня с собой. Мы стояли у тех ворот, и она расстроилась. Я это помнила. Это было. Но как только нашелся один ответ, на волю вырвалась целая туча новых вопросов и запорхала в голове, будто стая серых мотыльков, летящих на свет. Почему мы приехали и почему она плакала? Что она имела в виду, говоря, что совершила ошибку и уже слишком поздно? И почему всего три месяца назад она солгала, что письмо Юнипер Блайт ничего не значит?
Вопросы все кружились и кружились, пока я не очутилась у открытой двери книжного магазина. На мой взгляд, в пору душевного смятения вполне естественно искать знакомую обстановку, и высокие шкафы и длинные ряды аккуратно составленных корешков заметно меня успокоили. Среди запаха чернил и переплетов, среди пылинок, танцующих в лучах струящегося солнечного света, в объятиях теплой, безмятежной атмосферы мне словно стало легче дышать. Я ощутила, как пульс нормализовался, а мысли сложили крылья. В магазине было сумеречно - тем лучше; я высматривала любимые заголовки и авторов, как учитель, проводящий перекличку. Бронте - в наличии все три; Диккенс - присутствует; Шелли - несколько чудесных изданий. Ни к чему выдвигать книги с полок, достаточно знать, что они здесь, легонько гладить корешки кончиками пальцев.
Я бродила меж полок, про себя делала пометки, иногда задвигала торчащие книги на место и наконец вышла на свободное пространство в конце магазина. Посередине стоял стол с особой выкладкой, озаглавленной "Наши книги". На столе теснились исторические очерки, роскошные альбомы и произведения местных авторов: "Загадочные, мокрые и грязные дела", "Контрабандисты из Хокхерста", "Все о хмеле". В центре на деревянной подставке я увидела знакомую книгу: "Подлинная история Слякотника".
Ахнув, я схватила ее.
- Она вам нравится? - вдруг раздался голос.
Продавщица словно с неба свалилась и осталась маячить поблизости, складывая тряпку для вытирания пыли.
- О да, конечно, - благоговейно отозвалась я. - А кому она не нравится?
С "Подлинной историей Слякотника" я познакомилась в десять лет, когда пропускала школу из-за болезни. Кажется, я подхватила свинку, одну из тех детских болезней, из-за которых неделями сидишь взаперти, и, видимо, я становилась все более плаксивой и невыносимой, потому что сочувственная улыбка мамы сменилась стоически поджатыми губами. Как-то раз после недолгой вылазки на Хай-стрит она вернулась с обновленным оптимизмом и сунула мне в руки потрепанную библиотечную книгу.
- Возможно, это тебя подбодрит, - осторожно сказала она. - Пожалуй, это книга для ребят постарше, но ты умная девочка и справишься, если постараешься. Она довольно длинная по сравнению с тем, к чему ты привыкла, но терпение и труд все перетрут.
Наверное, я жалобно закашляла в ответ, отчасти сознавая, что мне предстоит переступить удивительный порог и возврат невозможен; что в моих руках - вещь, за скромным видом которой скрывается великая сила. У всех настоящих читателей есть подобная книга и подобный миг, и, когда мама протянула мне зачитанный библиотечный томик, мой миг наступил. Тогда я не знала этого, но после погружения в мир Слякотника реальная жизнь навсегда утратила способность конкурировать с вымыслом. Я глубоко благодарна мисс Перри за то, что она положила на стойку этот роман и уговорила мою раздраженную мать передать его мне, то ли перепутав меня с намного более взрослым ребенком, то ли заглянув мне в душу и увидев прореху, которая нуждалась в штопке. Я всегда предпочитала верить в последнее. В конце концов, священный долг библиотекарей - сводить книги с их настоящими читателями.
Открыв пожелтевшую обложку, я попала под чары с первой же главы, где описывалось пробуждение Слякотника в глянцевом черном рву и ужасный миг, когда забилось его сердце. Мои нервы натянулись до предела, кожа раскраснелась, пальцы тряслись от нетерпения, перелистывая одну за другой страницы с истончившимися уголками, за которые хватались бесчисленные читатели, предпринимавшие это путешествие до меня. Я посетила множество прекрасных и ужасных мест, и все это - не покидая застеленного дивана в комнате для завтрака пригородного дома моей семьи. Слякотник держал меня в плену много дней: мать снова начала улыбаться, мое распухшее лицо приняло прежние очертания, и мое будущее определилось.
Еще раз взглянув на написанную от руки табличку - "Наши книги", - я повернулась к сияющей продавщице.
- Раймонд Блайт - местный уроженец?
- О да. - Она заправила тонкие волосы за уши. - Самый что ни на есть. Жил и писал в замке Майлдерхерст, там же и умер. Это грандиозное поместье в нескольких милях от деревни. - В ее голосе появилась едва заметная грустная нотка. - По крайней мере, прежде грандиозное.
Раймонд Блайт. Замок Майлдерхерст. Мое сердце забилось что есть сил.
- А не было ли у него дочери?
- Целых три.
- Одну из них звали Юнипер?
- Да, самую младшую.
Я подумала о маме - ее из шеренги эвакуированных вытащила семнадцатилетняя девушка, которая вошла в церковный клуб, словно заряжая воздух электричеством, и которая послала в 1941 году письмо, заставившее маму полвека спустя рыдать при его получении. И внезапно мне захотелось на что-нибудь опереться.
- Все три до сих пор живы, - сообщила продавщица. - Мать говорит, не иначе как в замковую воду что-то подмешано. Старушки на зависть крепкие и бодрые. Не считая вашей Юнипер, конечно.
- А что случилось с ней?
- Сошла с ума. Полагаю, это семейное. Печальная история; по слухам, она была очень красива и к тому же умна, подавала большие надежды как писательница, но во время войны ее бросил жених, и она так и не оправилась. Повредилась в рассудке; ждала его возвращения, но он не вернулся.
Я открыла рот, чтобы выяснить, куда подевался ее жених, но продавщица уже оседлала конька и вряд ли собиралась отвечать на вопросы из зала.
- Хорошо, что сестры смогли за ней присматривать… вымирающая порода, эти двое; вечно участвовали в самой разной благотворительности… иначе бы ее отправили в известное заведение. - Она оглянулась, убедилась, что мы одни, и наклонилась ближе. - Помню, когда я была девочкой, Юнипер рыскала по деревне и полям; никому не досаждала, ничего такого, просто бесцельно бродила. Пугала местных детишек; но детям во все времена нравится пугаться, согласны?
Я энергично кивнула, и продавщица подвела итог:
- В общем, она была довольно безобидна и ни разу не нарвалась на серьезные неприятности. В конце концов, каждой порядочной деревне нужен местный чудак. - На ее губах задрожала улыбка. - Компания для призраков. Обо всем этом написано здесь.
И она показала мне книгу под названием "Майлдерхерст Раймонда Блайта".
- Хорошо, я возьму ее. - Я протянула десятифунтовую банкноту. - И еще экземпляр "Слякотника".
Я уже почти покинула магазин со свертком в коричневой оберточной бумаге, когда продавщица крикнула вслед:
- Знаете, если вам правда интересно, можете сходить на экскурсию!
- По замку? - обернулась я, вглядываясь в темные углы магазина.
- Вам нужна миссис Кенар. Частная гостиница в фермерском доме дальше по Тентерден-роуд.
Фермерский дом стоял в паре миль обратно по дороге: каменный коттедж, отделанный плиткой, в окружении обильно цветущих садов, из зелени робко выглядывают подсобные помещения. Линию крыши нарушали два маленьких слуховых окна; вокруг колпака высокой кирпичной трубы носилась стая белых голубей. Окна в свинцовых переплетах были распахнуты, впуская теплый день; ромбические стекла подслеповато щурились на полуденном солнце.
Я оставила машину под высоченным ясенем, под раскинутыми ветвями которого укрывался край коттеджа, и прошла сквозь согретые солнцем заросли: пьянящий жасмин, живокость и колокольчики, выплеснувшиеся на кирпичную тропинку. Мимо самодовольно проковыляла пара белых гусей, не удостоив меня даже взглядом, и я переступила порог тускло освещенной комнаты, оставив яркое солнце за спиной. Ближние стены были украшены черно-белыми фотографиями замка и его угодий, снятых, согласно подписям, в 1910 году для журнала "Кантри лайф". У дальней стены за стойкой с золотой табличкой "Администрация" ждала невысокая пухлая женщина в синем льняном костюме.
- Так-так, надо полагать, вы моя юная гостья из Лондона? - Она моргнула сквозь круглые очки в черепаховой оправе и улыбнулась моему замешательству. - Мне позвонила Элис из книжного и предупредила о вашем возможном визите. Смотрю, вы не тратили времени даром; Кенар думал, что вы приедете только через полчаса, не раньше.