* * *
Я уже почти у места.
На остановке вижу оживление – у подбитого Порше открывается боковая дверь, наружу появляется парень в синей куртке, одной рукой держащийся за голову. Толпа зевак приходит в волнение и с криками разбегается врассыпную – в другой руке у водителя замечаю пистолет. Я едва могу разглядеть его лицо, но почти сразу понимаю, что это тот, кто мне нужен.
Дурнев приходит в себя и бросается в соседствующий с остановкой большой пивной ресторан, расположенный на первом этаже жилого здания первой линии, здесь же, вдоль дороги. Гнаться с пустыми руками за опасным вооруженным, контуженным в аварии, преступником мне кажется бесперспективным.
И всё же я борю в себе страх и продолжаю преследование.
Захожу в ресторан, с порога ощущая атмосферу, наполненную благородным солодом и ужасом. Посетители за столиками перепуганы, кто-то уже спрятался под стол. Возле приветственной стойки с меню лежит нокаутированный охранник с носовыми подтеками. Я обхлопываю его пиджак – пусто! Ни дубинки, ни "автоматики". Жаль.
Обращаюсь к выглядывающей девушке-гардеробщице:
– Я из полиции, где он?
– Побежал в сторону кухни, – слышу тихий ответом шепотом.
– Тебя как звать?
– Люся.
– Люся, дуй кабанчиком на улицу и вызывай Полицию. Бегом.
Гардеробщица послушно семенит к выходу.
Я встаю, прохожу насквозь курящий зал, игнорируя табличку "Только для персонала", захожу на кухню. Отталкиваю официантскую тележку, миную тепловую линию и шкафы-холодильники. С разрубочного стола прихватываю двенадцатидюймового европейского шефа – большой удобный нож с твердым обухом для отбивания мяса. Замечаю за междверной сеткой складской зоны пару перепуганных поваров.
Покидаю затворки ресторана через задний выход. Попадаю в плохоосвещенный мрачный, закрытый со всех сторон, старый полужилой двор с разрушенной игровой площадкой. Впереди, за высоким кирпичным забором с колючей проволокой и парой примыкающих к нему заброшенных гаражей, проносится электропоезд.
В кромешной тьме, мерцая в бликах окон проносящейся электрички, моё внимание привлекает фигура мужчины, копошащаяся на гаражах. Гипнотизер!
Я рысцой пересекаю двор, запнувшись о корягу, чуть не падаю в открытый канализационный люк. Использую ржавый кузов сгоревшего автомобиля, чтобы забраться на крышу гаража. Никого!
Шум только что пронесшегося электропоезда тает вдали. Тусклого освещения болтающегося фонаря достаточно, чтобы увидеть за забором пять или шесть рельсовых путей и бегущего через них человека в синей куртке.
– Дурнев! – кричу я во всю глотку.
Беглец замирает на месте.
Я делаю два шага назад, чтобы набрать скорость для разгона по крыше, и, не задев, колючей проволоки – падаю в прыжке на мокрую скользкую гальку на путях. Боже, моё колено!
Дальше бежать я уже точно не смогу.
* * *
Дурнев смотрит на меня озадаченно, я поднимаюсь и, прихрамывая, ковыляю к нему. Наконец, мы стоим по разные стороны одного пути, каждый у "своего" рельса. Изучаем друг друга.
– Брось это! – Гипнотизер направляет на меня пистолет и кивает дулом на длинное широкое лезвие ножа в моей руке, – на мамонта что ли собрался?
Я роняю европейского шефа и носком ботинка отпинываю его вдаль, слегка приподнимаю руки в стороны.
– Ты вообще, что за клоун? – Дурнев морщится от стекающих с волос по лицу колючих струй талой от снежинок воды.
– У нас есть кое-что общее с тобой, то, о чем ты редко или никогда никому не рассказываешь.
Гипнотизер задумывается о чем-то на время:
– Подойди чуть ближе на свет, – командует мне.
Делаю полшага вперед, так, что ненормальный фонарь, подвешенный чуть выше контактного провода электропоезда, оказывается прямо над моей головой.
– Подожди-ка, – Дурнев всматривается мне в лицо, сверяется с крупной составной наколкой на тыльной стороне левой ладони, потом кидает удивленный взгляд на наколку на правой, роется в кармане куртки, достает помятые квадратные фотографии, глядит на них, потом на меня:
– Ромка? Брат, ты нашел меня!
* * *
Дурнев опускает пистолет и второй рукой протягивает мне уже изрядно успевшие намокнуть фотоснимки.
Я подозрительно принимаю их. На каждом из них в разных декорациях крупным планом улыбаются две довольные монохромные детские физиономии, одна из них точно моя, а вторая, я присматриваюсь, маленького Дурнева. Да, это так. Ошибки быть не может.
– Но, – я пытаюсь подобрать слова, – как это возможно?
– Ещё как возможно, брат, – кажется, он светится от счастья.
– У нас даже фамилии разные, это какой-то бред.
– Не бред! Пару лет назад, когда всё только началось, я ездил к матери, она меня даже не признала. Я и сам бы ни за что тебя не вспомнил, если бы не фотоальбомы в моей комнате.
– Я ушел из дома, когда мне было 14. Мы тогда с матерью здорово повздорили, я точно помню, что она оставалась одна, – я пытаюсь собраться, но свалившаяся каша новостей не укладывается в голове.
– А я ушел только в 18 и вообще не помню тебя. Может у нас разные отцы просто. Эта штука здорово память стирает. Скажи же!
– Извини, я не разделяю твой восторг, – я чувствую себя каким-то обманутым.
– Я себе контурной машинкой даже подсказаньки напортачил, – Дурнев демонстрирует татуировки поверх кистей, – чтобы тебя не забыть! Видишь, я знаю о тебе больше, чем ты обо мне!
В таких ситуациях в кино обычно звукорежиссером нагнетается драматическая музыка, монтажер, как может, укрупняет план, чтобы подчеркнуть эмоциональность момента.
Я заглядываю внутрь себя и понимаю, что вся эта канитель, даже если она и является правдой, а этот вооруженный человек – действительно мой брат, – всё это мне безраздельно и безоговорочно безразлично.
Мне всё равно. Я смотрю на него в упор и не чувствую ничего.
По барабану, будь этот преступник хоть внучатым шурином соседского мопса.
Я пытаюсь поменять ход беседы в более продуктивное русло:
– Сергей, откуда это у нас?
– Что именно?
– Проблемы с взаимодействием с людьми. Почему нас не помнят?
Дурнев вынимает из брюк телефон, копается в меню, слегка нагибаясь вперед, протягивает через рельсы мне:
– Я уже сотни раз смотрел, может, ты вспомнишь, где это было?
* * *
На экране айфона во встроенном медиапроигрывателе запускается видеоролик с сильными помехами и прыгающей картинкой.
Дурнев в каске, с веревкой через плечо, экипированный для горных восхождений, наигранно вещает в камеру:
– Уважаемые друзья, наверно это мой последний репортаж…
– Серега, не наговаривай, – слышу свой собственный голос на фоне.
Камера меняет ракурс и наезжает на меня, зависающего на отвесной скале, машу в кадр.
– Готов? – спрашивает Дурнев.
– Да, чур, я первый.
– А вот и нет, – камера начинает трястись и в кадр попадает углубление в боковом рельефе скалы, напоминающее пещеру.
Сергей отстегивает карабин и, не прекращая снимать, заползает внутрь.
– Ну что там, золото есть? – по-видимому, заползая следом, я спрашиваю на глухом фоне.
– Темно как в, бл…., – динамик телефона хрипит от сильного крика Сергея.
Камеру жутко трясет. Помехи. Ролик обрывается.