Но другое обстоятельство - и о нем Натали подумала только сейчас - делало ее пребывание дома довольно опасным. Что, если дядя Рудольф прилетит сюда первым же рейсом и силой увезет обратно? Да и что-то гораздо более страшное тоже может случиться. По телу Натали пробежали мурашки, но она тут же взяла себя в руки. Впадать в истерику не было никакого смысла - все равно это ничего не решило бы.
Натали встала и медленно поплелась в поисках места, где можно было бы перекусить.
- На сытый желудок, может, как-нибудь полегче будет соображаться, - заключила она. - Сейчас нужны силы.
Натали на ходу переложила в карман двести рублей и, увидев рядом кафе, зашла за его стеклянную дверь.
- Сразу понятно, что я в России, - заметила про себя Натали, поняв, что кофе и гамбургеры здесь пахнут несколько иначе, чем там, хотя стоят ничуть не дешевле. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда Натали пожалела, что она не в Америке. Да и пожалела - это слишком громко сказано. Взяв чашечку кофе и сосиску в тесте, сев за столик, она с удовольствием и аппетитом это поглотила. Потом на последние деньги взяла еще чашечку, села, достала плеер и долго, без спешки, наслаждалась остывшим кофе, слушая музыку.
- Если и идти в милицию, то здесь и сейчас, - приказала Натали сама себе. Уходить из кафе не хотелось, клонило в сон, но окружающее спокойствие было лишь иллюзией, и Натали отлично это понимала.
Я была предоставлена сама себе. Многие бы на моем месте пустились во все тяжкие. А мне хотелось просто жить. Пусть будет трудно, но от того будет интереснее. И мне надо было сделать все, чтобы обезопасить себя от дяди Рудольфа. Нужно было дать ему понять, что у нас разные дороги. По правде, мне вообще не хотелось его видеть и вспоминать о нем.
- Скажите, а где здесь милиция? - спросила Натали у официантки, забиравшей у нее чашку из-под кофе и протиравшей столик. Вопрос был вообще-то нелепым, потому что милиция в аэропорту была повсюду: у входа, выхода, у кафе, в зале.
- Вон там, - официантка указала рукой на проход в соседний зал. - Пройдешь, а там увидишь сама.
- Спасибо, - сказала Натали и, пройдя в указанном направлении, наткнулась на пост милиции.
Она робко постучалась в дверь, затем чуть сильнее и, услышав из-за двери смех, открыла ее.
- Ну, смотри, какая красотуля к тебе идет, - сказал один милиционер другому и, присмотревшись к Натали, заметил. - Ух, а тебя неплохо разукрасили.
- Куда уж лучше, - буркнула Натали.
- Ну, садись, рассказывай, кто тебя и за что, - произнес, поднимаясь из полу лежачего положения второй милиционер.
Через десять минут они уже знали в общих чертах историю Натали, как погибли ее родители, как опекуном стали дядя и тетя, как они увезли ее в Америку, что приключилось далее, как дядя пытался ее изнасиловать, ударил, как Натали сбежала и на какие деньги.
- Ну, то, что тебя он пытался изнасиловать - это не факт, - сказал веселый милиционер, тот самый, что назвал Натали красотулей.
- Почему не факт?
- Потому что, девочка, если бы он тебя изнасиловал, то мы бы так и написали, и это можно было бы подтвердить.
- Да, - добавил второй милиционер. - Мало ли что тебе там померещилось.
- Не померещилось мне, - смутилась Натали. - Вам самим бы такое померещилось!
- Ну, ну, давай без этого, - более общительным оказался веселый милиционер, его напарник предпочитал молча слушать. - Без подробностей.
Натали притихла.
- Так что мне делать?
- В смысле?
- А если он прилетит сейчас за мной и заберет меня обратно?
- А вроде смышленая такая, из Америки сбежала, - милиционер сунул ей лист бумаги и ручку. - Заявление пиши, вот тебе образец.
- И что писать?
- Что, что, - милиционер первый раз за всю беседу выругался. - Про избиение пиши. Напишешь, снимем побои, и гуляй, дадим ход делу. Только ты понимаешь, что тебе нужно будет выбирать - тебе восемнадцати-то нет.
О чем он говорит, Натали не поняла. Милиционер снова выругался и объяснил подробно и доходчиво.
- Ты, - начал он, - несовершеннолетняя. Твои опекуны в Америке. Допустим, их лишают права опеки. Но ты отправишься в детдом. Тут уж либо одно, либо другое.
Тогда я осознала, что меня ждет. Но лучше уж так, чем возвращаться туда, к дяде и жить страхом. Если он такое делал со мной, то сделал бы это и в дальнейшем. Я особо не раздумывала. Хотя в детдом мне тоже не хотелось. Но что-то внутри подсказывало мне, что я все делаю правильно. Может, это был он, тот, кто всегда со мной.
Натали пододвинула к себе лист бумаги и принялась писать. Она всегда была краткой, но точной. Про попытку изнасилования она упоминать не стала, мысленно согласившись в этом с милиционером, изложила лишь про избиение, про плохое к ней отношение, про невозможность полноценно учиться.
- Что-то много ты понаписала, - милиционер покачал головой.
- Переписать? - спросила Натали.
- Нет, нет, зачем, сойдет. Кстати, где ты живешь?
Натали назвала адрес.
- И сейчас едешь туда?
- Не сбежишь?
- Куда? - Натали посмотрела на милиционера в упор.
- А кто тебя знает, познакомишься с каким-нибудь парнем, да пустишься во все тяжкие, или с друзьями, или уедешь куда-нибудь…
- Ага, в Америку, к родственничкам, - оборвала его Натали. - Никуда я не денусь.
- Ладно, поверим тебе, но смотри, если по адресу тебя не найдут, то будут неприятности и тебе, и нам. Присмотреть за тобой есть кому?
- Есть, соседка.
- Понятно, - сказал милиционер, а сам посмотрел на Натали крайне недоверчиво. - Сейчас вызовем тебе скорую, съездишь в больницу, снимешь побои, лягушка-путешественница.
- А дядя?
- Не бойся его, заявление твое у нас, возьмем на заметку, - милиционер снова посмотрел на Натали, - хотя, если вдруг чего, то вызывай милицию и объясняй ситуацию.
Милиционеры еще долго обсуждали эту историю после того, как за Натали приехала скорая и она, вопреки правилам, упросила везти ее на переднем сидении, а не там, где обычно возят больных. Понимая, что сопротивляться напору этой молодой особы бесполезно, или приняв ее за дебоширку, врач сдался, и медсестра нехотя перебралась в салон.
Натали отпустили из больницы после осмотра примерно через полтора часа. Она вышла на Ленинском и медленно зашагала по направлению к Московскому проспекту. Натали еле наскребла денег на метро. Менять доллары не хотелось, да она была настолько уставшей и измученной, что было просто не до этого. Сидя в вагоне, Натали рассматривала людей вокруг себя. На каждой станции люди выходили и входили. Ни надменных типов, ни латиноамериканцев с зубочистками во рту, ни вечно недовольного и готового в любую минуту взорваться дяди Рудольфа, ни его жены, которую заботили только деньги и вращение в высшем, как ей казалось, обществе.
Доехав до своей станции, Натали поднялась и пошла пешком, как делала это прежде много раз одна или с родителями. Знакомые дома, загруженное машинами шоссе, деревья, ларьки, парк, спуск к озеру. Даже урны были те же - каменные, серые, с отбитыми краями. Вокруг ничего не изменилось, зато изменилась Натали. Уезжала испуганная девочка, оплакивающая родителей и брата, а приехала и направлялась сейчас в сторону дома, где совсем недавно жила, симпатичная девушка с грустными глазами, добрая, почти уверенная в своих силах и пытающаяся вопреки всему обустроить свое счастье.
А вот и дом. Натали свернула к соседке, прошла к ее дому и постучала в окно. Тамара Львовна выглянула, приоткрыв занавеску. Увидев Натали, она всплеснула руками и побежала открывать дверь.
- Натали, девочка моя! - радовалась Тамара Львовна. - Ты приехала с дядей? Ой, что это с тобой?
- Тамара Львовна, у вас ключи от нашего дома? - Натали как будто бы не замечала радости соседки, которая знала ее с детства. - Дайте их, пожалуйста.
- Ой, а что это с тобой, - соседка стала серьезнее, отогнула капюшон Натали.
- Кто это тебя так?
- Долгая история.
- Пока не расскажешь, ключи не дам, или дяде сейчас позвоню, - строго сказала Тамара Львовна. - Хочешь?
- Вот только дяди здесь точно не хватало!
- Почему? Вы с ним поссорились? Он же тебе лучшего желает, в Америку тебя увез…
- И что, Тамара Львовна? Что вы все повторяете про эту Америку? Вы ничего не знаете о моем дяде.
- Так, Натали, или ты мне говоришь, что случилось, или я звоню дяде, - подытожила соседка.
- Это дядя, - наконец произнесла Натали. - Ну, дайте ключи.
2
Натали открыла один замок, потом повернула ключ в другом, но долго не решалась войти. Ей очень хотелось, чтобы дверь вдруг открыла мама и заворчала на нее за то, что она опять натоптала на крыльце. Или выбежал Володя похвастаться новой машинкой. Или папа через весь дом крикнул бы:
- Натали, это ты?
- А кто же еще, - ответила бы Натали. - Как работается?
- Отлично, милая, просто отлично, - раздался бы его веселый голос. - Приходи оценить мой вернисаж.
И все было бы как прежде, счастливо, размеренно, и даже дядя Рудольф своими появлениями не смог бы ничего испортить в этой идиллии.
Она потянула на себя дверь, та со скрипом открылась. Внутри было темно и совершенно безжизненно. Натали прошла по коридору, заглянула в комнаты. Никого. На каждый шаг, сделанный Натали, из разных углов дома возвращалось едва уловимое эхо.
- Мама, - прошептала она. - Мамочка.