4
– Может быть подождём мою маму?
– Может быть подождём, твою мать!
Я стою у прилавка страшной как термоядерный взрыв, но довольно стройной и худой продавщицы хозяйственных товаров. Последней из тройки худышек, работающих на нашем с Роскошным первом посту.
Зовут ее Света.
Редкий случай: она москвичка, живет поблизости, учится в Институте Стали и сплавов на заочном.
Самая выдающаяся Светина черта – выпирающая вперед нижняя челюсть, напоминающая чем-то, по меткому выражению Сережи Роскошного, вокзальный дебаркадер. От себя добавлю: дебаркадер этот наспех замазан тональным кремом, чтобы хоть как-то скрыть темные пятна, оставшиеся от неудачно выдавленных подростковых прыщей.
Общих тем для разговора у меня с ней нет.
Мы со Светой явные представители разных социальных страт, поколений и, не побоюсь этого слова, субстанциальных модусов. Свету не интересуют ни художественная литература, ни театр, ни серьезное авторское кино; мне же, в свою очередь, плевать на ее ночные клубы, кислотные дискотеки и новомодные кафе и рестораны, которые она время от времени посещает со своими "прикинутыми" подругами и "продвинутыми" друзьями.
Если верить ее словам, то у Светы есть постоянный парень, который не устраивает ее по причине своей низкой платежеспособности, мелочности характера, а также "по всем остальным мужеским статьям и физическим показателям".
Я стою возле прилавка и мучительно стараюсь сообразить… Боже! Христе Боже ты мой: "продвинутые" друзья и "прикинутые" подруги, неплатежеспособный парень… "мужеские" статьи и показатели… За что мне все это? За что ты оставил меня, Господи, в этой юдоли слез и неизбывного людского горя?!
…Наверное, со стороны я смотрюсь слишком претенциозно: охранник, интересующийся литературой, театром и авторским кино. Дело в том, что до того, как я надел эту позорную и презираемую мною форму, до того, как наша страна сменила политический курс и стала стремительно терять свои исконные территории, задолго до того, как она разделилась почти поровну на бандитов и барыг, я занимался в одной театральной студии, которая на тот момент имела статус районного драматического кружка, а потом приобрела гордое звание первого в столице хозрасчетного (кооперативного) театра. Там, в обществе культурных и высокообразованных людей, я и приобрел те знания и навыки, которые вряд ли могут понадобиться мне теперь в моей новой, принявшей меня в свои полувоенные ряды непрезентабельной частно-охранной жизни.
…Я стою возле прилавка и наблюдаю, как Светка-Дебаркадер (будем называть ее так), сделав гордое и высокомерное лицо (ничем не обоснованное высокомерие в большом почете у молоденьких москвичек) и чуть было не послав очередную назойливую покупательницу куда подальше, но все-таки отпустив ей какую-то модернизированную терку для овощей, посмотрела в мою сторону и обратилась ко мне с простым, но несколько неожиданным вопросом:
– Ты, вообще-то, готовить умеешь?
Я задумался.
– А ты с какой целью интересуешься?
– Допустим, заскочу я к тебе завтра после работы – уставшая, злая, голодная. Готовить влом. Ты, допустим, готовить не умеешь… а сушеными кальмарами к пиву сыт не будешь… Я ведь на работе пирожки с котятками не выпекаю… – явно съехидничала Светка. – Как некоторые… Товар у меня, сам видишь, – скобяной… ни разу не продовольственный…
Насчет пирожков с "котятками" – это в самую точку. Не удержалась, значит, Ирка – растрезвонила. Или Роскошный с пьяных глаз постарался, доложил: трезвый-то он – кремень, могила.
В результате сложных взаимоотношений со своей родной матерью я научился готовить очень рано, лет в тринадцать (а то и раньше). Блюда были простые, незамысловатые: яичница с помидорами, вареный картофель со слегка обжаренной на сковороде докторской колбасой, запеченные в духовке куриные окорочка и так далее, и тому подобное. Мать после очередного всплеска наших семейных разногласий даже как-то пыталась устроить для меня отдельный холодильник, собираясь купить подержанный доисторический агрегат у нашей соседки по подъезду, распродававшей всякий раз свой домашний скарб, когда у нее начинался запой и заканчивались деньги на очередную похмельную бутылку. Но до этого, слава богу, не дошло.
В минуты обострения внутрисемейной борьбы я, несмотря ни на что, в том числе и на свои юношеские принципы, всегда брал продукты из материнского холодильника без всякого зазрения совести, не обращая внимания на ее сарказм и ядовитую критику моего не совсем взрослого и не совсем мужского поведения. Я тогда еще не знал, что это и есть самое дорогое, самое что ни на есть настоящее житейское счастье. Не зря говорят, что голод и любовь правят миром. У этой вербальной парадигмы масса оговорок, но по самой своей примитивной бытовой сути она безоговорочно верна.
Воистину, на земле наступил бы золотой век, если бы люди смогли отказаться от необходимости набивать свои желудки обжаренными кусками невинно убиенных животных, либо – не менее трех раз в день – обжираться растительной пищей (это для убежденных вегетарианцев).
Несмотря на три моих неудачных брака, я целиком и полностью уверен в том, что хозяйство в доме должна вести женщина.
Я много раз слышал от людей типа Вернигоры, всю армейскую бытность свою заставлявших солдат драить полы в казармах и красить траву на территории воинских частей, что бабы народ слабоорганизованный, бардачный, к чистоте и порядку, в основной массе своей, жизнью не приученный.
То ли дело мужики! Да еще прошедшие в молодости суровую школу курсантских будней: у них и постели заправлены, "как положено", и брюки наглажены, "как предписано", и вообще, везде – полная гармония и ненарушаемый, продуманный порядок.
Все это может быть и так, но, насколько я знаю, тот же Вернигора женился сразу же по окончании военного училища и, будучи еще лейтенантом, все тяготы и заботы, связанные с кочевым образом жизни молодой офицерской семьи, взвалил на слабые плечи своей второй половины, которая день за днем покорно готовила ему жрать и создавала, как могла, жалкий, но вполне соответствовавший его мизерной лейтенантской зарплате гарнизонный уют: и в горе, и в радости… за годом год… от звания к званию… от одной воинской части до другой.
Потребность в женской руке окончательно становится ясна только тогда, когда вы длительное время пребываете в гордом одиночестве, ведя разгульный образ жизни начинающего алкоголика и бонвивана.
Судите сами: проживая в одной квартире с матерью, я и горя не знал. Ну, купишь изредка хлеба, зайдешь когда-никогда за молоком, принесешь картошки с ближайшего рынка, вот и все нехитрые домашние обязанности молодого лоботряса, любящего авторское кино и увлекающегося драматическим искусством. Когда же после долгих ссор и бесконечных препирательств я оказался в однокомнатной квартире в районе метро "Кузьминки", я на собственной шкуре ощутил все лишения и тяготы одинокой холостяцкой жизни, ибо на тот момент не только разъехался с матерью, но и разошелся со своей первой, недолго продержавшейся женой.
Для того, чтобы приготовить на завтрак, скажем, омлет, нужны два яйца – их еще надо где-то взять, то есть, купить накануне, – добавить немного молока (хотя вы помните, что вчера у вас в гостях была странная девушка, решительно не желавшая запивать крепкие спиртные напитки водой из-под крана, она выпила все пищевые жидкости в вашем доме, включая молоко, и под конец, растворив в кипятке остатки болгарского кетчупа, сделала из них импровизированный томатный сок); потом надо добавить соль и перец по вкусу, тщательно перемешать, взбивая создавшуюся массу в течение нескольких минут поступательными движениями вилки или ложки (если у вас в доме найдется соль, я уж не говорю про перец); далее требуется приготовленную смесь вылить на раскаленную сковородку, предварительно смазанную растительным маслом (хотя вы смутно припоминаете, что ваш школьный приятель, заскочивший позавчера на огонек, пролил последние капли этого самого масла, отчаянно жестикулируя и матерясь, себе на брюки, пытаясь намазать кусок черствого черного хлеба, дабы хоть чем-то закусить принесенную с собой отвратительную паленую водку).
Да что там говорить: все – буквально все! – кухонные манипуляции превращаются в сложнейшую и труднопреодолимую бытовую проблему.
В итоге, прожив в одиночку больше месяца или, не дай бог, больше полугода, вы уже не можете найти ни чистой наглаженной рубашки у себя в шкафу, ни каких-либо моющих средств у себя в ванной комнате, включая элементарное хозяйственное мыло, для того, чтобы худо-бедно постирать разбросанные по всему дому, прохудившиеся в самых неожиданных местах и, как правило, потерявшие свою пару, грязные заношенные носки.
Ваше постельное белье после неоднократного заваливания на него в пьяном виде, в полуодетом состоянии с подозрительными в гигиеническом смысле (да и во всех остальных смыслах – тоже) представительницами противоположного пола, через пару дней начинает напоминать проселочную дорогу. Ваша любимая квартира в моменты участившихся спонтанных "отключек" и потери всякого интереса к окружающей действительности превращается в бесконтрольный проходной двор; ваш телефон, по которому все без исключения друзья и подруги успели позвонить во всевозможные города и веси, молчит как оскорбленный Герасим, утопивший накануне свою несмышленую Муму.
…Вдоль замызганных стен выстраиваются пыльные ряды пустых водочных бутылок…