– Замечательное пиво, Алена. Сколько пью, не напьюсь.
Выйдя из пивной, Владислав Павлович вдруг покачнулся и опустился на скамейку.
– Присядем, Алена. Что-то я слаб сегодня. Старость не радость.
– Всем бы такую старость, Владислав Павлович. Вон вы какой бодрый. Весь день на ногах да еще пивком балуетесь по два раза в день.
– Это так, – согласно кивнул Владислав Павлович. – Мне ведь уже семьдесят пять.
– Да вы что? Я думала, лет на десять меньше.
– Лукавите? Я больше полувека живу здесь.
Для Елены это была целая вечность, во всяком случае, две ее жизни.
– Как долго! – вырвалось у нее. – Ваша семья здесь?
– Нет, я тут один. А ваш муж…сибиряк?
– Да, сибиряк. Родился в Нежинске. Как и я.
– Родители, наверное, охотники, из тундры? – Владислав Павлович сделал узкие глаза.
– Нет, – засмеялась Елена, – они из Ленинграда. Свекор вообще, как мне кажется, хотя это страшная тайна, из очень старинного рода. Это мы простые! – опять засмеялась она.
– Да! Да, да, да, – Владислав Павлович поднялся, подал руку Елене и проводил до общежития, где размещались советские туристы. Поцеловал ей руку и распрощался, оставив свой домашний телефон. – Какой у вас смех, Алена, жемчужный.
Две недели пролетели как один день. Накануне отъезда городскую экскурсию, к радости Елены, проводил Владислав Павлович. Она всё время вертелась возле него и пробовала разговаривать с ним по-чешски. Она выучила за это время не меньше двух сотен слов. Владислав Павлович посмеивался и то и дело поправлял грамматику.
– А произношение, Алена, у вас, как у истинной пражанки. Вы не прочь повторить наш поход? – неожиданно спросил он в конце экскурсии.
Вечер они провели в пивной "У Флеку". Говорили обо всем на свете. Очень много о жизни в Союзе. Эта тема сильно взволновала Владислава Павловича. Прощаясь, он подарил Елене визитницу, в которую вложил свою визитку.
– Будете в Праге, звоните, заходите. Если кто из родных приедет, тоже милости просим.
Елена растроганно чмокнула его в щеку.
XVIII
В поезде Софья первые сутки больше молчала, а на вторые стала рассказывать Георгию о Лавре и Залесском. Она почему-то избегала называть Залесского по имени, Сергеем.
– Если правда, что любовь слепа, значит она вершит над влюбленными и правосудие, – два раза загадочно произнесла она.
Вагон был переполнен, и они вынуждены были разговаривать в коридоре, где их постоянно толкали или пытались подслушать.
– Сколько любопытных развелось. Я вам, сударь, говорю! Что вы вьетесь возле нас?
Георгий с болью отметил, что Софья была крайне подавлена и в то же время очень раздражительна. "Это уже необратимо", – поистине со стариковской рассудочностью подумал он.
Вьюн бормотал что-то и ускользал, а через полчаса вновь взирал сбоку на унылые картины осенней природы, проползающие за окном однообразно и неумолимо. Ухо его, как локатор, жило самостоятельной жизнью. Пришлось подвинуться на пару окошек в сторону. Но тут вырастала другая косматая фигура и, обдавая винными парами, пыталась шутить на политический момент…
– …О господи, да не дышите вы на меня!
Георгий неожиданно для себя цепко взял шутника за локоть и отвел в сторону:
– Вам ясно, не дышите!
Тот с испугом посмотрел на молодого человека, не сумев освободить руку из мертвой хватки.
Как он похож на Лавра. Разве что тоньше и выше. И глаза также горят, когда он еле сдерживает себя. Бедный мой мальчик! У Софьи сжалось сердце, но она пересилила свое горе.
– Лавр с Залесским служили месяца три в одном полку. Кажется, в пятнадцатом году. Здесь в Закавказье, когда разбили турок. Зима была…
Всю оставшуюся дорогу она вспоминала о них, а Георгий чувствовал, что с его душой творится что-то неладное. В нее как бы по каплям входил покой, но и по каплям в нем нарастали тревога и отчаяние от необратимости случившегося. Ему казалось, чем больше он узнает о Лавре и Залесском, тем больше разочаруется в человеческой природе и тем больше будет хандрить и переживать за то, чего уже не вернуть.
– Хотя Лавр с Залесским служили в одном полку, в общем деле бывали редко, так как Суворов был командиром особой роты, а Залесский командовал одним из батальонов. В минуты отдыха они иногда виделись друг с другом, пили водку, резались в карты или развлекались на другой доступный в тех условиях манер. Представляю, как. В одном из этих развлечений они и столкнулись впервые. До этого Господь хранил их от стычек. В детстве они вообще были друзьями. Во всяком случае, не раз вспоминали года отрочества и ранней юности. Да ты и сам знаешь. Как я поняла, к ним наведывались девицы определенного стиля поведения, и это, естественно, накладывало отпечаток на стиль поведения и самих господ офицеров. И всё было бы хорошо, не случись среди них одной цыганки Вари. Они оба как с ума сошли, когда она в первый раз пожаловала к ним. Можешь представить. Залесский до сих пор, как напьется, требует цыган и непременно Варю. И вообще с тех пор они оба признают только брюнеток…
Оттого, что в рассказе Софьи Лавр и Залесский продолжали жить, Георгию стало не по себе, а Софья вспомнила Залесского в ложе, полную блондинку в красном платье.
– Впрочем, может, я и не права. Лавр более сдержанный человек, – Софья едва не сказала "был", но сдержала себя, – хотя его горячности на десятерых хватит. Вот и в тот раз они стали играть на нее сперва в карты. Везло им попеременно. Они не хотели решить судьбу за одну игру или за три, а им надо было играть две, четыре, шесть партий, чтобы выиграть наверняка. И все эти туры кончались ничьей! Стали бросать кости, но поскольку условия сохранялись прежними, опять не было перевеса ни на чьей стороне. Это был роковой день. Он расколол их дружбу навеки, а я… я потом только усугубила этот раскол. Потом они нарисовали на двери мишень, и стреляли по ней из пистолетов, метали кинжал. Понятно, забава всем. Удивительно, они ни в чем не уступали друг другу. Стемнело, все зашли в дом. В доме было человек двадцать офицеров, сколько-то дам. Варя ждала исхода единоборства, и то и дело зажигала всех своими песнями и танцами. И тут на них напали турки. Нападавших было гораздо больше. Во всяком случае, утром насчитали больше тридцати трупов турок. Из оружия у наших были лишь пистолеты да сабли с кинжалами. Что тут началось! В одной из комнат, где сгрудились насмерть перепуганные женщины, остались только Лавр, Залесский и еще один подпоручик. Турки хотели взять добычу живьем. Из-за женщин они не стреляли, а нападали с ятаганами. Наши три героя проявили себя поистине былинными богатырями: не впустили турок в комнату, бились с ними насмерть на пороге и в коридоре. Они уже все получили ранения, выбились из сил, и вот когда, казалось, должно было свершиться самое ужасное, Варя запела цыганскую песню. От нее Лавр и Залесский буквально озверели (подпоручик истекал кровью, и над ним хлопотали две женщины)и с диким ревом кинулись на турок. Турки ретировались.
– И что же Варя?
– Она не досталась никому. Пуля сразила ее в самое сердце. Убегая, турки сделали несколько выстрелов. Не случись этого, не погибни Варя, не случилось бы беды и в этом году. В них осталась просто звериная ярость нереализованного обладания, ярость кровопролитного сражения за женщину. Если бы тогда судьба не разнесла их по разным фронтам, думаю, всё тогда бы уже и решилось. О, я прекрасно понимаю их! Они оба герои, хоть и оба неугомонные мальчишки. Упокой, Господи, их души!.. Ты сам-то Сергея хорошо знал? – помолчав, спросила она. Георгию показалось, что Софья пробует имя "Сергей" на вкус.
– Не очень. Он много старше меня. Лавр отзывался о нем всегда в превосходной степени, и я очень удивился, когда они схватились за сабли. Решил, напились до чертиков.
– Я могла это предвидеть, могла! В Тифлисе они появились почти одновременно, Лавр на месяц позже. Когда я познакомилась с Сергеем, на мне был траур. Мой муж, за которого я вышла против воли Вахтанга, погиб при странных обстоятельствах в горах. Я любила Иллариона, но за год траура свыклась как с его вечным покоем, так и с моим невечным вдовством. У меня, видно, такая судьба, кого люблю, тот погибает… – Софья замолкла (видимо, это соображение только что впервые пришло ей в голову), потом продолжила – Сергей, что называется, с лету утешил меня, и через месяц я пила шампанское и веселилась в большом доме мужа. Вахтанг, когда узнал о моем поведении, пригрозил, что спалит меня вместе с домом или зарежет.
– Ты собиралась выйти за него замуж?
– Георгий, не будь наивным. Залесский, Суворов – супруги?! Это не для них. Это ж два необъезженных аргамака славянских кровей… Мне с Сергеем было очень хорошо, хотя и несколько тревожно. В нем была какая-то ущербная тайна. По сию пору не знаю, что его двигало по жизни…
– Думаю, рок.
– Может, и рок, – Софья задумчиво посмотрела на Георгия. – Вот ты совсем другой, не такой, как они. Чище, – она помолчала. – С Сергеем мне было хорошо до того дня, как появился Лавр. Этот просто свел меня с ума. Если б я тогда знала про Варю! Хотя нет, тут уж, видно, судьба.
– А что случилось той ночью, когда вы убежали из дома?
– О, тут всё из-за шкатулки. Когда я перешла к Лавру, Сергей воспринял это спокойно, а потом стал оскорблять Лавра. Лавр долго прощал Залесскому. Но тот однажды потребовал за меня отступного и назвал цену: шкатулку! Он знал о ней от отца, который перед кончиной раскрыл ему семейную тайну.