- Себя. Что не дожил - жалеешь?
- А-а, это… А что, бывают такие, что не жалеют?
- Бывают, - кивнул Господь.
Иван Фёдорович пожал плечами.
- Да чёрт его знает… - брякнул он и не договорил, спохватился. - Ой, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Я хотел сказать… - И, встретив улыбающийся Господень взгляд, совсем стушевался, махнул рукой: - В общем, ты и сам всё знаешь.
В лысину ударила первая тяжёлая капля; не отразилась равно углу падения - обратилась сотней влажных пылинок. Иван Фёдорович поднял к небу лицо, принял на бровь вторую каплю.
Похолодало. Пронёсся по лугу вспугнутым зайцем ветер. Дрогнула молния, вцепилась в небо, дёрнула, отрывая ломоть. Кусок небесный рухнул вниз громом, упал на землю; приминая травы, покатился по лугу - пыхтя и ухая, подпрыгивая на кочках. В зияющую небесную рану устремилась непроглядно чёрная, даже на чёрном небе, туча - заволокла, затянула, покрывая клубящейся пеной.
- Эх, спрятаться бы, что ли, - недвусмысленно произнёс Иван Фёдорович, неуютно поёжившись, бросив быстрый, но многозначительный взгляд на палатку.
- От кого? - спросил Бог.
- Так это… - удивлённо взглянул на него Иван Фёдорович. - От дождя же.
И тут - началось!
Гром рявкнул так, что рык его ощутимо надавил на плечи, прижимая к земле. Ветер уже не зайцем, а разъярённым драконом пролетел над полем, укладывая травы по-своему, меняя земле причёску. Молнии заполыхали одна за другой, пугая: казалось, что свод небесный лопается, трещит по швам, рвётся в лохмотья с неровными обдёрганными краями. Дождь не пролился даже, а упал с неба - тяжёлым промокшим покрывалом.
Иван Фёдорович невольно приклонился к земле, накрывая голову руками, приготовившись быть в одну секунду промоченным до нитки.
Но странное дело - больше ни одной капли не упало ни на него, ни в костёр, который продолжал гореть жарко и ровно, словно не было вокруг ни ветра, ни ливня, и вообще никакого разгула стихий. И палатка стояла сухая и спокойная.
- Это как же? - успел удивиться Иван Фёдорович, прежде чем до него дошло: Бог ведь рядом, какие уж тут стихии.
- Лихо! - произнёс он вслед ушедшему удивлению. И добавил: - Хорошо быть богом!
Господь неторопливо улыбнулся наивному человеческому восторгу.
- А правда, - задумался Иван Фёдорович. - странное дело… Я вот, прости, Господи, никогда особо о тебе не задумывался. Ну есть ты, нет тебя - не всё ли мне едино. Мне бы с "десятой" моей разобраться да с жёнушкой неугомонной… А тут - ты…
- А тут - я, - повторил за ним Господь, словно пробуя мысль на вкус, смакуя.
- Угу. И всё про меня знаешь. Всё ведь?
- Всё, - просто пожал плечами Бог.
- Ох, мать честная! - Иван Фёдорович даже поёжился. - Это же… ужас! Не хотел бы я быть на твоём месте.
Господь грустно улыбнулся, ничего не сказал.
- Нет, с одной стороны - хорошо, - раздумчиво продолжал Иван Фёдорович. - Дождь, вон, тебя не мочит… Молния не вдарит сроду… Живёшь, опять же, вечно. И нет ничего невозможного. Нет?
- Нет.
- Угу. А с другой-то стороны… Это ж какую уйму людей тебе надо услышать, сохранить и спасти! Одному… Тяжело?
- Привык, - коротко ответил Бог, выбивая трубочку в костёр.
- Не-е, - недоверчиво протянул Иван Фёдорович. - Как тут привыкнешь. Мне, вон, моя иной раз, вечером, на кухне, после стопарика, как начнёт в грехах своих каяться, обсказывать всё… А я ей говорю: не, Сергевна, ты это, давай-ка, я лучше не буду слушать. И мне, - говорю, - спокойней, и тебе потом стыда не будет. Да и надо оно мне - чужие грехи нянчить? Со своими не знаешь чего делать…
- Так ты б не грешил, - вставил Бог. - Чего проще-то.
- А?.. Ну ты скажешь, тоже… Тебе легко говорить, ты - безгрешен. А тут не знаешь, с какой стороны вдарит.
Гроза не унималась. Гром то исподволь погромыхивал, то ревел канонадой. Ветер метался и плясал вокруг, грозил поднять и унести, но сделать ничего не мог. Над головой, до самого неба, столбом стояло свободное от дождя пространство, в которое ни одна капля не смела залететь. Молнии низверзались на землю падшими ангелами; земля отвечала вздохами и, казалось, дрожала уже - до того была наэлектризована.
Странно это было, очень странно - сидеть на сухом и тёплом пятачке, у костра, в то время, как мир вокруг будто разрушался, падал в тартарары, проваливался в бездну несотворённости.
А Бог снял с огня засвистевший чайник, отставил в сторонку, подул на пальцы. Потом разлил по кружкам кипяток, протянул одну Ивану Фёдоровичу.
"Пакетик бы чаю, - подумал тот. - С бергамотом. Чего ж простой кипяток-то глыкать".
Однако, приняв из рук Господа обжигающую кружку, сразу уловил парящий горячий аромат чая. Или не чая. Сбора ли какого. Но пахло очень сладко и на всю ивановскую.
"Ну да, - кивнул он своим мыслям, - ему что вино из воды сделать, что чай… Мне бы так-то. "Дымовская", вон, в машине осталась похоронена…"
Воспоминание о водочке кольнуло в подреберье. Замелькали в голове картинки прошлого, которое теперь было таким далёким и невозвратным. Явились мысленному взору исполненные укоризны глаза жены. Услышался плач дочери. Заскрежетал в ушах подъёмник эвакуатора, взграмаздывающий на платформу покорёженную "десятку".
Всё кончилось, всё! Как будто и не было. А и было ли оно на самом деле?..
- Вернул бы ты меня обратно, а? - неожиданно для самого себя и беспокойно произнёс Иван Фёдорович. - Жену мне выходить надо. Дочь в сентябре родить должна. Говорят, сын. Внук, значит, у меня будет. Дача вечно не достроена. Кот у меня, Понтием кличут… А?
- Так а я что ж, - пожал плечами Бог. - Это ты сам решай.
- В смысле? - удивился Иван Фёдорович. - Ты ж меня прибрал.
- Не прибирал я тебя.
- Так мы чего, не в раю?
- А ты прямиком в рай нацелился? - улыбнулся Господь. - Нет, не в раю.
- А где?
- Здесь, - развёл руки Бог. - На распутье.
- О как…
- Ага. Пойдёшь налево - коня потеряешь, пойдёшь направо…
- Да и ладно бы с ним, с конём-то, - махнул рукой Иван Фёдорович. - Хотя, жалко "десяту" мою. Я ж с ней… Эх!.. Ну да ладно, лево-право, право-лево… Ты скажи, куда идти, чтобы себя не потерять.
- Всё-то вам скажи да подскажи, - проворчал Бог. Незлобливо и не в сердцах, впрочем.
- Ну, так ты ж это… Мы ж дети твои, вроде как.
- "Вроде как…." - повторил Господь и покачал головой. - Прямо иди. Это лучше всего, чтобы себя сохранить.
- Ну, это я и сам знаю, - поморщился Иван Фёдорович. - Это все так говорят.
Господь пожал плечами: так а чего ж тогда спрашиваешь-то…
Помолчали, слушая грозу. А гроза говорила много, торопливо и сбивчиво. То бормотала что-то себе под нос, то разражалась вдруг длинными и громкими громовыми тирадами. Пришепётывал что-то дождь. Вздыхал и сопел ветер.
И, несмотря ни на что, была в сердце какая-то благодать. И уютно было, будто не в чистом поле пережидаешь грозу, а в осенней сторожке - попиваешь чаёк с сахарком вприкуску да поглядываешь в оконце. И просишь гром потише, чтобы поющего сверчка не заглушал напрочь.
Иван Фёдорович прихлёбывал горячий напиток, от которого на душе стало ощутимо легче. Может, он, этот Божий чаёк, грехи с неё смывает?
Или, прости господи, отшибает чувствительность - подготавливает к переходу на тот свет?
Ой, нет, нехорошая это мысль! Разве станет Он так с людьми…
- Кто же ещё подскажет-то, - вернулся Иван Фёдорович к разговору, взглянув на дерзкий молниевый выпляс у горизонта. - Ты же это… один у нас всеведущий и всевидящий. Пока ты есть, кого ж ещё…
- Нет меня, - перебил Бог.
- В смысле? - не понял Иван Фёдорович и даже чай чуть не пролил.
- А какой тебе ещё смысл, - грустно улыбнулся Господь. - Правы были атеисты. Нет меня.
- Постой, постой! - всполошился Иван Фёдорович. - Какие к чертям атеисты?! Что значит "нет меня"?! Ты бог или не бог?
- Бог.
- Ну. Ты сидишь в раю или не сидишь?
- Не сижу. Ушёл я из рая.
- Куда это? - изумился Иван Фёдорович. - Где ж ты теперь?
- Здесь, - повёл взглядом вокруг Господь. - На распутье.
- Эвона как… - Иван Фёдорович похлопал себя по карманам в поисках карамельки. Но карамелек больше не было. Поэтому он только покачал головой и повторил: - Эвона как…
И спросил через минуту, испуганно:
- И кто ж теперь всем заправляет?
- А никто, - просто ответил Бог.
- То есть? Значит, бабульки по церквам молятся тебе, а тебя - нет?
- Нет.
- Весело!.. А Завет как же?
- Понимаешь, - пожал плечами Господь, прихлёбывая чай, - время такое пришло… Переосмыслить надо многое, понять.
- Хм… Неправильно это как-то.
- Я уж и сам не знаю иногда, что правильно, а что - нет. Устал я.
- Ну, ты это… назвался груздем…
- Да знаю я, - перебил Бог. - Над новым Заветом думаю, в общем.
- Новым? А старый куда ж? Это, стало быть, конца света не предвидится пока?
- Не предвидится, - кивнул Господь. - Не готовы вы ещё.
- Это хорошо, - кивнул Иван Фёдорович, возвращаясь к чаю. - Дача у меня недостроена вечно. А тут Машка в сентябре родить должна. Внук, понимаешь, у меня будет, хе-хе… А так-то и мы с Сергевной отчебучить можем молодца или молодуху ещё одну. Я уж ей давно говорю: слышь, Сергевна, а не сообразить ли нам…
И тут снова накатило на забывшегося Ивана Фёдоровича осознание необратимости процесса. Взгляд его стал тоскливым и отрешённым.