– Бедненький! Я звонила – не слышал?
– Там была громкая музыка.
– В парке?
– Да.
Он прошел в ванную.
Душно в квартире. Тесно и душно. За окном льет дождь, закончились выходные, а впереди пять будних дней и игры с Виктором Моисеевым.
Глава 4
Борясь с меланхолией понедельника, он просматривал скучный договор о тридцати страницах, а мысли то и дело съезжали в сторону. Вспомнились то дача, то дождь в парке. Дача – чаще. Он снова был там – как на спектакле. Снегирев пил водку, пьяно ругался, и так хотелось дать ему в морду, что пальцы сами сжимались в кулак как перед дракой. Напротив, он не мог, как ни старался, воскресить чувства, пережитые вечером в парке. Он помнил, как это было, и видел картинку, но эмоции, всякий раз оказываясь вне фокуса, не поддавались.
Он посмотрел на часы. Девять тридцать. В девять пятнадцать приходит Оксана с графиком встреч на день, но ее еще не было. "Странно", – подумал он, и тут же раздался звонок.
"Gorbatenko Larisa" – увидел он на дисплее.
Отдел кадров.
Он нажал клавишу громкой связи:
– Да.
– Доброе утро, Александр Александрович.
– Доброе.
– Александр Александрович, вы в курсе, что Оксана хочет уволиться?
Секундная пауза.
– Нет.
– Пришла с заявлением. Я спросила, в чем дело, но она не сказала.
Он спит? Видит дурной сон?
– Ладно. Я разберусь.
Он сразу набрал Оксану.
– Александр Александрович, доброе утро, – сказала она. – Иду. Простите, я задержалась.
– Доброе утро.
Через минуту она вошла.
Выглядела она неважно.
Бледная кожа, припухшие веки, темные круги под глазами. Ее взгляд, обычно живой и блестящий, в эту минуту был тускл и потерян в пространстве. Она была не здесь, а где-то в себе, там, куда не заглянешь, пока тебе не откроют. Она была собрана, шла твердо и прямо, даже слишком твердо и прямо, и несла лист с графиком встреч.
Приблизившись и стараясь не встретиться взглядом с шефом, она села в кресло и аккуратно, как-то чересчур аккуратно, положила график на стол. Белый лист на темное дерево.
Согласно утреннему ритуалу он должен был взять график, взглянуть на него, при необходимости внести коррективы – но вместо этого, оставив его без внимания, он спросил:
– Что случилось? Мне звонили из кадров.
Она опустила голову.
– Я увольняюсь, – едва слышно сказала она.
– Почему?
Пауза.
– Будет лучше, если ты скажешь и мы подумаем, что с этим делать. Зарплата? – он смотрел на нее, улавливая реакцию.
"Нет", – покачала она головой.
– Работа не нравится?
– Нравится.
– Что в таком случае?
Он спрашивал мягко, без лишних начальственных ноток.
Она смотрела в сторону, на шкаф с тонированными стеклянными дверцами. Полки ломились от хлама. Бутылки с элитным спиртным, награды с ярмарок, конкурсов, выставок; тысячи подарков и сувениров, в том числе семь или восемь охотничьих ножей, сабля и пионерский горн, – все это копилось годами и не использовалось. Шкаф мог бы претендовать на звание самого бесполезного шкафа в мире.
– Если дело не в работе и не в зарплате, то в чем?
Оксана молчала.
– С кем-то поссорилась? – спросил он. – С Ольгой?
Кажется, он попал в точку.
– Пожалуйста, больше не спрашивайте, – сказала она твердо.
Он взял паузу:
– Ладно, как знаешь. Подумай еще, не спеши понапрасну. Договорились?
– Да.
Она встала и вышла.
"Девушки в приемной поцапались, – решил он. – Оля бесится и ревнует".
Он не додумал мысль.
Вновь зазвонил телефон.
"Moiseev Viktor", – увидел он на дисплее.
"На ловца и зверь бежит", – подумал он.
Он не включил громкую связь, а взял трубку. Они общались без громкой связи – как равный с равным, по негласному правилу, установленному между ними.
– Привет.
– Привет.
– Зайду?
– Да.
Не прошло и минуты, как Виктор открыл дверь. Бодрый, свежий и энергичный, он не был похож на человека, страдающего синдромом первого дня длинной рабочей недели.
Они пожали друг другу руки.
– Привет.
– Привет.
Беспалов, кажется, переусердствовал: что-то хрустнуло в пальцах у Виктора, но тот не подал виду, хотя вряд ли ему было приятно.
– Выпьем кофе? – предложил Виктор.
– Можно.
Они прошли в комнату отдыха. Беспалов нажал клавишу на телефоне:
– Оля, сделай нам, пожалуйста, кофе.
– Да, Александр Александрович, – из динамика раздался голос Ольги. По ее голосу чувствовалось, что она, мягко сказать, удивилась и старается это скрыть.
– Правильно я понимаю, что это обмен секретаршами? – спросил Виктор с липкой ухмылкой.
– Видел Оксану?
– Да.
– Видел, в каком она состоянии?
– Нет. Что с ней?
Кажется, Витя фальшивит.
– Мелочи… Увольняется.
Виктор присвистнул.
– Что вдруг?
– Не знаю.
Вглядываясь в рыжего компаньона, вслушиваясь в его голос, он слышал и видел фальшь. Вне всяких сомнений, Витя играет.
– Витя, ты что-то знаешь?
– Я расскажу, если хочешь. Но хочешь ли ты? – спросил Виктор как-то зловеще. Зрачки глаз потемнели.
– Да.
– Ты уверен? Или лучше оставить как есть?
– Что?
– Все.
– Нет, лучше правда.
– Да? – усмехнулся Виктор. – Я не уверен. Но слушай. В пятницу после праздника мы сели в такси и поехали в ресторан. Мы выпили там вина. Пару бутылок. Потом снова сели в машину и приехали к ней домой. Дальше?
– Да.
– Я ее трахнул. Я знал – она этого хочет. Слегка подергалась для проформы, не сразу раздвинула ноги, но это все мелочи. Я вытер ей слезки. Мы мирно расстались.
– Ты ее изнасиловал.
– Саша, я тебя умоляю, – поморщился Моисеев. – Что за лексика? Знаешь как говорят: сучка не захочет – кобель не вскочит? Все было по обоюдному согласию, просто девочка в последний момент занервничала по поводу своей моральной устойчивости и чуть было не передумала. Молодо-зелено, хочется-колется. Пришлось ей помочь.
– То есть насиловать.
– Я ее в машину силком не затаскивал! – отреагировал Моисеев. – И в дом к ней не вламывался! Сказала "а" – говори "б", нечего строить целку.
– Сволочь ты, Витя.
Моисеев переменился в лице. Взгляд заострился, мышцы окаменели, он подался вперед на диване.
– Саша, я не ослышался? Ты назвал меня сволочью? Из-за сучки, у которой было так мокро, что я раз выскользнул из нее?
– Да, Витя. Ты не ослышался.
– Взял бы слова назад. Было бы лучше.
– Нет.
– Ладно, как знаешь.
Они смотрели друг другу в глаза.
– Зря, Саша.
В дверь постучали.
Вошла Ольга с подносом. Вид у нее был озадаченный. Почувствовав атмосферу в комнате и поймав ледяной взгляд Моисеева, она покраснела и с этой минуты стала смотреть вниз. Молча расставив чашки с кофе, она выдавила "пожалуйста" и вышла.
– Саша, – с вкрадчивостью тигра спросил Моисеев, не притрагиваясь к кофе, – ты тоже хотел ее трахнуть? Да?
– Нет.
– Врешь. Если я сволочь, то ты, Саша, сволочь не меньшая. Просто тебе слабо сделать то, о чем ты мечтаешь.
Виктор встал и пошел к дверям. Через два шага он бросил через плечо:
– О делах позже! -
И вышел.
В комнате остался запах французской туалетной воды.
Остановив взгляд на чашке с кофе, Беспалов пытался втиснуть в мозг и упорядочить все, что он услышал, увидел, почувствовал. Что теперь делать? Зачем она села в машину? Зачем впустила к себе это чудовище? В голове не укладывается. Кто бы подумал, что это возможно? Черная вода льется по скалам. Она мертвая, эта вода, в ней нет жизни. У них нет будущего. Мертвая вода между ними. Когда смотришь в нее – не видишь себя. И видеть не хочешь. Черная вода бурлит, кружась быстрым водоворотом, и затягивает на глубину, где сгустки грязи, спермы и крови плавают вперемешку.
Звонок телефона выдернул его на поверхность.
– Александр Александрович, через час у вас встреча с Пучковым из банка.
– Спасибо, Оксана. Через пятнадцать минут выезжаю.
– Я занесу вам бумаги на подпись?
– Да.
В ее голосе больше жизни, чем было при встрече. Это хороший знак. Но после всего, что случилось, она не останется здесь. Выбора у нее нет. Он больше не будет ее отговаривать.
На столе ждала стопка бумаг, не разобранных с прошлой недели. Вот-вот она вырастет. Служебки, приказы, письма, контракты, – стихийное бедствие, которое никогда не закончится. Когда он умрет, ему положат в гроб несколько договоров и пару мобильников – чтобы он, не дай Бог, не расслабился и не вздохнул с облегчением, свесив ноги с белого облака.
Вошла Оксана. Все такая же бледная, с припухлостями вокруг глаз, она принесла новую порцию чтива и поспешила выйти из кабинета, ни разу не встретившись с ним взглядом. Чтобы отвлечься от черных мыслей, он взял бумаги из стопки. Факс из мэрии с запросом о прогнозе продаж, служебка Шлеина на аренду банковской ячейки для нужд безопасности, несколько входящих писем (в том числе написанная неровным сбивчивым почерком претензия от некого Иванова П. В., жаловавшегося, что ветчина не оправдала его ожиданий, была "жидкой и травянистой"), три исходящих и два договора. Он завизировал все за минуту. Стало чуточку легче. Жизнь продолжается. Однако с этого дня все будет иначе. Он не заглядывает в будущее, он сделает это позже.