Это я, сестра твоя
История любви
- Имейте в виду, - сказала я мужу и сыну задолго до праздника, - этот Новый год я хочу встретить со своей семьёй!
- А кого, собственно, ты имеешь в виду? – уточняет муж. – Если нас с Алёшкой, то мы вот они, и тоже хотим встретить Новый год с тобой.
- Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду, - говорю я.
- Хорошо. Я не против твоих сестёр, только надо подумать, как все это будет.
- А что тут думать?
- Где всех разместить.
- Да, мам, это как‑то… Я ведь уже ребят пригласил. Ты сама их пригласила. Где мы там все поместимся?
- В доме? О чём вы говорите!
- Нет, давай посчитаем, сколько всего получается народу.
- Давай посчитаем. Тётя Нелля – четверо, тётя Алла – четверо, тётя Женя – трое, это сколько получается, одиннадцать, да? И нас, если твои друзья приедут, - пятеро. Одиннадцать да пять… шестнадцать, что ли? Ой…
- Вот тебе и ой.
- Надо было побольше дом строить! Что это за дом – три спальни?
- Кто‑то не хотел и такого, - говорит муж.
- Да, я не хотела, потому что я не привыкла, я всю жизнь прожила в маленьких советских квартирах, я этих ваших усадеб не понимаю и не…
- Всё ты прекрасно понимаешь. Сестёр для чего собираешь? Похвастаться?
- Если хочешь знать, сколько этот дом строился, столько я мечтала, что наступит день, когда я их всех смогу собрать под одной крышей и мы проведём вместе хотя бы несколько дней. Как в детстве.
- Да… - говорит сын. – Жениться, видимо, лучше на сироте.
- Причём круглой, - добавляет муж.
- Бессовестные вы оба, - обижаюсь я и ухожу в другую комнату.
- Делай, как хочешь, - говорит мне вдогонку муж. – Только Алёшка прав, надо тогда хоть прикинуть заранее, как всех разместить.
- Знаете, что? - говорю я, возвращаясь. – Когда мы были маленькие и жили с родителями на старой квартире, у нас там была комната, считалась залом, 14 метров. Так в ней за столом помещалось 20 человек. 20! И ничего.
- Ага. Как селёдки.
- А спать, если приезжали родственники, ложились даже на полу, покотом, как бабушка говорила. И ничего. А тут целый дом. Поместимся. Главное же не в этом.
- Главное в том, мамочка, что это будет не Новый год, а сумасшедший дом! Я тогда вообще не поеду, я лучше с ребятами где‑нибудь.
- Здрасьте! Сынок, да ты что? Я же хочу с тобой этот Новый год встретить! Это ж все‑таки не обычный год, а Двухтысячный! И я хочу, чтобы все были, все мои родные, а ты ж мой самый родной!
- Вижу я, кто у тебя самый родной.
- Я вообще молчу, - говорит муж.
Господи, ну, как им объяснить, чтобы они не обижались и поняли? Вовсе мне не хочется портить кому‑то праздник, но и отступать от своего, давно задуманного я тоже не хочу. Тем более девчонкам уже пообещала …
- Мам, я придумал, как надо сделать! Давай мы Новый год встретим своей как бы маленькой семьёй, а на Старый новый год ты пригласишь свою как бы большую семью. Я как раз уже уеду.
- А что, - подхватывает муж, - это мысль. Надо, конечно, девчонок свозить дом показать, но на Старый новый год это даже лучше будет, поедете одни, без нас и отдохнёте сколько хотите.
Первая моя реакция, конечно, - возразить, начать объяснять все сначала, но… вдруг я понимаю, что они, пожалуй, правы, так будет лучше для всех, и для меня тоже, по крайней мере, не придётся разрываться между своей семьёй и сёстрами с их ещё более многочисленными семействами.
2000–й год я встречаю в новом, недавно построенном доме на берегу моря вместе с мужем, сыном и свекровью Ольгой Ивановной. В последний момент к нам присоединяется моя незамужняя подруга Зина. Странная у нас получается компания.
Ну, ничего, думаю я про себя, зато на Старый новый год…
Все оставшееся до 13–го января время я живу в заботах и приготовлениях, без конца прокручивая в голове одно и тоже: где я кого положу, что постелю, чем буду угощать и как развлекать. Мне хочется, чтобы всем, в первую очередь сёстрам, было у меня хорошо.
Жаль только, что нельзя привезти в этот дом маму с папой. Вот бы кто порадовался, вот кому было бы здесь хорошо! Постелила бы я им в верхней, просторной и светлой спальне, где полукруглое окно во всю стену, где высокая и широкая кровать (они на такой никогда в жизни не спали). Утром спустились бы они по красивой лестнице вниз, а там, в большой столовой, за круглым столом уже накрыт для них завтрак – лёгкий и вкусный, с фруктами, мягкими булочками, кофе и сливками. Позавтракали бы они, и провела бы я их на открытую галерею, что опоясывает весь фасад дома на уровне второго этажа, и там усадила бы в плетёные кресла, и сидели бы они на воздухе, папа курил бы, а мама любовалась морем. А если б захотели они прогуляться по двору – пожалуйста, места много, гуляйте, а хотите – какую‑нибудь нетрудную работу сделайте, вы ведь не можете без дела сидеть. Хочешь, папа, можешь вот эти пальмочки полить, видишь, их недавно посадили, и нужно всё время поливать, чтобы принялись. Потом они бы ещё долго ходили по дому, всё внимательно оглядывая и радуясь тому, что сделано основательно и красиво, и спрашивали бы: "А что это, доченька, у вас везде свет горит, надо экономить, и так светло, видно". "А воду у вас не отключают? А, свой котёл, ну да, ну да! Это очень хорошо, удобно!". Потом мы бы долго, не торопясь, обедали и про всё разговаривали, и мама бросалась бы к раковине – мыть посуду, а я сказала бы ей: "Ну что ты, мама, зачем, у нас для этого посудомоечная машина есть". И мама с папой удивлялись бы и шли смотреть, как эта машина действует, и папа обязательно спросил бы: "А фужеры не побьются, доча?". А вечером мы зажгли бы камин, уселись в мягкие кресла, смотрели бы телевизор и поглядывали на огонь. И папа снова беспокоился бы, не надо ли подбросить поленца, а мама говорила бы ему: "Женя! Не трогай тут ничего, а то ещё, не дай бог, сломаешь!". А я бы сказала: "Да пусть, пусть подбросит! Помнишь, папа, как на старой квартире ты печку дровами топил?". А они бы засмеялись и замахали руками: "Что ты! Разве сравнить!". И было бы нам хорошо–хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни не было.
По–настоящему начинаешь любить родителей, когда их уже нет на свете…
Сестры приехали все, а из зятьёв только двое. Слоняются по дому, не знают, чем заняться. Пива уже попили, на велоаргометре педали покрутили, сидеть с нами и слушать наши разговоры они не любители.
- Включите телевизор, там сто каналов, - говорю я. – Только если напоретесь на порнуху, смотрите, чтобы дети не зашли.
Дети бродят во дворе вокруг бассейна, пробуют руками воду, кричат нам снизу:
- Тёплая!
- Вечером затопим сауну, - обещаю я, - тогда можно будет и бассейн попробовать.
- Мужики пусть пробуют, а мы на них посмотрим.
После обеда мы выходим на галерею, усаживаемся в плетёные кресла, кто с кофе, кто с сигаретой, лично я – со стаканом ананасового сока (теперь везде пишут, что он способствует похуданию), и начинаем усиленно дышать воздухом.
- Надо же, 13 января, а такая теплынь!
- А воздух какой! Не то, что в городе.
- А тихо как!
И правда хорошо – тихо, тепло, морем пахнет, и главное – все мы вместе. Какое счастье!
Я не помню себя единственным ребёнком своих родителей, поскольку в этом состоянии пребывала только первые год и два месяца своей жизни, после чего на свет явилась моя сестра Нелля. Мы росли почти, как близнецы, мама одевала нас в одинаковые платьица, одинаково причёсывала. Самое стойкое понятие моего детства – $1разделить поровну". Если конфет было много (кулёк), они высыпались на диван и честно раскладывались на две равные кучки. Если конфета была одна, её следовало разломить пополам и съесть одновременно, чтобы никто не остался со своей половиной конфеты, когда у другого уже нет.
Среди немногочисленных игрушек нашего куйбышевского детства были две особенно ценных вещицы, не знаю, кем подаренные: детские наручные часики с настоящим ходом и детский же фарфоровый сервизик (чайный). Поделить их между собой мы никак не могли и нашли такой выход. 12 января, я дарила Нелле на день рождения "свои" часики, а 19 ноября Нелля дарила на день рождения мне "свой" сервизик. На следующий год мы менялись подарками: я дарила ей назад её сервизик, а она мне назад мои часики. Так продолжалось, пока у нас не родилась третья сестрёнка. Когда ей исполнился год, мы с облегчением подарили ей наше "богатство" целиком, и вскоре оно было побито и поломано вместе с другими игрушками.
Из‑за того, что я родилась в самом конце года, а Нелля – в самом начале, в школу я пошла шести лет, а Нелля – почти восьми, и разница у нас с ней получилась в целых два класса. Когда я уже училась в первом классе, а Нелля ещё не ходила в школу, был Новый год, и была школьная ёлка.
- А можно я с тобой? – спросила сестра.