- Впечатлены? - прервал его самокопания чей-то голос из-за спины и Лукшин быстро обернулся, уверенный, что там стоит Вирджил. Но это был не Вирджил. Высокий импозантный мужчина в бежевой сорочке, коричневой замшевой жилетке и безупречных брюках с прямыми и острыми, как два клинка, стрелками. Тонкая золотая цепочка тянулась к карману жилетки и в тон ей поблескивала оправа очков. Высокий лоб с залысинами, каштановые волосы с проседью и льдисто-голубые глаза, внимательно изучающие Лукшина поверх очков. Дима смутился, словно незнакомец застиг его за чем-то постыдным.
- Ну… э… в общем-то да… вызывает противоречивые чувства… но - не равнодушие, - закончил Дима мысль и сам ей удивился. Всякий знает, главная задача искусства - не оставить равнодушным. И вот тут-то неизвестный Лукшину господин Леворго с ходу выбивал десять из десяти. Дима уже и забыл, что и когда вызывало у него такую гамму чувств в последний раз - до этого дня. Чем не эффект? А каким образом автор этого эффекта добился - так ли уж важно?
Незнакомец хмыкнул. Одобрительно хмыкнул.
- Барон, - сказал он, - Барон Александр Викторович. Барон - не титул, как вы могли подумать, а фамилия.
- Э… да, - кивнул Лукшин имея в виду, что он именно так и подумал. Более того, он успел подумать, что не удивится, если все здешние посетители окажутся всякими там графьями да баронами. По его мнению, тут им было самое место.
- То есть, очень приятно, простите, - опомнился Дима после трехсекундного замешательства, - Дмитрий Лукшин.
Барон величественно кивнул.
- Вы несомненно правы насчет противоречивых чувств. Собственно, поэтому-то оно и здесь. У Леворго есть и более дорогостоящие произведения, но данное - наиболее неоднозначное. Хотя я полагаю, что это получилось случайно, поскольку в поздних его скульптурах никакой неоднозначности нет. Только эпатаж, щедро замешанный на всех существующих половых табу.
- М-да, - Дима глубокомысленно кивнул, потом не удержался и задал мучающий его вопрос:
- А они настоящие? - сопроводив легким кивком в сторону.
Барон наклонил голову и легонько улыбнулся. Загадочно и неоднозначно, как Древо Познания Константина Леворго.
- Нет. Ненастоящие. Господин Леворго неоднократно жаловался, что не может найти способа заставить отделенные от тела половые органы сохранить свои естественные цвет и форму, каковые цвет и форма совершенно необходимы автору для передачи его художественного замысла. И поэтому, увы, художнику приходится использовать в композициях искусственные материалы.
Странное дело, но новость немного успокоила Лукшина. Он даже усмотрел в этом одну из тех нечаянных неоднозначностей. "Думаешь, что перед тобой настоящий х…, а на самом деле - х…", - подумал он и усмехнулся.
- Тогда следует отдать должное мастерству господина Леворго, - сказал Дима с иронией, - не отличишь от настоящих, черт побери.
- В некотором роде они и есть настоящие, - Барон задумчиво кивнул, - это слепки с реальных органов реальных людей. Аутентичность является одной из немногих идей, сознательно вкладываемых Леворго в свои творения, поэтому он относится к ней очень ревностно - к каждому его произведению обязательно прилагается список людей, предоставивших художнику свои органы для копирования. Когда он создавал "Древо познания", он еще не был столь богат и известен, поэтому ни одного известного имени в списке этой скульптуры нет. Так, всякая шваль с улицы. В этом, кстати, проявляется один из упомянутых мной потаенных смыслов. Забавно, что копия чьего-то члена может стоить значительно больше, чем оригинал, а то и вместе с обладателем.
- Хм, - сказал Лукшин, - а что, есть и известные?
- Конечно есть, - собеседник изобразил на лице некоторое удивление, - неужели вы не слышали про "Uberwaffe"?
- Про что, простите? - смутился Дима.
- Последнее творение художника. В прошлом месяце было продано на аукционе в Миу за полтора миллиона. Случился милый такой скандальчик. Аукцион в Миу - достаточно респектабельный, а тут эдакий конфуз, - и, видя недоумение на лице Димы, Барон пояснил, - "Uberwaffe", то есть, "Супероружие" - представляет собой настоящую башню танка М1 Абрамс, из которой вместо пушки торчит копия члена госсекретаря Альфреда Гора. Эрегированного члена, заметим.
- О, - сказал Лукшин. И повторил, - о.
- Согласен, - кивнул Барон, - я думаю, мы еще вернемся однажды к творчеству господина Леворго. А сейчас мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели на другой экспонат. Пройдемте.
И Александр Барон величественно повернулся и пошел куда-то по левой галерее. Дима пожал плечами, оглянулся ("Ну и дела. Сейчас Вирджил придет, а меня нет"), но все же поспешил следом. Слишком много властности было в голосе его нового знакомого.
- Я… тут… - Лукшин собрался объяснить, что он не может никуда уйти, но тут Барон остановился.
- Вот, - сказал он и кивнул в сторону висящей на стене небольшой (буквально с тетрадку размером) картины, - но вы что-то хотели сказать?
- Э… нет, - быстро ответил Лукшин и, нахмурив брови, всмотрелся в картину. На ней, странной и аляповатой техникой, наводящей на мысли о новогодней мишуре и блестках, были изображены три птицы. Птицы были вырисованы нарочито ненатурально - покрытые чешуйчатым однотонным узором, обведенные жирными контурами, они стояли вокруг пустого мешка и таращили на зрителя вполне человеческих очертаний глаза. Короткие крылья заканчивались каждое пятью толстыми перьями, придавая им сходство с руками, каковое сходство усугублялось тем, что в левом рукокрыле каждая птица держала транспарант-указатель с надписью "ВОРОН". Указатель указывал на птицу, стоящую рядом, а между буквами "Р" и "О" пробел был чуточку больше, чем между остальными, так что надпись можно было прочитать и как "ВОР ОН".
- Ага, - сказал, напустив на себя глубокомысленный вид, Лукшин, - злободневно.
Скосил взгляд на табличку. Имя художника, разумеется, опять ему ничего не сказало. Какой-то Вадим Саитов. А называлась картина просто и бесхитростно - "Вороны".
- Да? - сказал Барон, интонацией требуя продолжения.
Дима вздохнул.
- Ну… техника интересная.
На самом деле, техника Лукшину не понравилась. Ни краски, напоминающие дешевые "фольгированные" китайские картины, ни исполнение, наводящее на мысль о низкобюджетных мультфильмах. (Кстати, именно в каком-то мультфильме Лукшин и видел такую вот манеру рисования птиц - с двумя "человеческими" глазами на одной стороне лица). Да и идея, прямо говоря, оригинальностью не блистала. Как карикатура в газетке среднего пошиба оно бы, может, и сгодилось, но не как картина в галерее, претендующей на элитарность. Лукшин поднатужился.
- Не совсем, конечно, понятно, что было в мешке и куда оно делось, - выдал он после минутного раздумья, - но, видимо, автор и не ставил целью это пояснить.
- Хм, - сказал Барон, - пусть так. Давайте тогда сделаем шаг назад. Вот, обратите внимание на картину слева. Нет, не эту. Следующую.
Дима тихонько вздохнул, переместился на пару метров влево и всмотрелся в очередной шедевр современного искусства. Здесь было еще хуже. Такую, ничего не изображающую, мешанину красок, линий и фигур Дима не любил, никогда не понимал и не пытался понимать. "Боже, какая херня", - мысленно простонал он, - "а ведь сейчас надо будет что-нибудь сказать. Может, сказать, что это похоже на Кандинского?", - Дима все-таки знал пару-тройку имен и из этой области, - "нет, не стоит. Вдруг оно совсем не похоже на Кандинского? Про технику сказать? Про технику я уже говорил… вот влип, блин".
- Лукшин! Ну какого, спрашивается, хрена, а?! Где мы встречаемся я тебе сказал?
Дима знал только одного человека, который мог бы не только оказаться в этой галерее, но и, оказавшись, орать в ней во весь голос, да еще так безобразно-жизнерадостно. Как на базаре. И всего еще час назад Лукшин бы не поверил, скажи ему кто, что он может обрадоваться появлению Вирджила. А вот поди-ка ж ты - обрадовался. Вирджил, конечно, тот еще хам, да и сволочь порядочная, но он все-таки человек, а не инопланетянин. Потому что всё время, что Лукшин провел в галерее Noir, он чувствовал себя находящимся в летающей тарелке. И уж точно - не в своей.
- Здравствуйте, Александр Викторович, - поздоровался, подходя, Вирджил, и - Диме, - я же четко обозначил - возле галереи, а не в галерее. Нет?
- Мое почтение, - отозвался Барон, впрочем, без особого почтения. Даже скорее холодно.
"Они знакомы?" - для Димы этот, вполне предсказуемый, факт почему-то оказался совершенной неожиданностью, - "Вот те раз…". Лукшин еще не успел сообразить - хорошая это для него новость или плохая, как из дальнейшего диалога стало ясно - они не просто знакомы.
- Я полагаю, - сухо сказал Барон, - время, в которое господин Лукшин должен был встретить вас возле галереи вы ему тоже "четко обозначили"?
- Да-да, кстати, - Дима, получив неожиданную поддержку, воспрял и даже попытался что-то вякнуть в свою защиту, - я полчаса под дождем мок…
Вирджил криво ухмыльнулся и почесал заросший подбородок.
- Ну хорошо. Я и в самом деле немного опоздал, прошу прощения. Машина сломалась.
- Бывает, - Барон горестно покачал головой, - о, сколь ненадежны эти современные машины…
И таким сарказмом была пропитана эта фраза, что, будь она обращена к Лукшину, он бы тут же почувствовал себя полным ничтожеством и пошел искать мыло с веревкой. Но Вирджила было не так-то просто пронять.
- В конце концов, ничего страшного не случилось. Я смотрю, вы и без меня познакомились, - произнес он нарочито будничным голосом. Дескать, давайте замнем недоразумение.
Барон вздохнул, качнул головой, но с невысказанным предложением Вирджила согласился.
- Да, познакомились. Перспективный молодой человек.