Прежде мне не доводилось ступать на мертвые земли. На земли, в которых покоились тела умерших людей. Оттого сердце мое забилось сильнее, когда я на дрожащих ногах шла мимо усеянного крестами поля.
Где-то вдалеке завыла собака, но я не испугалась, а упорно продолжала идти дальше. На самой окраине, в том месте, что указала Сара, я нашла одинокий крест, на котором болталась красная лента моей сестры. Со слезами я припала к ее могиле и пролежала там несколько часов. Я плакала и просила у нее прощения. И мне хотелось умереть прямо здесь, у того самого креста, рядом со своей сестрой.
Солнце уже садилось, когда я очнулась и поняла, что мне пора возвращаться. Генрих наверняка уже вернулся, и, обнаружив мое исчезновение пришел в дикую ярость. Я шла по дороге ведущей в город, и в мыслях думала о том, что дом Генриха, в данный момент единственное место, куда я могу прийти. Во всем мире, кроме него у меня никого не осталось.
Я чувствовала себя бездомной собакой, которая не любит своего хозяина, но только за то, что он ее кормит и иногда гладит по шерсти, возвращается к его ногам. И я возвращалась к ногам того, кто так или иначе виновен в смерти моей сестры. Да, не он стрелял, но он принадлежал к тому народу. Он был моим врагом, но он же стал моим хозяином.
Когда я пришла в город, уже стемнело. Я быстро дошла до дома, и стараясь не шуметь, вошла через заднюю дверь. Но проскользнув незамеченной в свою комнату, я к своему ужасу обнаружила там Генриха. Он сидел на стуле возле окна, в руке его блестел пистолет. Едва я вошла, он поднялся и направил оружие на меня. Я замерла. Генрих тоже не шевелился.
- Где ты была? - гневно спросил он.
Я не отвечала.
Генрих шевельнул пальцем, раздался щелчок. Генрих повторил вопрос более настойчиво.
Я продолжала молчать. Я смотрела на него неподвижным взглядом, прямо в глаза, прямо в самую глубину его черной души и мысленно молила выстрелить.
Возможно тогда, он почувствовал мою решительность, и выругавшись убрал пистолет. Сделал шаг в мою сторону, занес руку и со всей силы ударил меня по лицу. Я не шевельнусь.
- Никогда больше так не делай! - рявкнул он и выскочил из моей комнаты, оттолкнув меня в сторону.
Я проводила его пустым взглядом. Когда его шаги стихли, я плотно закрыла дверь и в слезах бросилась на кровать. Я проплакала всю ночь, пытаясь унять дрожь и боль терзающую мое сердце.
Утром я вновь проснулась раздавленной и усталой. Но собравшись с силами заставила себя подняться, умыться и пойти на кухню. С того дня, я поняла, что та часть моей прошлой жизни, в которой я умела любить и смеяться, умерла навсегда и теперь похоронена вместе с Соней, в безымянной могиле, под деревянным крестом с красной шелковой лентой.
6. Смоленское гетто.
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву, и тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне!
(Ю.Друнина)
Пришла зима. Снег засыпал все улицы Смоленска, ведь природе невдомек, что идет война, она следует своим установленным правилам и законам. Как оказалось, немцы не очень-то любили зиму, что не могло не стать поводом для очередного злорадства.
Все это время, немцы продолжали отлавливать по всему городу евреев и сгонять их в гетто. Я с ужасом наблюдала за тем, как из прекрасных и образованных людей, оставшиеся и уцелевшие жители города, превращались в зверей и преступив все свои жизненные принципы, за кусок хлеба начали охотиться на ставших вдруг ненавистными евреев.
К тому времени, я уже понимала, что ничем не смогу помочь, но вопреки здравому смыслу, рискуя жизнью, я носила еду, тем несчастным, кому посчастливилось продержаться до зимы в ужасных условиях гетто. Я осознавала, что не смогу накормить всех, но мне казалось, что если я смогу помочь хотя бы одному из них, то кто-то последует моему примеру, и протянет руку помощи обреченным. Вместе мы поможем им выжить.
Я действовала через Сару. После того случая с моим опозданием, Генрих на долгое время пропал из поля моего зрения. Или возможно я пропала. Это уже не важно, важно то, что находясь в одном доме, мы умудрялись не встречаться. Правда иногда я слышала его громкий голос, когда в наш дом приходили гости. Генрих в те моменты позволял себе выпить лишнего, и тогда они громко смеялись, когда устраивали в доме стрельбу или били посуду. По утрам, мне приходилось тратить несколько драгоценных часов, на то чтобы привести дом в привычное состояние и придать ему вид человеческого жилища.
Рихард, не смотря на отчуждение появившееся между мной и Генрихом, не беспокоил меня. Только изредка подразнивая и подшучивая, мог кинуть какое-нибудь оскорбление или толкнуть. Но я научилась не обращать не него внимания.
Пользуясь своим особенным положением, я беспрепятственно передвигалась по городу. Оставаясь незамеченной, я передавала тем, у кого на одежде горела позорная, желтая звезда - теплую одежду и кое-что из еды. Я знала, что они отнесут это в свои семьи, отдадут тем, кто не может работать, и у кого меньше шансов выжить. В скором времени, ко мне присоединились еще несколько девушек, работающих у немецких офицеров. Ведь теперь только дома и столы завоевателей ломились от разнообразной еды, которую нам и в довоенное время всегда было трудно достать.
Помню однажды, одна из девушек принесла рабочим осетра. Я сама прежде никогда его не пробовала и на один момент, мне захотелось ощутить во рту его нежный вкус, захотелось почувствовать, что он тает на языке именно так, как это описано в немецкой поваренной книге. Но я отогнала от себя ужасные мысли. Для меня это была всего лишь еда, блажь, а для тех несчастных - единственный шанс выжить.
В январе, умерла Роза, мама Сары.
Сара сказала, что она просто не проснулась утром. Замерзла во сне и умерла. Мне очень хотелось верить, что несчастная женщина не испытывала предсмертных мук и агонии, а скончалась в полной тишине.
Мы с Генрихом продолжали играть в прятки. Только однажды, возвращаясь домой, я заметила как шевельнулась штора в его кабинете. И поняла, что он следит за мной. Продолжая делать вид, что меня словно не существует в его жизни, он тайком следил за моими приходами и уходами. Я также думаю, он знал о пропаже своих запасов, но продолжал хранить молчание.
Пришла весна. Как и предсказывала Сара, никто не спешил нас спасать. Мы знали, что в лесу прячутся партизаны, но их присутствие рядом с городом, всегда оставалось незримым.
В апреле, умерла Сара. Я хотела разыскать ее тело, и похоронить на еврейском кладбище, но это оказалось невозможным. С ее смертью, я лишилась единственного друга, связанного с моим прошлым. Долгое время я горевала. Но несмотря ни на что, свои махинации с продуктами, так и не прекратила. Даже после того, как одну из наших девушек активисток, поймали за воровство и застрелили на месте, мы продолжали свое дело. Это стало смыслом нашего существования.
Однажды вечером, возвращаясь домой, недалеко от дома я заметила худенькую фигуру ребенка. Он шел, заправив руки в карманы, широкой походкой. Я сразу его узнала, это был тот еврейский мальчик из дома напротив.
Я бросилась за ним. Догнала и тронула за плечо. Он так же как в прошлый раз вздрогнул и обернулся. На мгновение на его лице мелькнула тревога. Но узнав меня, он улыбнулся и присвистнул.
- Эхей, да это же ты! Не думал. Что снова увижу тебя!
- Я знаю, что случилось с твоей семьей. - Виновато произнесла я.
Он помрачнел.
- Ну и что. Времена сейчас такие. Я зато могу не скрывать больше своего происхождения. - В его словах не звучало обиды, он верил в то, что говорил.
В подтверждение своих слов, он брезгливо передернул плечом и пальцем указал на свою звезду.
- Видишь. Они нас как коров заклеймили, теперь нигде не спрячешься, а если спрячешься и найдут, то сразу смерть.
- Где ты сейчас живешь?
- В гетто. Вместе со всеми. Теперь у меня новая семья. Правда намного больше, и нас часто избивают, но зато не надо прятаться.
- И часто ты бываешь в городе?
- Каждый день! Они думают, что все знают, но мы нашли несколько лазеек, и можем спокойно передвигаться по городу. Правда вечером приходится возвращаться домой… комендантский час… А ты все служишь у этого?…
- Да. Пойдем, я покормлю тебя…
- Э, нет… - резко дернулся он. - Я больше на это куплюсь.
- Что?
- Что? Что. Разве ты не понимаешь, кто твои хозяева? Я не буду есть из рук врага, даже если придется умереть с голоду…
- Но ведь…
- Мне пора! - резко оборвал меня мальчик, и тронув козырек своей кепки, важно зашагал дальше. Больше я его не видела.
Тем же вечером, совершенно неожиданно, Рихард сообщил, что генерал желает меня видеть. Меня очень удивило его неожиданное желание пообщаться со мной. Переодевшись в домашнюю одежду, я послушно поднялась в его кабинет.
Я вошла без стука, и застала его за странным занятием, он выкладывал карточный домик. Осторожно, держа карты двумя пальцами, он монотонно воздвигал ярус за ярусом. А я покорно стояла и ждала у порога. Когда последние две карты, в виде остроконечной башни легли на последнем ярусе, он отстранился и с любопытством посмотрел на меня.
- Я знаю, что ты кормишь моими запасами этих грязных выродков.
Я вздрогнула, словно он ударил меня. У меня внутри все сжалось, но не от страха перед его гневом, а от его слов, пропитанных ненавистью и презрением. Я с трудом сохранила спокойствие, молча глядя ему в глаза.
Он поднялся, заложил руки за спину и устрашающе сделал шаг в мою сторону.