Так говорил он, ибо разговор происходил на глазах у официальных лиц в масках и камуфляже, но в кабинете директора. Нынешнее руководство города хотело показаться гуманным - а заодно и личный досмотр легче было произвести.
Тогда Эшу, вздохнув, удалился из кабинета - и из игры.
- Что я взял из первого сна? - говорил себе Эшу. - Из беседы себя самого с собой самим? Мира не изменил, во всяком случае. Зато обрел новую силу и утвердился в своей истинной природе. А это уже немало.
Разрушитель, или Галиен
Прозвучала вторая строфа. Это был второй Сон, и новый Эшу почувствовал, что вошел в него, как меч в ножны. И узнал о Сирре больше, чем кто-либо мог сказать ему на словах. Это знание не удержалось в нем позже, потому что вид Сирра зависит от того, кто воспринимает его, и для каждого иной. На смену чужому знанию пришло свое.
Найденыша в Сирре воспитывали как сына всех мужчин. В Библе представляют себе Сирр как страну Востока, с бородатыми мужчинами, любящими многих жен. Но у него не росла борода: на бледных, слегка смуглых щеках не виднелось синевы, только над верхней губой темнел пушок. Зато темные кудри падали до самой талии - он не стриг их по обету, как, впрочем, делает любой сиррский отрок, пока не станет воином и не возьмет себе девушку для сердца; волосы приходилось закручивать в узел или заплетать в две косы.
Жена имеет силу и право укротить мужественность. В него влюблялись все женщины Сирра и мечтали возвести на свое высокое ложе (как в Сенегале, к ложу вела узорная кованая лестница), но он был целомудрен.
И все же была у него с молодых лет одна подруга, как он сам, найденыш или аманат, дочерь всех жен.
Нет больше радости в любом доме Сирра, чем взять ребенка на кормление, даже если весь дом и без него звенит детскими голосами. Сам Синайский Лев Пустыни, Шамс, называл найденыша своим ребенком и, по слухам, имел на то право. Он же и дал мальчику имя: Галиен, Гали, Гала по-библиотски.
"К нам в Сирр, - говорил ему Шамс, приезжали посланники других стран, дипломаты и торговцы, и одаривали нас. Лучшим даром были книги, которых мы не знали раньше и которым мы давали новую жизнь: переводили, переписывали, вдохновлялись ими. По обычаю древней страны Син, мы считали приносящих дары своими данниками и сторицей возвращали им их приношения, чтобы вещи, остающиеся в наших руках, не предали нас самих. Не то чтобы мы боялись чего-либо и хотели купить чужую дружбу и приязнь - нет, ведь такое не покупается, ибо ему нет цены. Но ради дружбы мы брали из чужих земель заложников мира, малолетних аманатов, и держали рядом со своими детьми, чтобы, отослав их по достижении взрослости, умножить число своих друзей в отдаленных землях и на окраинах, что раскачиваются между Библом и Сирром, как качели.
И вот среди таких детей, юных аманатов, была дочь мелкого царька одного из окраинных княжеств, Нарджис-хатун, темная, как мед, сладостная, подобно кисти позднего винограда, гибкая и смелая, как те, чье имя стало названием девушек царицы Сирра, почетной супруги царя. Та самая, вместе с которой вы служили в гвардии моего господина. Издавна были у нас полки мужчин и полки женщин, но женщины всегда стояли ближе к трону и были яростней и неукротимее в бою."
Галиен, как и все его сотоварищи, любил богатые одежды, притирания, драгоценные черные клинки, одетые золотой чеканкой и упрятанные в ножны из узорной кожи - а Нарджис только смеялась над этим. Ее одежда и обычай были куда бедней даже тех, что приняты среди незамужних охранительниц трона. Иноземке такое прощали, думая, что она выхваляется по молодости, - так молодой солдат нарочно трет камнями свое обмундирование, чтобы казаться бывалым, полагали они. Только Нарджис никогда не притворялась никем, кроме самой себя.
Язык Галиена был изыскан - она подцепляла на своем пути все народные словечки, те арготизмы, которыми щеголяют молодые, чтобы отмежеваться от старших. Галиен, начитанный во всякой книжной старине, говорил, когда они с Нарджис сошлись ближе, что как у немецких фрау было три главных "К" (с четвертым) в жизни, K;chen, Kinder, Kirchen и в придачу Kleiden - то бишь кухня, дети, церковь и платья - так и у нее, только другие: Круто, Клёво, Классно и в придачу Кайф.
Нарджис же слегка потешалась над манерностью и женственностью Галиена, хотя оба они знали, что не брутальные самцы двадцатого европейского века, а изысканные кавалеры века восемнадцатого являли собой истинные чудеса галантности и мужества. Поистине, чтобы быть взаправдашним рыцарем, стоит поступиться видимостью!
Впрочем, Гали был так явно непохож ни на какого мужчину, что всерьез смеяться над этим было бы откровенной издевкой.
У Нарджис был диковатый взгляд птицы в неволе, хотя никакого плена не было в Сирре ни для кого. Просто оба они с Галиеном принуждены были существовать среди дружелюбных чужаков. Галиену, возможно, пришлись бы по сердцу кроткие и отважные скандинавские девы, но сиррские женщины при всей своей доброте были коварны и умудрены в своем коварстве, желая брать мужчин, зачинать плод и властвовать посредством и во имя своих детей. Они были поистине сотворены из слишком тугого материала! Нарджис нужны были мужчины свирепые и утонченные в одно и то же время, но идеалом сиррийца был мудрый воин, что не убивает.
Поистине, если бы Гали был женщиной, а Нарджис - мужчиной, они были бы подстать друг другу. Он говорил себе, что плотские радости мог бы получить только от мужчины, дитя - от каждой из женщин Сирра, весьма умудренных в благородном деле зачатия, но поистине любить смог бы одну Нарджис, как если б она была единственной в мире.
Однако на ней был для него запрет - нечто невыразимое говорило ему, что они двойники; ее же и не тянуло к нему иначе как к другу.
Так они и жили, как двое детей, высились, как две башни, горделивые в своей самодостаточности. Позже он стал главой мужской охраны, она - женской. Он был кроткий мститель, не любивший оружия, она - воинственная амазонка, украшавшая себя острым железом.
Так еще говорили в Сирре о молодом Гали: среди воинов - эфеб, среди аскетов - атлет, среди мудрых - насмешник. Уже одно то, что он рос вместе с отчаянной Нарджис, было способно бросить его в мужские объятия. Он был древесиной, кольцом древней силы, которое наросло вокруг изначального ядра, бывшего Нарджис, и в этом угадывался исток его фатального тяготения к ней. В плоть его была впечатана ее плоть, тело его несло в себе жажду Нарджис, девочки, зачатой под светом драконьей луны, Dragon Moon, чье рождение в Библе и перенесение в Сирр было колдовским. Девочка была печатью, руной и мандрагорой, Альрауне. Гоноболью - голубикой - но также сизой "изабеллой", виноградом с несравненным запахом. По всему телу был к нее голубоватый, сизый пушок. В играх он, уходя от Нарджис, вечно и обреченно искал ее одну, оживший символ тайны и Голубой Цветок, рождающий Голубую Ягоду, в одно и то же время ее дочь и ее саму.
Есть такая сиррская игра в игре - "Сокруши дом", где Дом представлен двойной башней, Вавилонской башней человеческой гордыни. Сокрушение Дома - то же, что сокрушение и уничтожение своей человеческой гордыни и самости.
В этой игре произошло то, что было с ними двоими, - или в жизни?
Некто намекнул Нарджис, что Гали - и она с ним - перевернется и обратится сердцем, душой и плотью в достохвальную и законную сторону, если она позволит срезать две его косы, подобные тем, что носят в ее стране следующие по пути воина, однако в Сирре своею длиной приличные только невесте на выданье. Дескать, двумысленность естества Гали происходит от убранства его волос. Сама Нарджис-хатун, кстати, переплетала голубоватые вьющиеся волосы в девяносто девять косиц, чтобы выпрямить и придать им силу, необходимую при боевом ударе особого рода; это скорее приличествовало мужу, чем той, кем она являлась.
Итак, Нарджис поверила чужим словам и тайно допустила к спящему Гали человека с особенным лезвием (простое не брало его волосы), И вот: тогда ушла вся сила из его рук и тела, и соглядатаи Библа, которые как раз и подали коварный совет, связали Гали и увезли в свой двубашенный Дом, где приковали к стальной оси одной из башен. Это было коварством, которого до сих пор не знали в Сирре!
И говорили, что была одна из колонн из солнечного света, другая - из лунного. К лунной колонне приковали Галиена.
И еще говорили, что солнечный и лунный металл обеих колонн был сращен с волшебным Деревом Круглого Года и что весь Дом повисал на осях, как ветка держится на дереве и как год крепится на двух осях - Науруз и Мухаррам, Самайн и Бельтайн.
И что сам Дом сложен был из особенного рукотворного камня.
Быть Сирр может везде, но только не в лунном сердце Дома, потому что стихия его - солнце. Однако для гневной и виновной Нарджис стало доступно лунное средоточие Дома, ибо сама она была лунной девой. Взгляд ее проницал стены, чтобы стать рядом с Гали, ведь они были одно: ни один верно сотворенный мужчина не мог быть таким единым с верно сотворенной женщиной в соитии и браке, чем эти двое.
И стала Нарджис перед Гали во всей своей красоте, грозной, как войско с развернутыми знаменами. А во плоти или в зримом облике, кто скажет, и была ли в том разница! К счастью, зрения его не лишили, да и волосы его отросли, как прежде; однако сила его всё равно была ничто перед пагубной силой Дома.
- Меня обманули, - сказала она, - как всегда обманывают женщин, и тем доказали, что я истинная женщина, как ни тянет меня к мужским делам и поступкам. Теперь и ты докажи, что ты истинный муж, потому что ничего помимо этого нам не остается. Отомсти за свой позор и позор Сирра!