По японским представлениям, девятихвостие, приходя к умному и хорошо пожившему зверю, знаменует собой необычайные способности: превращаться в красивую девицу или благообразного старца, огненную колесницу ада или, на худой конец, в кошку. Этого за Крысой с плетеным хвостом замечено не было, зато жизнь ее отличалась отменной долготой - несколько столетий. Ум, изощренный этими веками, легко усваивал любые веяния и теории, которые того стоили. Во времена Эшу она, по-прежнему бессменный вожак стаи, считалась компьютерным асом, виртуозным хакером, работающим не за и даже не против библиотекарей, но строго в свою пользу. Главная крыса Дома Книги, излучающая презрение к роду человеческому каждой чешуйкой своего диковинного хвоста, она перенесла через поколения многие древние тайны и притянула к себе новые.
Никто не ведал пределов осведомленности Черных. Главной тайной их была тайна Дома, к ней присовокуплялись тайны Очага, Двери и Ключа, но даже о самом существовании этой триады полагалось умалчивать. Главной целью поиска по-прежнему оставалась Книга, которую они чуяли почти рядом, как некую манящую теплоту: Книга, подобная юной женщине, замурованной в фундамент Дома для того, чтобы стоять ему вечно. Дева-Книга сменила не одно поколение Держателей Тайны, но сама оставалась неизменно прекрасной. Теперь, чтобы прийти к ней, крысам тоже нужен был человек. Наследник.
Год Щенка
В три скачка промчался гривастый лев - хотя был он не больше котенка, но страшен.
А. Н. Толстой. Золотой ключик
История эта выглядит не очень-то библской - или библейской, если зреть в корень. И как во все истории сего небольшого (надземного) мира, которые хоть чего-либо стоят, в нее с самого начала оказался впутан Эшу.
Произошла она осенью, еще до холодов, в год Петуха по китайскому календарю, модному тогда в среде ученой женской братии.
Началось с того, что "девушки Эшу", то есть юные библиотекарши последнего призыва, вышедшие в ночную смену из дома то ли перекусить, то ли перекурить, услышали в стороне от кошачьих угодий какой-то непонятный звук. Пойдя на него, они обнаружили в луже не вполне ясного происхождения крохотный комочек пищащей живой материи. Здесь имеется в виду комок. Лужа оказалась происхождения достаточно понятного, если учесть вечную нехватку жидкости с неба.
Или нет. ВНАЧАЛЕ БЫЛ ПИСК. Тихий, меланхоличный, будто обладатель его не просто отчаялся, а уже давно пережил свое отчаяние и теперь полегоньку и мерно загибается от холодного одиночества и бескормицы.
- Котенок что ли? Или птичка.
- Вряд ли. Они своих не бросают.
Так, в результате скорее любопытства, чем сострадания, было обнаружено нечто, условно названное зверьком: существо размером в ладошку девственницы, все в черной курчавой шерстке, круглоухое и толстопузое. Именно тугой животик (мамкин ребенок, как это ни удивительно для брошенного на произвол судьбы) мешал существу отползти в сторону от мокрети: слишком коротки и слабы оказались лапки, при первой же попытке подкашивались. Хвост, если вообще намечался, пребывал в зачаточном состоянии; глазки были мутно-голубые, нос холодный и сопливый, язычок лизучий, зубки отсутствовали в еще большей мере, чем хвостик. Сосательный же рефлекс - настолько силен и хорошо поставлен, что девушки с трудом вытаскивали из малой пастюшки свои пальцы и ткань платья, чуть оттопыривавшегося на груди.
- Щенок это, и совсем еще грудной, - определил наконец Эшу как знаток. Если вы помните, он сам был собаковладелец со стажем, хотя его грубый пес чисто деревенского помола достался ему вполне взрослым и даже заматеревшим.
И в самом деле, то был крохотный щенок не более двух недель отроду, то есть пребывающий в самом нежном возрасте, а поскольку собаки были здесь париями - неясно откуда взявшийся.
Девушки сунули его в коробку, попытались наспех покормить молоком из блюдца (не вышло) и из пипетки (отчаянно захлебывался) и стали решать, что делать.
Оставить здесь - кошек вокруг, словно в Колизее.
И опять-таки, уж очень Альдина с Эльзевирой кошек необыкновенно любят. Радетельницы благодетельницы наши.
Взять кому-нибудь домой - у кого мама строгая, у кого кот, опять же, бдительный и воинственный.
Словом, окончательно решить проблему выпало на долю все тому же безответному Эшу.
- Ладно, пока я возьму - с моими женщинами поговорить, - вздохнул он.
Вот еще о чем надо сказать. Когда щенка уже несли на постоянное место пребывания, девицам и Эшу попалась на глаза собачья замухрышка, внизу живота которой тяжело моталась бахрома оттянутых сосков.
- Послушай, ты, случайно, не мамаша этого создания, - спросил Эшу в виде шутки, но как можно деликатней.
Сука не удостоила его ответом, только равнодушно скользнула взглядом, поворачивая за угол. Хотя, с другой стороны, ничем она не была похожа на пристойную мамашу, помимо редкостного совпадения событий. Ибо в том, что собака - даже две собаки - явились в сугубо кошачье окружение, заключалась если не великая тайна, то явно чей-то злой умысел.
Также и одна из вездесущих кошек, присутствовавших в момент выноса щенка, выгнула спину, распушилась на хвосте, лапах и загривке и такой вот гневной совушкой, с огромными глазами на плосконосом лице, стала удивительно хороша собою. В чем, вероятно, и заключался истинный смысл демонстрации, потому что на юного пришлеца она и не подумала покуситься.
Дома Эшу опустил ношу в круг своих женщин, которые как раз обе случились с работы, и выпрямился.
- Ну вот, постоянно у тебя проблемы, - вздохнула Син. - Так и липнет к тебе всё неблагонадежное.
- Прокорм, допустим, она себе найдет, - рассудительно ответила Анна. - Ишь как озирается на рюшечки и занавесочки, ищет, где разгуляться.
- Почему "она"? - спросил ее внук. - Ты же до щенка даже не дотрагивалась и обратную сторону пуза не изучала.
- Так не по пузу - по хитрой морде видать. Ага, вон и писает с приседом, а не навстоячку.
Эшу бросился вытирать лужицу (предвидя, что это лишь первое звено из той психологической цепочки, на которой он теперь будет сидеть) и тотчас же встретился с невинно-голубым взглядом - как ни странно, очень точно направленным. Ибо хотя глазки, еще вполне младенческие, не обрели еще никакого внятного выражения, однако подрагивающий ноздрями мокрый носик был явно нацелен на изучение внешнего мира - и в такой полноте и ясности, что куда там покойному Жан-Батисту Греную. И с тем же оттенком предположительно скромного потребления мирских ценностей во имя самых своих насущных нужд.
- Я, собственно, о даче подумал.
- А Кардан-то как обрадуется подружке! - подхватила Анна. - Ты ее, кстати, для соответствия Трансмиссией назови. Или там Шиной.
Что доказывало ее знание старинных автомобилей.
- И будешь ездить туда по два раза на дню, самое меньшее. Грудью кормить, - куда более спокойно заметила Син.
- Ну, тогда на конюшню.
- Это самое бы оно, - сказала Анна. - Хотя мои дружки и полные вегетарианцы, однако там много всякой плотоядной твари прозябает. И даже процветает, всем на удивление.
- Затопчут еще, - усомнилась ее дочь. - Или отравят какими-нибудь объедками. Ох, вижу, придется мне ткацкий стан разбирать.
- Да не погрызет она его, мамочка, вот увидишь! - обрадовался Эшу. - Разве что самую капельку.
- Ну конечно, где ей совладать с такой махиной, - заметила Анна. - Надеюсь, книгами она тоже побрезгует: пыльные и вообще…мягкая рухлядь.
- А я книги повыше переставлю, - успокоил ее внук.
На том и порешили.
Заметим, что с Карданом Эшу собачку познакомил, но гораздо позже. А поименовал, в знак садово-огородной направленности своих увлечений, Дряквой; название душистого цветочка напоминало и крякву, и брюкву, будучи на постимпрессионистский лад многозначным.
Человеку такой ярко выраженной кошачьей ориентации, как наш герой, заводить собаку как-то странновато - хотя почин-то уже все равно сделан. Нянчиться с источником всяческого безобразия и крупной потравы - это лишь вначале кажется абсурдом, чуточку погодя из этого извлекаешь некое моральное удовлетворение.
Пока дитя было крошечным и легко терялось в гаражном развале, его поместили дома. К тому, что коридор вечно заминирован, кухня же - превращена в поле боя, покрытое трупами битой посуды и распотрошенных пакетов с крупой, привыкли быстро. Как известно из источников, нормальный активный щенок должен приносить ущерб, обратно пропорциональный собственным размерам. На постоянное гаражное место Дрякву перевели где-то через месяц, когда она уже бойко откликалась на свое имя и шустрила прямо к нему через все препятствия, которые сама же и произвела.
Поселился Эшу рядом с ней, на старом пепелище, чтобы составить ребенку компанию. Там везде лежала печаль запустения: ковры истлели, книги изошли пылью, кресло Иосии рассохлось. Поэтому Эшу убрал его куда подальше (сжечь или как-то иначе истребить рука не поднялась), перетащил сюда из дома диванные подушки и валики - спать на полу, - новенькую многоэтажную мельничку с жерновами и турку из красной меди: дряхлая отцова посудина успела прохудиться. Поднял книги на те полки, что повыше. На день, когда выпадал выходной, Эшу уходил наверх, где потихоньку разгребал дядюшкины завалы, каждой же ночью укладывался рядом с замшелыми кроснами, которые закинул своей сетью паук-соревнователь.