Он бегал с корзинами и пакетами отыскивать, чем можно отоварить карточки и где можно получить то, чем по ним не отоваривают. Уговаривал книжных владычиц выдать, якобы для своих взрослых дам, книги, ему лично по возрасту не предназначенные. Узаконивал - каждый год сызнова - их общую антикварную собственность в лице дома, гаража и клочка голой земли.
А еще перед ними вдруг встал ребром квартирно-дачный вопрос, и он в конце концов также лег на его плечи.
Здесь следует историческая справка.
Во времена расцвета сельского хозяйства и промышленности Библ переживал демографический бум. Приток населения, жаждущего подзаработать, и следующее за ним по пятам оживление женских детородных функций привели государство к необходимости дать всем пришельцам в этот мир достойную жилплощадь, а эта необходимость вылилась в широкомасштабную типовую застройку. Многоквартирные дома были невысоки - в Библе считалось едва ли не государственной изменой превосходить Дом Книги хотя бы на сантиметр в высоту - зато широко простирались по земле. Выполнены они были в основном из цемента и бетона: тратить дефицитное дерево, столь необходимое для книжных нужд, было кощунственно, а местный камень сводился к крупной щебенке - в самый раз к цементу подмешивать.
(Из данных обстоятельств легко можно было понять, отчего это покойных Закарию и Иосию так потянуло заселить собой гараж: старинный дом хорошей постройки они, с их скромностью, воспринимали где-то на уровне королевской резиденции.
Впоследствии людской бум как-то уж очень быстро и плавно сошел на нет: лесная, бумажная и дереводобывающая промышленности иссякли, импорт всякого рода реалий превзошел экспорт, вывоз рабсилы сначала был интенсивнее ввоза, но вскорости они сравнялись на уровне нуля. Единственным, чем можно было еще хвалиться, - торговлей и экспортом информации: в этом Библ по-прежнему задавал тон другим странам.
Поэтому стало необходимо, с одной стороны, сократить имеющиеся в наличии квадратные километры жилой площади, а с другой - создать базу едва зарождающейся тяге к единоличному расселению. Для этого в ход пустили технику высокого класса, в основном деревообрабатывающую. Древорубный комбайн, рассчитанный на небольших размеров секвойю, способен был в единый миг нашинковать двухсотквартирный жилой дом на мелкие бетонные ломтики. Сначала из этого конструктора попросту складывали на уровне почвы квартирку поменьше исходной, ставя на фундамент из оставшихся без дела блоков и накрывая бесхозными бетонными же плитами, металлочерепицей и шифером. Потом изощрились: грех был не использовать на все сто процентов точнейшую, едва не прецизионную технику. Стенные, половые и потолочные панели стали пилить не только поперек, но и вдоль, предоставляя хозяину точь-в-точь его собственное имущество без малейших изъятий. Стены, правда, были жидковаты, но зато и соседей никаких: выходило то же на то же.
С другой стороны, по мере увядания официального сельского хозяйства развивались потуги государства возродить его индивидуальный сектор. Опустевшую землю тоже резали на куски и, поскольку домовых секций даже и после их заселения оставалось немерено, водружали их посреди чистого поля по принципу: один дом - один участок. К земельному отрубу подводили воду, к бетонному срубу - электричество. Такой кусок земли с дачным домиком чуть побольше обыкновенного достался и на долю Анны.
Анна отнеслась к затее властей скептически:
- Из здешней земли ничего путного не получишь, один бурьян, даже на сено непригодный.
Син ответила:
- Мы ведь еще не смотрели.
Особой радости в ее голосе слышно не было. И ума, и опыта ей хватало, чтобы понять: занятие земледелием требует особенной сноровки, какую не вложат в тебя ни в каком колледже.
Но вот кто всему этому обрадовался - это младшенький, Эшу.
- Так давайте сходим! Отгулы отоварим и отправимся. Там же пять миль всего, если по старым туннелям.
- Ты б еще канализацию предложил, - пробурчала Анна.
Двинулись, впрочем, по земле - то на велосипедах, то пешком, катя их рядом с собой: своих коней бабка пожалела. Шли городом, потом окраинными пустырями и чахлыми перелесками, затем вышли на простор. Здесь не было ни души, сказывалось буднее время, только бродили или возлежали на горячей земле отдельные экземпляры собачьего рода. В городе, особенно на улицах и площадях, они попадались редко - то была не их сфера влияния.
Широкое поле с кое-как огороженными домами находилось на отшибе от всякой поднебесной и небоскребной растительности. Впрочем, низкая зелень, как и предвидела баба Ани, процветала и даже покрывала собой неописуемой долготы пространство.
- Крапива здесь необорная, - заулыбался Эшу, - стало быть, и прочие травы получат стимул.
- Откуда ты взял эту ересь, малый? - спросила баба.
- В учебнике биологии прочитал.
Зашли в дом: примитивный двухкомнатный и двухоконный кирпич на блочном фундаменте, ни крыльца, ни террасы, ни крыши. Правда, толем укутаны все резаные стороны, а верх - даже двойным, и дверь самая что ни на есть добротная - из старого дуба. Зашли с некоторой опаской: внутри оказалось некрашено, однако уже ободрано, вид нежилой, зато уютная паутина по всем углам. Тут обрадовалась и Син:
- Пряжи-то сколько! Вот увидишь, сынок: размотаю и свяжу что хочешь: шарф, перчатки, носки, рейтузы, - сносу не будет.
- Мам, ты еще и из крапивы попробуй.
- А ведь это идея. Ты Андерсена, что ли, вспомнил? Понимаешь, в давние времена все крестьяне ткали крапиву вместо дорогого льна - барской нити. Стебли сушили, трепали и пряли на обыкновенном веретене. Грубовато выходило, однако носить можно. И не жгло вовсе, конечно.
- Интересно! На нашем участке крапивы не очень много, - ответил Эшу с некоторой даже алчностью. - Я так думаю, натеребить и по соседству можно, конкурентов пока не предвидится.
- Еще и благодарить станут, - сказала баба.
- Вообще-то здесь у нас и своей пользы растет навалом, - добавил Эшу. - По самую крышу. Расторопша для лечения, зверобой для пурпурной краски, конский щавель для кислоты, иван-чай для заварки. Да, говорят, еще волоконца на репьях можно выпрядать. А смотри, баба, какие листья прорезные, будто у пальмы какой-то. Не знаешь, что это?
- Конопля, внук.
- О, так мама и ее в дело пустит. На мешки и веревки, основу для половиков и всякие такие штуки.
- От конопли и лекарственная польза бывает, - хмыкнула баба. - Смотря какой сорт.
- Ладно, мне как раз уступают старинную прялку, с колесом, - сказала Син. - на веретене нитку тянуть уж очень хлопотно. Ткацкий стан из ближнего села привезут, там хороший мастер остался, если не помер еще. И ковер для дачи сотворим, и обои сделаем самые лучшие, тканые, как в старину, дайте только время.
- А куда кросна поместим? - с восторгом вопросил Эшу. - Я знаю, они большие, здешнюю крохотульку прямо развалят. А дома с теть-Лизиными украсами не совместятся.
- В бывший гараж, - ответила мать. - Я не думаю, чтобы наш папа был против, если ты об этом.
Впрочем, стройные ряды сорняка хотя и слегка поредели, но в общем и целом сумели устоять: новый владельцы жаловали сюда лишь на выходные. Постоянно пребывал один только приблудный пес выдающихся статей и колорита. Вислоухий, коренастый и коротконогий, он был несусветно рыж, кроткую темноглазую морду рассекала надвое ярко-белая проточина, спину крыл небольшой чепрак цвета сливочной помадки, на передних лапах - ярко-белые чулочки с рыжим же крапом, на задних - коричневые носки. Животное первым делом окрестили - любящий всякое загадочное старое железо Эшу дал ему звучное имя Кардан, - смастерили отличную будку из уворованных тарных дощечек, что остались после изготовления крыльца. Пищу сей бдительный страж наловчился промышлять самостоятельно (мыши-полевки, ящерицы и змеи, а иногда и - о ужас - парализованные утренним холодом жуки), только лакомства и витамины приходилось доставлять ему с нарочным, который его между делом и вычесывал - на радикулитные пояса.
Летом Анна и Син выдирали, косили и сушили флору; осенью Эшу возил матери для рукоделья целые охапки трав. Поближе к холодам он заделался страстным садоводом. В крошечных горшочках из-под йогурта и сливок по всему городскому дому проживали у него проросшие косточки заморских и запредельных фруктов, бобов и лиан и - о диво! - давали росток. Особенно хорошо поднимались в рост крошечные яблоньки.
- Это же дички получатся, даже если приживутся в свободной земле, - скептически говорила Анна. - Привоя им тут никто не сделает. А воду для полива откуда возьмешь?
- Уж как-нибудь, - туманно говорил Эшу. - Вымолю.
Всю долгую и слякотную зиму Син пряла и ткала по изготовленным меркам, снимала с неуклюжих буковых кросен рулоны плотной ткани: этим войлоком в самом деле предстояло обивать стены и пол. Тащить на природу сколько-либо объемистую мебель было накладно, а транспорта не допросишься; вот и было решено на малом семейном совете укрываться простынками и перинами, спать на коврах и есть на них же.
Настала весна. Едва стаял снег, как Эшу вывез свою зеленую батарею на участок, прикопал и присыпал прохладной, еще довольно влажной почвой. И вот чудо - недели через две-три пошла в рост жесткая древесная поросль, а к началу тотальной июньской засухи все ростки уже имели прочный стволик толщиной в вязальную спицу и буравчатый корень, лихо сверлящий себе путь к древним слоям земли, сохранившим память об изобилии подземных источников.