Так вот, допустим, что моя догадка верна, и наша столь внушительная Вселенная в самом деле всего лишь математический феномен. Ну и что с того? Если этот математический феномен воспринимается нами как осязаемая материя и ведёт себя как материальный объект, то какая нам радость узнать, что на самом-то деле она Ничто? Мне кажется, что радость всё-таки будет. Во-первых, это здорово бы порадовало меня. Во-вторых, попам пришлось бы каяться в своём историческом обмане человечества. Никакой материи нет, бог ничего не сотворил, про математику в библии ни слова. И если наш мир – голимая математика, то чудеса навсегда отменяются. Математика – дама строгая, волшебства не любит.
Извини, Костя. Я вынужден здесь прерваться. Настал час прогулки. Шарик с Кузей привыкли к строгому распорядку. Я не могу позволить себе уронить мой авторитет в их доверчивых душах. Вселенная вселенной, а прогулки по расписанию.
Продолжу завтра. Твой брат Олег
Таймырский эрмитаж,
12 мая 2010 г.".
"Дорогой Костя, я продолжаю. Как оживить математическую модель вселенной? Вот в чём вопрос вопросов. На первый взгляд, без вмешательства всемогущей сторонней силы, способной материализовать идеальные математические образы, не обойтись. Мне же представляется, что полная непротиворечивая самосогласованная математическая модель вселенной сама себя и оживит, причём автоматически. Представь себе, что среди множества самых разных математик находится и такая, в которой через соответствующую метрику [29] постулируются квантованные пространство и время, постулируются ещё пара-другая утверждений… Какой минимум постулатов здесь необходим, пока никто сказать не может. Но уже сейчас совершенно ясно, что без квантованного пространства-времени не обойтись. Так вот, как только ты выделяешь такой набор постулатов, в котором заложено время, оно тут же начинает отсчёт: первый квант, второй квант и так далее. Набор вселенских постулатов автоматически начинает развиваться вдоль оси времени и именно так, как мы уже знаем – порождается образ энергии-массы, сконцентрированной в планковском объёме, которая начинает рваться наружу. Остальное известно.
Боюсь, что моё изложение не вполне доходчиво. Попробую подойти с другого бока. Мы в силу нашего опыта проводим чёткую грань между пространством и временем и уверены, что между ними нет ничего общего. Теория относительности утверждает, что время – всего лишь одно из измерений реального пространства, которое оказывается не трёхмерным, как мы к этому привыкли, а четырёхмерным. Причём не абы каким четырёхмерным, а с определённой метрикой. Ну, ты, надеюсь, помнишь ещё, что в сумме квадратов координат в теории относительности есть один член со знаком минус. Так вот, все пространства с подобной метрикой обладают свойством, что содержащиеся в них точки безостановочно движутся вдоль своих мировых линий. Такие пространства являются живыми по определению. Вот так и получается, что правильный набор вселенских постулатов автоматически оживляет соответствующую вселенную. Ну а мы, грешные – всего лишь совокупность тех самых точек пространства-времени, вынужденных двигаться вдоль пучка наших мировых линий, и не можем остановиться и сделать передышку. То есть, мы – вечные странники, но это к делу не относится.
Между тем и в наши широты пришла весна. Уже две недели здесь полярный день – солнце не опускается за горизонт и поднимается по пологой спирали всё выше. Снег в ложбинках "засахарился", стал рыхлым и вовсю тает. С пригорков снег уже давно сошёл – его сдуло. Да и возгонка [30] даёт о себе знать. Иногда налетают снежные заряды, но новый снег тут же исчезает. Сегодня я увидел над восточным горизонтом косяк каких-то крупных птиц. Гуси, наверное. Очень захотелось мне гусятинки. Жалко, что нет у меня дробовика, а с карабином только что на медведя ходить. Но на всякий случай займусь-ка я его пристрелкой. Может быть, смогу бить гусей в глаз, как эвенки бьют белок.
Твой брат Олег,
Таймырский эрмитаж,
13 мая 2010 г.".
Глава 21. Охота на гусей
Убить гуся выстрелом из грозного карабина калибром 9 миллиметров, пригодного для отстрела лосей и медведей, не так сложно. Но как подстрелить гуся так, чтобы его при этом не разнесло в клочья? Олег Иванович нашёл ответ на этот вопрос – надо попасть пулей в голову гуся, тогда тушка его останется нетронутой. Но попасть в столь малую цель – задача непростая. И как же её решить? Только тренировкой. А для этого нужны мишени. Олег Иванович нарисовал, как мог, гусиную шею с головкой в профиль на листе писчей бумаги и наделал с помощью универсального принтера два десятка копий. Первая мишень была закреплена канцелярскими кнопками на торце одного из брёвен его будущего крематория. Отсчитав от мишени пятьдесят пар шагов, Олег Иванович устроил себе там огневую позицию, расстелив на мху надувной матрас.
Когда-то в молодости Олегу Ивановичу довелось пострелять по спортивной мишени из малокалиберной винтовки – у него был даже второй разряд, так что представление об изготовке для стрельбы лёжа без упора с локтевым ремнём он имел. Умел он и, задержав дыхание, натягивать спусковой крючок плавно, без рывков. Повозившись минут десять с регулировкой ремня, он поймал, наконец-то, оптимальное положение. До этой поры Олег Иванович никогда не заглядывал в окуляр оптического прицела. Приложившись, он навёл перекрестие прицела на мишень. Она была отчётливо видна во всех деталях. На таком расстоянии можно было бы разглядеть и глаз гуся. Острый уголок прицела слегка подрагивал в центре гусиной головки. Затаив дыхание, Олег Иванович выстрелил. Сильная отдача встряхнула даже такого грузного стрелка, как он. "Эге, десяток таких выстрелов, и паралич плеча обеспечен", -подумал он. Оглушительный гром, рокочущим эхом вернувшийся из тундры, перепугал Шарика, который, взвизгнув, поспешил спрятаться под боком у Олега Ивановича. "Привыкай, Шарик. Скоро на охоту пойдём. Не бойся. Тебе этот гром не грозит", – погладил он дрожащего Шарика, который под рукой Олега Ивановича быстро успокоился.
Олег Иванович посмотрел через прицел на мишень и увидел аккуратную дырочку в сантиметре над макушкой нарисованного гуся. Приложившись снова, он произвёл второй выстрел. Шарик опять взвизгнул, но тут же успокоился, видя, что Олег Иванович не обращает внимания на страшный грохот. Вторая пуля легла рядышком с первой чуток левее. Третья пуля легла между первыми двумя, образовав сплошную пробоину над головой гуся на мишени. Подкрутив верхний маховичок прицела, Олег Иванович выстрелил снова. В этот раз пуля легла точно посреди головки нарисованного гуся. Очередной выстрел был также точным – Олег Иванович уложил пулю лишь на несколько миллиметров в стороне от предыдущей. "Да, с таким прицелом можно и с этим карабином на гусей ходить", -воодушевился Олег Иванович, – "Будем со свежим мясом". Олег Иванович встал и почувствовал ноющую боль в плече. "Ничего, до прилёта гусей заживёт", – подумал он весело. "Дальше тренироваться и впустую жечь патроны нет смысла", – решил он.
Двадцать второго мая установилась солнечная погода, плюс двенадцать градусов. Тундра уже полностью очистилась от снега, только на озере ещё лежал рыхлый лёд, покрытый голубыми пятнами лужиц натаявшей воды. Среди мхов и стелющихся кустарников зазеленели островки свежей травы. В этот день началось великое движение пернатых вблизи станции Олега Ивановича. Тундра зазвучала на разные голоса – кряканье уток, заикание гогочущих гусей-гуменников, разнородный писк каких-то неведомых Олегу Ивановичу птах. Всё это создавало непрерывный шум, который, словно реликтовое излучение, приходил со всех сторон света.
Олег Иванович два дня наблюдал за окрестностями с помощью бинокля, восседая на стуле, установленном на его будущем крематории. Две больших стаи гусей-гуменников расположились у него по соседству. Одна севернее метрах в трёхстах, другая южнее примерно в полукилометре. Иногда отдельные группы гусей и уток пролетали на бреющем полёте над станцией, приводя в возбуждение Шарика. Олег Иванович счёл за разумное посадить Шарика на цепь, опасаясь, что тот, ведомый инстинктом охотника, устроит безжалостную бойню ближайшему гусиному табору, готовящемуся к кладке яиц. Шарику это ограничение свободы сильно не понравилось. Он скулил, плакал и даже разражался бранным лаем на Олега Ивановича, но тот оставался непреклонным.