Как обычно, проведя утро в трудах, он отправился на прогулку к озеру. На обратном пути зашел в кафе "Альберт". При виде его кельнер мгновенно заказал буфетчику чашку кофе и бутылку минеральной, а сам принес ему газеты. Но просмотреть их он не успел. Высокий господин с благородными чертами (прямо с полотна Уистлера!), на вид моложавый, хотя костюм старомодного кроя прибавлял ему лишних пять-шесть лет, остановился у его столика и попросил разрешения сесть.
- Любопытно, что мы встретились именно сегодня, в столь знаменательный для вас день, - сказал господин. - Я - граф Сен-Жермен. - И с легкой горечью в улыбке добавил: - По крайней мере так меня называют… Не правда ли, любопытно, что мы встретились всего несколько дней спустя после находки ессейских манускриптов? Вы, конечно, осведомлены…
- Знаю только то, что в газетах, - ответил он.
Господин пристально взглянул на него и улыбнулся, потом знаком подозвал кельнера.
- Двойной и без сахара. - А когда кельнер принес кофе, продолжил: - Встречи, подобные нашей, встречи таких, как мы, неправдоподобных личностей, отдают литературщиной. Следствие второсортной, псевдооккультной литературы. Отнесемся к этому со смирением: с фактором посредственного качества ничего не поделаешь. Легенды, которые покоряют умы иных наших сограждан, отличаются дурным вкусом. Помню беседу с Матилой Гика - в Лондоне, летом сорокового, вскоре после падения Франции. Этот замечательный ученый, писатель и философ (замечу в скобках, что ценю не только общепризнанное "Le Nombre d'or", но и его юношеский роман "La Pluie d'etoile"), так вот этот несравненный Матила Гика сказал мне, что вторая мировая война, которая тогда была в самом начале, есть на самом деле война оккультная - между двумя тайными обществами: Орденом тамплиеров и кавалерами Тевтонского ордена… Если это говорит человек такого ума и культуры, как не отнестись с пренебрежением к оккультным традициям? Но вы, я вижу, молчите…
- Я слушаю. Очень интересно…
- Впрочем, я совершенно не принуждаю вас говорить. Попрошу только в конце ответить мне на один вопрос… - Господин помолчал. - Не стану утверждать, что знаю, кто вы. Но я вхожу в число тех немногих, которые с тридцать девятого года знают о вашем существовании. То, что вы появились внезапно и вне связи с традициями, наводит на кое-какие мысли: во-первых, что вы явились с особой миссией; а во-вторых, что вы располагаете более мощными средствами познания, чем наши… - И добавил: - Вам нет нужды ничего подтверждать. Я пришел повидать вас сегодня, потому что находка ессейских манускриптов с берегов Мертвого моря есть первый знак известного синдрома. Вскоре последуют и другие открытия того же порядка…
- То есть? - с улыбкой подал он реплику.
Господин напряженно и с некоторой укоризной взглянул на него.
- Вижу, вы хотите меня испытать. Возможно, вы и правы. Но значение этих открытий недвусмысленно: кумранские рукописи выводят на свет Божий доктрины ессеев, тайного общества, о котором мало что известно. Точно так же найденные недавно в Египте и еще не расшифрованные гностические манускрипты разгласят эзотерические доктрины, почти восемнадцать веков пребывавшие в забвении. Последуют другие подобные же открытия, и тайные до сих пор традиции станут явными. Об этом-то синдроме я и говорил: открытие, одно за другим, тайных доктрин. Верный знак приближения Апокалипсиса. Цикл замыкается. Известно это было давно, но после Хиросимы мы знаем и как он замкнется…
- Верно, верно, - рассеянно пробормотал он.
- Вот вопрос, который я хотел вам задать: располагая вам одному данным знанием, вы можете сказать что-нибудь определенное о том, как будет устроен… ковчег?
- Ковчег? - переспросил он. - Вы имеете в виду подобие Ноева ковчега?
Во взгляде господина любопытство смешалось с досадой.
- Это только метафора, - сказал он - ставшая расхожей. Вы найдете ее во всей этой макулатуре, которая называет себя оккультной… Я же имел в виду трансмиссию традиции. Я знаю, что стержневое утратиться не может. Но есть ведь и многие другие вещи; не будучи стержневыми, они, как мне кажется, необходимы для истинного человеческого бытия. Например, сокровищница западного искусства, прежде всего музыка и поэзия, отчасти - классическая философия. Потом некоторые науки…
- Вообразите, что будет думать о науке горстка людей, переживших катаклизм! - с улыбкой перебил он господина. - Вероятнее всего, у постисторического человека, если я правильно его называю, будет аллергия на науку по крайней мере сотню-другую лет…
- Вполне вероятно, - подхватил господин. - Но я думал про математику… В сущности, это и есть мой вопрос.
Он надолго задумался.
- В той мере, в какой я понял ваш вопрос, могу сказать только, что…
- Спасибо, я вас понял! - воскликнул господин, не скрывая радости.
Низко поклонился, с чувством пожал ему руку и направился к двери с поспешностью, наводящей на мысль, что на улице его ждут.
- Я вам делал знаки, - сказал вполголоса хозяин кафе, - но вы на меня не смотрели. Когда-то он был у нас завсегдатаем. Мсье Оливье, а некоторые говорят: доктор. Доктор Оливье Бриссон. На самом деле он тут учительствовал, но потом бросил школу и уехал из города, никому не сказавшись. Боюсь, он не в своем уме. Пристает к людям с разговорами и представляется графом де Сен-Жерменом…
Он вспомнил об этой встрече, когда заметил, что сценарий начинает странным образом повторяться. В тот год он сблизился с Линдой Грей, молодой калифорнийкой, которая имела среди прочих достоинств одно очень важное для него - она была неревнива. Как-то вечером, за второй чашечкой кофе, она вдруг выпалила:
- Я узнала, что ты был дружен с одним известным французским врачом…
- Его уже нет, - поспешно перебил он ее. - Несчастный случай. Погиб в авиакатастрофе зимой сорок третьего…
Линда Грей закурила и после первой затяжки продолжила, не глядя на него:
- А кое-кто считает, что катастрофа была не случайной. Что самолет сбили, потому что… Да я, в общем-то, толком не поняла почему, но ты скоро все узнаешь из первых рук. Я пригласила его сюда, - добавила она, взглянув на часы.
- Кого ты пригласила сюда? - поинтересовался он с улыбкой.
- Доктора Монро из Нью-Йоркского геронтологического центра, он там то ли директор, то ли просто какое-то важное лицо…
Он сразу узнал доктора. Тот много раз попадался ему на глаза в библиотеке и один раз в кафе. Сейчас, попросив разрешения присесть к их столику, доктор без предисловия начал:
- Вы знали профессора Бернара?
- Знал, и очень хорошо. Но я дал зарок никогда не говорить об истории и подоплеке нашего знакомства…
- Прошу простить за такой напор. - Доктор Монро протянул ему руку. - Разрешите представиться: доктор Ив Монро. Я изучал материалы профессора Бернара в Нью-Йорке и, как биолог и геронтолог, особенно озабочен тем, чтобы прекратить распространение некоторых опасных мифов. В частности, мифа о том, что жизнь и молодость можно продлить иными средствами, нежели те, которые мы употребляем сегодня, - не биохимическими. Вы знаете, что я имею в виду?
- Нет.
- Я имею в виду прежде всего метод, предложенный доктором Рудольфом, - омоложение с помощью электрического разряда мощностью в один-полтора миллиона вольт… Это извращение!
- Хочется надеяться, что этот метод ни на ком не испытывали. Доктор рассеянно повертел в руках стакан виски и заговорил, не отрывая глаз от кубиков льда:
- Нет, не испытывали. Но ходит легенда, что доктору Бернару был известен аналогичный случай: омоложение, спровоцированное ударом молнии. Однако материалы, переданные в Рокфеллеровскую лабораторию, так расплывчаты и разрозненны, что по ним никакого заключения сделать нельзя. Часть фонограмм, мне сказали, вообще утеряна, а вернее, их стерли случайно, при попытке переписать на более совершенные диски… Так или иначе, то, что осталось от материалов доктора Бернара, относится исключительно к фазам восстановления психической и умственной формы пациента, пораженного молнией… - Не пригубив виски, доктор аккуратно поставил стакан на столик и продолжил: - Я позволил себе искать встречи с вами в надежде, что вы прольете свет на интересующие меня обстоятельства. Вы говорите, что хорошо знали профессора Бернара. Есть мнение, что он вез с собой в двух чемоданах самые важные документы и что самолет, на котором он должен был пересечь Атлантику, из-за этих-то чемоданов и сбили. Никто толком не знает их содержимого, но говорят, какая-то из соперничающих секретных служб на всякий случай решила подстраховаться, исключить, так сказать, фактор риска… Может быть, вам известно, что было в тех чемоданах? Он пожал плечами.
- Это могут знать только ассистенты доктора Бернара в Париже…
Доктор Монро натянуто улыбнулся, не в силах скрыть разочарования.
- Одни отпираются, утверждают, что им ничего не известно, другие делают вид, что вообще не понимают, о чем речь… Я читал и статьи профессора Романа Стэнчулеску в "Ла пресс медикал". К сожалению, он умер осенью тридцать восьмого. Один из моих коллег, который отправился в Бухарест по делам, недавно написал мне, что все попытки что-нибудь выведать у ассистентов профессора ни к чему не привели…
Доктор снова взялся за стакан, снова повертел его в руках и, поднеся к губам, стал не спеша потягивать виски.
- По ходатайству доктора Бернара вы три-четыре года получали грант от Рокфеллеровского фонда. Под какие исследования?