- Я иду спать, - сказал Сигмунд.
Маркус постоял на лестнице еще несколько минут. Несмотря на проплывающие по небу тучи, он увидел и луну, и звезды. Может быть, дождя все-таки не будет. Может быть, наступит один из тех замечательных осенних дней, в которые он ходил на прогулки в лес с папой… и мамой, когда она была жива, но это было давным-давно, пока он еще не стал большим мальчиком и не начал задумываться, на что он потратил жизнь. Где он окажется через пятьдесят лет? Будет ли он еще жив? Будет ли он один? Папа, наверно, так долго не проживет, ему будет уже больше ста лет. Монсу же будет легче, если он сможет отдохнуть до такого преклонного возраста. Впрочем, он уже отдыхает. По счастью, сейчас пока ничего опасного. А вдруг все-таки опасно? Жизнь без папы он едва мог себе представить, а вот жизнь без Сигмунда - легко. Иногда. Он вздохнул и пошел в дом мыть посуду.
В половине второго ночи он все еще стоял на кухне. Он посчитал, что, если будет работать быстро, к трем часам закончит. А потом надо делать уроки. Если уроки сделаны, тебя не вызовут, если уроки не сделаны, тебя вызовут обязательно. Это был закон. Третий закон Маркуса Симонсена. Существовало много законов Маркуса Симонсена, и ни один из них не был очень приятным. Он взял форму для торта. Ко дну пригорели кусочки теста, которые было невозможно отмыть. И на это был закон: Если ночью моешь посуду, обязательно обнаруживаются подгоревшие куски, которые невозможно отмыть. Одиннадцатый закон Маркуса Симонсена. Он тер и тер, но тесто пригорело намертво. В какую-то секунду он решил выбросить форму в ведро, но не стал. "Примем это как вызов, - подумал он. - Если я не могу отодрать тесто от формы, то чего я вообще в этой жизни могу достичь?"
Как только он это подумал, дверь на кухню открылась и вошел Сигмунд.
Странная штука. Каким бы ни был человек независимым и самоуверенным днем, весь этот образ отчасти улетучивается, стоит только прошаркать в пижаме. И тут не поможет голубой цвет пижамы и надпись: "СУПЕРМЕН" - красными буквами на груди. К тому же Сигмунд был чем-то озабочен и взгляд блуждал по кухне, ни на чем не останавливаясь.
- Ага, ты, значит, посуду моешь? - сказал он.
Для возражений не было оснований, и Маркус подтвердил слова друга, отскребая тесто.
- Не могу заснуть, - объяснил Сигмунд.
Маркус собирался сказать, что ему очень жаль и, если Сигмунд хочет, он может почитать уроки вслух в кровати, но потом передумал. Сигмунд, казалось, обеспокоен не на шутку.
- Не знаю, - продолжал он тихо.
- Чего ты не знаешь? - спросил Маркус, по-прежнему скребя форму. Кусочек теста отстал, и это придало ему новых сил.
- Может быть, я ошибаюсь, - сказал Сигмунд.
От удивления Маркус перестал скрести.
- Я не так много слушал рэп, - признался Сигмунд. - Может быть, он лучше, чем о нем говорят.
- О нем никто плохо не говорит. - Маркус не понимал, к чему клонит приятель.
- Я имею в виду себя, - сказал Сигмунд. - Возможно, в этот раз я сделал поспешные выводы.
- Неужто?
- Да, - ответил Сигмунд. - Я ведь обычный человек.
- Обычный?
- Ну, может быть… я хотел сказать… А у тебя дома есть рэп?
- Есть Эминем, - ответил Маркус.
- Ничего, если я поставлю диск в гостиной?
- Да нет, надеюсь, я тебе не помешаю мытьем посуды?
Сигмунд покачал головой:
- Нет, пожалуйста, только не перетруждайся!
Маркус тоже покачал головой, развернулся и снова принялся за пригоревшее тесто. Спиной он почувствовал, что Сигмунд продолжает смотреть на него.
- Да, Сигмунд, что еще?
- Посмотри на меня.
Маркус опять развернулся. За исключением пижамы супермена и обеспокоенного выражения лица, Сигмунд выглядел как обычно.
- Только честно, - попросил Сигмунд.
- "Честно" что?
- Ответь на вопрос.
- Ну да.
- Ты же понимаешь, что мне непросто.
- Нет, не понимаю, но все равно спрашивай.
- Мне пойдет пирсинг?
Маркус задумался надолго.
- Сигмунд! - сказал он между прочим.
- Да?
- А ты не влюбился ли?
- Совсем чуть-чуть, - признался Сигмунд и покраснел.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Маркус с беспокойством разглядывал свисающие на попе штаны Сигмунда, который шел впереди по дорожке. Со времени великого итальянского обеда прошла неделя, и мир с тех пор встал с ног на голову. Раньше всегда влюблялся Маркус. И тогда Сигмунд охотно помогал более или менее полезными советами. Теперь Маркус потерял способность любить, зато Сигмунд болтался, не думая ни о чем, кроме своей несчастной любви к Бенте Иверсен. Маркус чувствовал, что настала его очередь давать советы, но чьих советов Сигмунд точно сейчас слушать не будет, так это советов Маркуса. Дело в том, что Сигмунд ревновал, и совершенно напрасно.
Когда Бента появилась в их школе пару дней назад, с учениками случилась чуть ли не истерика. Они теснились, чтобы взять автограф у новой школьной звезды, а Бента написала свое имя по меньшей мере раз сто, пока учитель Воге не пришел и не попросил оставить девушку в покое. Он был уверен, что ей хочется чувствовать себя обычной ученицей. Бента кивнула, поблагодарила его за помощь и дала по его просьбе два автографа. Сигмунд тоже подходил с блокнотом, но не осмелился попросить расписаться в нем, потому что все еще стыдился спора о музыке и исполненной пародии на рэп. Когда Маркус предложил попросить за него, Сигмунд обрадовался этой идее.
- Попроси ее написать: "Привет дорогому Сигмунду от Бенты".
- Дорогому Сигмунду?
- Да.
- Думаешь, стоит?
- Еще как, - ответил Сигмунд и самоуверенно улыбнулся. - Потому что тогда она поймет, что она мне нравится.
Маркус сообразил, что нет смысла что-либо обсуждать с парнем, начисто потерявшим связь с реальностью. Он подошел к Бенте одним из последних незадолго до того, как Воге вмешался и спас ее.
- Привет, - сказала Бента. - Здорово увидеться снова, Маркус.
Случись такое пару месяцев назад, он бы стал заикаться и спотыкаться, покраснел бы и начал переминаться с ноги на ногу от возбуждения, но теперь она не интересовала его как девушка, только как человек.
- Очень здорово увидеться с тобой, Бента. Можно попросить у тебя автограф?
- Конечно. Что написать?
- Можешь написать "Привет дорогому Маркусу от Бенты".
Нет! Неправильно. Это же Сигмунду она должна была написать "дорогому", но теперь было уже слишком поздно. Она уже все написала.
- А еще я хотел попросить тебя написать Сигмунду.
- А почему он сам не попросит?
- Наверно, он сам очень занят, - ответил Маркус и покосился на Сигмунда, который стоял в самом дальнем углу школьного двора и листал книгу.
- Можешь тоже написать "Привет дорогому Сигмунду"?
- Думаю, хватит одного моего имени, - сказала она.
Когда Маркус вернулся к Сигмунду, тот переминался на месте.
- Она что-нибудь сказала?
- О чем?
- Обо мне?
Маркус покачал головой:
- Нет, но зато написала автограф.
Он протянул блокнот. Сигмунд схватил его трясущимися руками, а потом издал негромкий возглас неудовольствия:
- А куда делся "дорогой Сигмунд"?
- Не знаю, - ответил Маркус. - Она посчитала, что одного ее имени хватит.
- Это она мне назло, - сказал Сигмунд.
- Может быть.
- Что там у тебя?
- Блокнот с автографами, - сказал Маркус.
- Она тебе тоже дала автограф?
- Да.
- Можно посмотреть?
Маркус немного задергался. Ему не нравилось, как стала развиваться ситуация.
- Зачем это? Точно такой же автограф.
Он сам заметил, насколько неестественно звучал его якобы равнодушный голос. Сигмунд прищурился:
- Я все равно хочу посмотреть. - Он выхватил у Маркуса блокнот и открыл на последней странице. - Ага!
- Что "ага"?
- Вот, значит, где он!
- Кто?
- Дорогой привет, - сказал Сигмунд с сарказмом. - Вот, значит, благодарность.
- Благодарность за что?
- За все, что я для тебя сделал.
- А что ты для меня сделал? - поинтересовался Маркус.
- Ну конечно, ты все забыл, - сказал Сигмунд. - Прости меня. Прости, что был твоим другом.
Маркус не совсем понимал, с чего они вдруг стали недругами, но рассчитывал, что это пройдет. В конце концов, это просто ревность, а о ней Маркус знал все. Он сам ревновал по меньшей мере пару сотен раз за свою четырнадцатилетнюю жизнь, и тогда он сам был таким же непредсказуемым.
Прошло два дня, а Сигмунд по-прежнему ревновал. Когда Маркус напомнил ему, что вообще-то потерял способность любить и поэтому не мог представлять никакой угрозы, Сигмунд ответил, что подозревает, будто синдром хронической любовной опустошенности - это чистый обман, чтобы наилучшим образом протиснуться вперед в очереди за девушками.
- Совершенно очевидно, Макакус, что она тебя легко зацепила, - говорил он и смеялся громко и безрадостно.
Сигмунд вел себя как настоящий четырнадцатилетний подросток, но таким он и был, размышлял Маркус, который был на полгода моложе, но куда с большим опытом по части ревности.
Сигмунд все еще жил у Маркуса, но фантастические обеды закончились. Теперь они чаще ели готовую пиццу и куру-гриль в полном молчании. Сигмунд был единственным, с кем он мог говорить обо всем не смущаясь, но теперь они не могли больше говорить ни о чем. Маркус думал, что, наверно, будет лучше, если Сигмунд вернется к себе, но не смел этого сказать.