Спустившись по ступенькам к загадочной машине, я даже не удивился, когда увидел сзади на двери багажника эмблему "Кадиллака" - щит в лавровом венке. "На могилку бы тебе такой веночек", - пробормотал я и начал осторожно обходить внедорожник сбоку со стороны водителя. Марку я узнал сразу: это был "Эскалад", самодовольное произведение американского автопрома Размером машина была не меньше моей и точно такого же цвета. Теперь стало понятно, почему майор Дима их перепутал. Осторожно продвигаясь к водительскому месту, я обратил внимание на металлическую пластинку на боку автомобиля с тускло блеснувшим на ней словом "IOWA". Похоже, нынешний владелец машины не топтал пороги брэндовых автосалонов, а долго не думая, купил свою шушлайку на аукционе для подержанных автомобилей где-то в Америке. В штате Айова.
Уже догадываясь каким-то чувством, кого я увижу за рулём, я сделал ещё два шага и чуть не заорал от неожиданности. И не потому, что сквозь боковое стекло на меня мутным взглядом смотрел тот самый Баев, которого я встретил в ночном клубе вместе с Гоцманом и который чуть было не переехал меня той же ночью, а сегодня, судя по словам Юрика, тусовался непонятно с какими целями в аэропорту. А потому что - это был другой Баев! Нет, у него была всё та же блинообразная морда с оттопыренными губами, которой он напугал меня ещё при первой встрече. Но теперь вместо морщин она была сплошь покрыта вулканическими прыщами. Волосы были по-прежнему зачёсаны назад, как у итальянского мафиози, но теперь они были существенно гуще, чем у оригинала. Короче - этакая отреставрированная и помолодевшая лет на двадцать версия.
Несколько секунд мы молча взирали друг на друга. Затем боковое стекло с жужжанием опустилось и Баев заговорил. Голос у него тоже стал другой, высокий, но ломающийся как у подростка.
- Это ты тут свою таратайку поставил? - требовательно спросил он.
- Какую ещё таратайку? - от удивления я даже забыл, что стою в лёгкой одежде на двадцатипятиградусном морозе.
- Какую, какую - передразнил меня трансформировавшийся упырь, - эту!
Он капризно вытянул палец, указывая на автомобиль майора Димы, преграждавший внедорожнику выезд.
Я перевёл дух, постепенно начиная приходить в себя. Ну, мало ли какие чудеса случаются в природе? Может, ему пластическую операцию по всей морде сделали. Хотя, операцию? За две-то недели?
- Это не моя машина, - сказал я и присмотрелся к нему внимательнее.
Может это не Баев? Да нет, он. Как выразился дворник Фёдор из вечной книги Михал Афанасьича: "он самый, только сволочь, опять оброс", или как в нашем случае - помолодел. Странно, а почему он тогда меня не узнаёт?
Упырь выругался тонким голосом в адрес отсутствующего водителя паркетника, но меня по-прежнему узнавать не хотел. И даже как-то наоборот, немного смутился под моим пронзающим взглядом, отвернулся в сторону и нервно забарабанил костяшками пальцев по пластиковой обивке салона своей машины.
- Ну, чего надо-то? - вдруг заныл он и снова посмотрел не меня, - ну, что, хотел-то?
Я опомнился и увидел, что зачем-то стою неодетый на морозе перед чужой машиной и что спрашивать мне этого упыря собственно и не о чем. "Это не вы ли случайно, постаревший в два раза сидели в ночном клубе "Эгоист?"". Вот, бред!
- Ничего, ничего. Это я обознался, - сказал я, и осторожно, стараясь не поскользнуться на обледенелых ступенях, устремился обратно в тёплый технопарк. "Надо будет Гоцмана попытать", - решил я, - "может он знает разгадку этой страшной тайны".
По дороге в родные края я решил позвонить Диме, чтобы сообщить ему об ожидающем его неприятном сюрпризе, но вспомнил, что оставил свой телефон на столе в своём кабинете.
В конторе, Саши не оказалось. Трубку телефона он тоже не брал. Я выругался и послал Онучкину на поиски своего пропавшего подчинённого. Сам я самостоятельно сварил себе кофе (ну, что поделать, у меня же не две секретарши) и позвонил Полусекову.
- Дима, - сказал я, когда он ответил на вызов, - ты долго будешь инкубаторы ещё покупать? Там паренёк на машине, которую ты подпёр, тебя ищет.
- Да, я уже отъехал давно, - радостно захохотал майор вневедомственной охраны, - этот мужик на меня начал пальцы гнуть, а я ему свою ксиву показал, так он заглох сразу же.
- Мужик? - переспросил я, вспомнив юношеские прыщи упыря, - там разве мужик был?
- Ну, такой пропитой лысоватый, лет сорока, - подтвердил Дима, - похож на нашего подполковника в отделе, такое же хлебало раздувшееся.
Я чуть было не уронил свою телефонную трубку в кружку с горячим кофе.
- Лысоватый? Сорока лет? Серьёзно?
- Ну да, на кадиллаке чёрном, - уверенно стоял на своём Дима, - разорался ещё, типа, ты, что Баева не знаешь? Баев… Да мне хоть Разъебаев!
- Ну да, ну да, - повторил я машинально.
Голова у меня пошла кругом. Это что ж получается, сначала он при мне помолодел, а потом при Диме снова постарел? Это что за личность такая у нас в городе обитает? Я вообще, где? В Сибири или в мексиканской Соноре? Это что за Нагвали Хулианы вокруг?
- Так, ты не забудь, завтра с платами, как договаривались, - напомнил мне Дима, видимо, преспокойно обитавший в нормальной реальности, - пусть ребята твои подвозят.
- Конечно, Дима. Обязательно, - на автомате ответил я.
- Тогда, пока, до связи, - и трубка прощально загудела короткими гудками.
Я аккуратно положил телефон на стол, отхлебнул кофе, откинулся на спинку стула и задумался. "Всё-таки это случилось", - спокойно подумал я, - "всё-таки домедитировался, спасибо вам, Валерий Александрович, большое за Карлоса Кастанеду". Я перевёл взгляд на полку, где стоял томик его "Силы Безмолвия". Вроде, как раз там описывался некий Нагваль Хулиан, который мог по желанию превращаться то в старика, то в молодого человека. На самом деле (как утверждает автор) это просто: берёшь и сдвигаешь свою точку сборки. Где она, кстати, у меня, повыше или пониже пупка? Ах, нет, там же другое, - там энергия Кундалини…
Я ещё бессмысленно шевелил губами глядя в потолок, когда ко мне заглянула верная Онучкина.
- Алексей Владимирович, - сказала она, - Саша Гоцман заболел, сказал дома денёк посидит.
- Что ж он мне не позвонил, - с неудовольствием сказал я, - не предупредил?
Ленка сделала изумлённое лицо:
- Прямо с работы, сказали, ушёл, мол, плохо ему стало. А с утра я его видела, он нормальный был.
Я раздражённо набрал Гоцмановский номер. Что-то много стал он себе позволять в последнее время, симулянт проклятый. Как так можно резко заболеть? Или может его понос прохватил?
Мобильный моего заместителя "был вне зоны досягаемости" и предложил мне перезвонить его хозяину "попозже".
Я интеллигентно выругался и бросил свой телефон на стол. Онучкина продолжала маячить в дверном проёме и смотреть не меня странным взглядом. Каким-то сердобольным что ли. Как будто сейчас седьмое декабря сорок первого года, а она меня на налёт в Пёрл-Харбор провожает.
- Чего ещё? - подозрительно спросил я. Не понравился мне её взгляд.
- Николай Алексеевич приехали, - сказала Ленка, и её взгляд стал совсем жалостливым, - вас к себе зовут.
- А позвонить этот хрен не мог? - с грозным видом спросил я и пристукнул ладонью по столу; всё-таки надо иногда показывать своим сотрудникам, кто здесь на самом деле в авторитете.
Онучкина просто застыла на месте от моих слов, как каменное изваяние, словно памятник в назидание народам древности. Но я не успел насладиться произведённым на неё эффектом, потому что из коридора раздался знакомый противный голос.
Крайне недовольным тоном этот голос сказал:
- Занят у тебя телефон, не дозвонишься.
И отодвинув побелевшую Ленку, в кабинет заглянул сам Николай Алексеевич, собственной персоной. Вернее появилась его голова. Где-то в районе Ленкиной подмышки.
- Пошли, надо поговорить, - голова моего компаньона мотнулась в сторону своих апартаментов, - молодой, - голова сделала секундную паузу и многообещающе на меня посмотрела, - молодой ты наш хрен.
Глава 11
У себя в кабинете шеф долго молчал. Он только сопел в своём кресле и слушал мою речь. Я же, как раз, пользуясь моментом, высказал очень много слов соболезнования, сочувствия и поддержки относительно того положения, поведанном мне Рашидом (естественно о самом Шагинурове я упоминать не стал), в котором оказалось дружественное мне предприятие. Заодно и за "старого хрена" извинился мимоходом.
- Да ерунда это, - махнул рукой Красников и вытащил из ящика стола металлическую фляжку, - пережить можно.
Я облегчённо вздохнул: есть всё-таки у меня дар убеждения.
- Президентская программа - ерунда, - уточнил шеф, - а "старого хрена" я тебе ещё припомню, не переживай.
- Да я и не переживаю, - померкнул я. - А что тогда тут за жертвоприношение утром было? Я сначала подумал, что на кладбище приехал, а не на работу.
- Ну, погорячился я немного, с кем не бывает, - буркнул Алексеич, отвинчивая пробку на фляжке, - переживут. Как раз-то с этой долбанной президентской программой проблем особых нет. Я ж на совещании был у полпреда с губернатором.
- И? - удивился я, - у нас же там что-то со сроками не срастается.
- Я тоже так сначала думал, - шеф приложился к своей фляжке и не слабо так побулькал находящейся в ней жидкостью. Потом он прокашлялся, вытер ладонью губы и посмотрел в потолок, как будто проводя оценку своему состоянию. Потом с озабоченным видом приложил левую руку к своему сердцу.
- Надо поменьше нервничать, - вынес он, наконец, вердикт, - а то никакого здоровья не хватит с этими совещаниями.