На оживленном перекрестке Оружейного и Краснопролетарской они долго томились у пыльной черно-мраморной стены завода. Фурмановский дом был за углом неподалеку. Воспитательница почему-то боялась переходить улицу у светофора со стрелкой к дому напротив, где жила одна из девочек. Ворчливо дожидаясь, не появятся ли ее родители, и уже отчаявшись, воспитательница вдруг попросила кого-то из прохожих покараулить детей, а сама нервно перебежала с девочкой на ту сторону, и они на несколько минут скрылись в подворотне. Потом воспитательница так же неспокойно вернулась и стала благодарить добрую старушку и высокого веселого мужчину, которые придерживали уставших детей. Еще несколько шагов, и они уже свернули на Краснопролетарскую, на другой стороне которой третьим был фурмановский домик из обшарпанного и побуревшего кирпича.
Фурман стал на ходу прощаться с детьми: "Ну все, я пришел. Пока!" Когда воспитательница с равнодушным видом прошла уже немного дальше, чем нужно, Фурман остановился сам и скользнул взглядом по своим неосвещенным окнам на втором этаже. Все тоже остановились, так как его пара шла первой.
– Чего встали? – спросила воспитательница, обернувшись.
– Я тут живу, – кивнул Фурман. – Это мой дом, – показал он пальцем. Ему было обидно, что она, оказывается, не знала, где он живет, хотя остальных отводила сама, без указаний.
Воспитательница раздраженно посмотрела на него.
– Что же ты молчал? Надо было у перехода сказать. А теперь что же, возвращаться обратно? Все уже устали… Пошли! – махнула она рукой. – Из детского сада тебя заберут.
– Но вот же мой дом, – удивился Фурман. – Вот наша дверь! И мы всегда здесь улицу переходим от остановки, машин же мало?
Воспитательница хмурилась:
– Что же, я должна оставить их здесь одних, по-твоему, чтобы тебя отвести?
– Но вы же всех других отводили? – справедливо заметил Фурман.
– Вот и зря я так делала, – с легкой злобой ухмыльнулась она. – Пусть бы родители сами за нами побегали! А то делаешь, как им лучше, а они и пальцем не пошевелят!
– Давайте попросим опять кого-нибудь постоять, это же совсем быстро! – с надеждой настаивал Фурман, поглядывая на родные окошки. Как назло, на этой стороне улицы прохожих не было. – Ну, хотите, я сам перебегу, один, а вы посмотрите? Я так уже делал, – соврал он без внутреннего убеждения.
– Нет, одного я тебя не отпущу. Все, пошли, – отрезала воспитательница и тронулась. – А то на ужин опоздаем.
– Ну пожалуйста… – уже слезливо упрашивал Фурман, со страхом ощущая перспективу опять этого ужина в чужом месте. – Оставьте тогда меня здесь, а мама с работы скоро приедет на троллейбусе, и я ее здесь встречу… Я не буду переходить один!
– Пошли, хватит, – воспитательница крепко взяла Фурмана за руку.
Идти до детского сада было всего ничего. Быстро темнело.
– Ты не огорчайся, – тихонько сказала Фурману его девочка. – За тобой скоро придут!
Воспитательница с насмешливым одобрением посмотрела на нее, а Фурман вспомнил, как глупо он только что простился с ними на радостях – и даже этому сопливому малышу сказал отдельное "пока!"…
Помогая им раздеваться, няня ласково приговаривала:
– Ну, вот и хорошо… Нагулялись, сейчас будем ужинать, еды много осталось… А за этим, что ж, не пришли? – спросила она напарницу, кивнув в сторону задумчивого Фурмана.
– Да видишь…
– А ты им звонила?.. Ну, ладно! Раздевайтесь… Вот какая у нас тут дружная компания собралась… А ты чего сидишь, устал? – спросила она Фурмана, снявшего только шапку и расстегнувшего шубу.
– Я не буду раздеваться, – со спокойным видом ответил он. – За мной сейчас придут.
– Ну, придут, и хорошо. А чего ж так сидеть-то? Надо раздеться. Давай-ка, я тебе помогу…
– Я не буду, за мной прямо сейчас должны придти, я подожду! – затрепыхался Фурман.
– А ну-ка, кончай! – подступилась воспитательница. – Он мне уже по дороге, пока мы шли, пытался скандал устроить. Снимай-ка шубу быстро! Ишь, уперся!.. – Фурман прятал от них руки. – Вот так!.. – Его выдернули из шубки.
– Валь, ты подожди, – сказала немного запыхавшаяся няня. – Мы, может, с ним и так, по-хорошему договоримся… Он же все понимает…
– А то сопротивляться вздумал… Снимай валенки, кому говорят!
Фурман, весь красный, одернул свитер и опять демонстративно прицепился к лавочке. Остальные дети с грустью наблюдали за происходящим.
– Давай, ты этих уведи, а я с ним сама разберусь. А то он ведь по-доброму не понимает – видишь, как сидит? Ну что, сопротивляться решил?
– Пойдем, пойдем, не обращайте на него внимания, все у него пройдет скоро, – няня стала подталкивать детей в зал. – А мы сейчас поедим да и будем спать ложиться, все устали сегодня… Ляжем пораньше все вместе, места теперь много…
И вдруг до Фурмана дошло, что здесь остались только те, за кем сегодня вообще не придут, и они будут тут опять ночевать… Он в ужасе подскочил к воспитательнице:
– Ну пожалуйста, я вас очень прошу, отведите меня домой, я не хочу тут оставаться!..
– А чем это тебе здесь с нами не нравится? Другие вон остались, и ничего…
– Я хочу домой, ну проводите меня, я хочу к маме… – зарыдал Фурман.
– А я за сегодня уже находилась и устала. Чего это я с тобой пойду, на ночь глядя? Посмотри, уже темно на улице. Родителям твоим мы позвонили, а раз никто за тобой не пришел, значит, у них есть причина оставить тебя здесь. Так что кончай реветь… Эй, куда?!
С воплем "я хочу к маме!!!" Фурман кинулся к двери и попытался открыть замок. Воспитательница с трудом оттащила его, но он вырвался и опять задергал дверь.
– Ах ты, дрянь! Сопротивляешься?! – Она отшвырнула его, так что он споткнулся об лавку, и, быстро заперев дверь на второй замок, загородила ее спиной. Глаза ее сверкали, левый кулак презрительно упирался в бок, а правая рука с опасливо растопыренными пальцами нелепо металась впереди, защищая живот.
– Истеричка! Еще хочешь? – дрожащим голосом сказала она Фурману, который испуганно поднимался с лавки.
На шум все опять вышли в раздевалку, и няня попыталась успокоить плачущего Фурмана, слегка обняв его. Но с ним уже началась настоящая истерика. Икая, он выл, что он не хочет тут быть, что он хочет к маме, бился о пустые одежные шкафчики, валялся по лавке, а в перерывах между своими взвизгиваниями и всхлипами грозил пожаловаться на воспитательницу, которая "бьет детей"… Та была возбуждена стыдом и продолжала дразнить его, вызывая новые приступы вытья. И у девочек, и у няни вид был совершенно растерянный, а малыш вообще убежал. Няня, послушав их перебранку, сильно покраснела и, тяжело дыша, рассматривала их по очереди через очки.
В дверь давно уже кто-то стучал.
– Кого это еще к нам несет?.. – Воспитательница отперла дверь, и там показался засыпанный снегом фурмановский дедушка. Нос у него был красный, глаза слезились, и выражение их было совершенно недовольным.
– Что же вы? Куда же это вы пропали? – сердито сказал он, осторожно отряхивая маленькую папаху из рыжей цигейки. – Я за вами уже, почитай, два часа гоняюсь по всему району. Разве ж так можно!.. Вы же по телефону сказали, что будете до пяти часов в парке, там, где вы всегда гуляете? – обратился он к воспитательнице. – Я туда пришел ровно в половине пятого, но вас там не было! Где же вы были все это время? Я все кругом обходил, здесь был два раза, и мне только потом одна женщина подсказала, в какую сторону вы пошли, и я уж догадался опять сюда вернуться… Разве это дело? Я вон весь замерз… – закончил он, глядя в сторону и доставая носовой платок. На носу у него висела капля.
– Да вы вон лучше полюбуйтесь на своего красавца, что он нам тут за истерику закатил!.. – с меланхоличной обидой сказала воспитательница.
– А что такое? – встревожился дедушка, присмотревшись к сушащему слезы и слабо улыбающемуся Фурману.
– Да пусть уж он сам расскажет… Вон, всех детей нам перепугал.
Фурман тупо молчал.
– Ты давай, Сашенька, одевайся поскорее, дома нас уже, наверное, заждались, шутка ли, я два часа назад ушел за тобой… Давай, милый, где твои вещи?..
Воспитательница скептически оглядела нарочито пыхтящего и шмыгающего носом Фурмана.
– Ну-ну, – кивнула она. – Вы его так, пожалуй, скоро совсем испортите. – Тон у нее был уже почти совсем миролюбивый. – Ему бы, наоборот, строгость совсем не помешала…
– Ну, попрощайся, скажи "до свиданья" и пойдем, – торопился дедушка.
– До свидания! – облегченно помахали ладошками девочки.
– Ну что, завтра увидимся? – напоследок поддела его воспитательница, и Фурман вяло ухмыльнулся ей, мол, ладно, мир…
– Пойдем, пойдем, Сашенька, уже поздно, – похлопывал его дедушка по плечам. В дверях дедушка обернулся, сделал легкий поклон и, пробормотав: "Ну что ж, всего доброго!", стал тщательно устраивать на голове свою старую шапку.
На улице валил медленный снег, и они всю дорогу молчали.
Дома вокруг Фурмана сразу поднялась заботливая суета, все удивлялись его бледности и вялости: раздевшись, он аккуратно присел на диван в столовой и ничего не хотел.
– Он не болен? – спросила бабушка непонятно кого. Папа вышел за дедушкой в прихожую и стал тревожно расспрашивать его, не произошло ли чего в детском саду.
– Да не знаю, – раздраженно отнекивался дедушка. – Вроде, ничего… Плакал, когда я пришел…
Вернувшись в комнату, папа с бестолковой настойчивостью начал предлагать Фурману что-нибудь вкусненькое, сладенькое, горячее, полезное и т. п. – пока бабушка с мамой не сказали ему, чтобы он отстал. Фурман же на все папины предложения только время от времени с вялым отрицанием мотал головой и изредка улыбался одними сжатыми губами.