В Екатеринодаре Пухов сидел неделю - шел где-то бой, и на Новороссийск никого не пропускали. Но в этом зеленом отпетом городке давно притерпелись к войне и старались жить весело.
"Сволочи! - думал обо всех Пухов. - Времен не чувствуют!"
В Новороссийске Пухов пошел на комиссию, которая якобы проверяла знания специалистов.
Его спросили, из чего делается пар.
- Какой пар? - схитрил Пухов. - Простой или перегретый?
- Вообще… пар! - сказал экзаменующий начальник.
- Из воды и огня! - отрубил Пухов.
- Так! - подтвердил экзаменатор. - Что такое комета?
- Бродящая звезда! - объяснил Пухов.
- Верно! А скажите, когда и зачем было восемнадцатое брюмера? - перешел на политграмоту экзаменатор.
- По календарю Брюса тысяча девятьсот двадцать восьмого года восемнадцатого октября - за неделю до Великой Октябрьской революции, освободившей пролетариат всего мира и все разукрашенные народы! - не растерялся Пухов, читавший что попало, когда жена была жива.
- Приблизительно верно! - сказал председатель проверочной комиссии. - Ну, а что вы знаете про судоходство?
- Судоходство бывает тяжельше воды и легче воды! - твердо ответил Пухов.
- Какие вы знаете двигатели?
- Компаунд, Отто-Дейц, мельницы, пошвенные колеса и всякое вечное движение!
- Что такое лошадиная сила?
- Лошадь, которая действует вместо машины.
- А почему она действует вместо машины?
- Потому, что у нас страна с отсталой техникой - корягой пашут, ногтем жнут!
- Что такое религия? - не унимался экзаменатор.
- Предрассудок Карла Маркса и народный самогон.
- Для чего была нужна религия буржуазии?
- Для того, чтобы народ не скорбел.
- Любите ли вы, товарищ Пухов, пролетариат в целом и согласны за него жизнь положить?
- Люблю, товарищ комиссар, - ответил Пухов, чтобы выдержать экзамен, - и кровь лить согласен, только чтобы не зря и не дуриком!
- Это ясно! - сказал экзаменатор и назначил его в порт монтером для ремонта какого-то судна.
Судно то оказалось катером, под названием "Марс". В нем керосиновый мотор не хотел вертеться - его и дали Пухову в починку.
Новороссийск оказался ветреным городом. И ветер-то как-то тут дул без толку: зарядит, дует и дует, даже посторонние вещи от него нагревались, а ветер был холодный.
В Крыму тогда сидел Врангель, а с ремонтом "Марса" большевики спешили - говорили, что Врангель морской набег думает сделать, так чтоб было чем защититься.
- Так у него ж английские крейсера, - объяснял Пухов, - а наш "Марс"- морская лодка, ее кирпичом можно потопить!
- Красная Армия все может! - отвечали Пухову матросы. - Мы в Царицын на щепках приплыли, кулаками город шуровали!
- Так то ж драка, а не война! - сомневался Пухов. - А ядро не классовая вещь - живо ко дну пустит!
Керосиновый мотор на "Марсе" никак не хотел вертеться.
- Был бы ты паровой машиной, - рассуждал Пухов, сидя одиноко в трюме судна, - я б тебя сразу замордовал! А то подлецом каким-то выдумана: ишь провода какие-то, медяшки… путаная вещь!
Море не удивляло Пухова - качается и мешает работать.
- Наши степи еще попросторней будут, и ветер еще почище там, только не такой бестолковый; подует днем, а ночью тишина. А тут - дует, дует и дует, - что ты с ним делать будешь?
Бормоча и покуривая, Пухов сидел над двигателем, который не шел. Три раза он его разбирал и вновь собирал, потом закручивал для пуска - мотор сипел, а крутиться упорствовал.
Ночью Пухов тоже думал о двигателе и убедительно переругивался с ним, лежа в пустой каютке.
Пришел раз к Пухову на "Марс" морской комиссар и говорит:
- Если ты завтра не пустишь машину, я тебя в море без корабля пущу, копуша, черт!
- Ладно, я пущу эту сволочь, только в море остановлю, когда ты на корабле будешь! Копайся сам тогда, фулюган! - ответил как следует Пухов.
Хотел тогда комиссар пристрелить Пухова, но сообразил, что без механика - плохая война.
Всю ночь бился Пухов. Передумал заново всю затею этой машины, переделал ее по своему пониманию на какую-то новую машину, удалил зазорные части и поставил простые - и к утру мотор бешено запыхал. Пухов тогда включил винт - мотор винт потянул, но тяжело задышал.
- Ишь, - сказал Пухов, - как черт на Афон взбирается!
Днем пришел опять морской комиссар.
- Ну что, пустил машину? - спрашивает.
- А ты думал, не пущу? - ответил Пухов. - Это только вы из-под Екатеринодара удрали, а я ни от чего не отступлю, раз надо!
- Ну, ладно, ладно, - сказал довольный комиссар. - Знай, что керосину у нас мало - береги!
- Мне его не пить - сколько есть, столько будет! - положительно заявил Пухов.
- Ведь мотор с водой идет? - спросил комиссар.
- Ну да, керосин топит, вода охлаждает!
- А ты норови керосину поменьше, а воды побольше, - сделал открытие комиссар.
Тут Пухов захохотал всем своим редким молчаливым голосом.
- Что ты, дурак, радуешься? - спросил в досаде комиссар.
Пухов не мог остановиться и радостно закатывался.
- Тебе бы не советскую власть, а всю природу учреждать надо, - ты б ее ловко обдумал! Эх ты, мехоноша!
Услышав это, комиссар удалился, потеряв некую внутреннюю честь.
А в Новороссийске шли аресты и разгром зажиточных людей.
"Чего они людей шуруют? - думал Пухов. - Какая такая гроза от этих шутов? Они и так дальше завалинки выйти боятся".
Кроме арестов, по городу были расклеены бумаги:
"Вследствие тяжелой медицинской усталости ораторов, никаких митингов на этой неделе не будет".
"Теперь нам скучно будет", - скорбел, читая, Пухов.
Меж тем в порту появился маленький истребитель "Звезда". Там пробоину заклепывали и якорную лебедку чинили. Пухов туда ходил смотреть, но его не пустили.
- Чего это такое? - обиделся Пухов. - Я же вижу, там холуи работают. Я помочь хотел, а то случится в море неполадка!
- Не велено никого пускать! - ответил часовой-красноармеец.
- Ну, шут с вами, мучайтесь! - сказал Пухов и ушел, озабоченный.
К вечеру того же дня пришло в порт турецкое транспортное судно "Шаня". В клубе говорили, что это подарок Кемаля-паши, турецкого вождя, но Пухов сомневался.
- Я же видел, - говорил он красноармейцам, - что судно исправное! Станет вам турецкий султан в военное время такие подарки делать - у него самого нехватка!
- Так он друг наш, Кемаль-паша! - разъясняли красноармейцы. - Ты, Пухов, в политике - плетень!
- А ты снял онучи - думаешь, гвоздем стал? - обижался Пухов и уходил в угол глядеть плакаты, которым он, однако, особо не доверял.
- Ночью Пухова разбудил вестовой из штаба армии. Пухов немного испугался.
- Должно быть, морской комиссар гадит!
На дворе штаба стоял большой отряд красноармейцев в полном походном снаряжении. Тут же стояли трое мастеровых, но тоже в военных шинелях и с чайниками.
- Товарищ Пухов, - обратился командир отряда, - вы почему не в военной форме?
- Я и так хорош, чего мне чайник цеплять! - ответил Пухов и стал к сторонке.
Стояла ночь - и огромная тьма, - и в горах шуршали ветер и вода.
Красноармейцы стояли молча, одетые в новые шинели, и ни о чем не говорили. Не то они боялись чего-то, не то соблюдали тайну друг от друга.
В горах и далеких окрестностях изредка кто-то стрелял, уничтожая неизвестную жизнь.
Один красноармеец загремел винтовкой, - его враз угомонили, и он почуял свой срам, до самого сердца.
Пухов тоже что-то заволновался, но не выражал этого чувства, чтобы не шуметь.
Фонарь над конюшней освещал дворовую нечистоту и дрожал неясным светом на бледных лицах красноармейцев. Ветер, нечаянно зашедший с гор, говорил о смелости, с которой он воюет над беззащитными пространствами. Свое дело он и людям советовал - и те слышали.
В городе бесчинствовали собаки, а люди, наверно, тихо размножались. А тут, на глухом дворе, другие люди были охвачены тревогой и особым сладострастием мужества - оттого, что их хотят уменьшить в количестве.
Вышел на середину военный комиссар полка и негромко начал говорить, будто имел перед собой одного человека:
- Дорогие товарищи! Сейчас у нас не митинг, и я скажу немного… Высшее командование Республики приказало Реввоенсовету нашей армии ударить в тыл Врангелю, который сейчас догорает в Крыму. Наша задача как раз в том, чтобы переплыть на тех судах, которые у нас есть, Керченский пролив и высадиться на Крымском берегу. Там мы должны соединиться с действующими в тылу Врангеля красно-зелеными партизанскими отрядами и отрезать Врангеля от судов, куда он бросится, когда северная Красная Армия прорвется через Перекоп. Мы должны разрушить мосты и дороги у Врангеля, растерзать его тыл и загородить ему море, чтобы выжечь сразу всю эту заразу!
Красноармейцы! Добраться до Крыма нам будет тяжело, и это рискованная вещь. Там плавают дозорные крейсера, которые нас потопят, если заметят. Это я должен вам открыто сказать. А если и доплывем, то нам предстоит опасная, смертельная борьба среди озверелого противника. Не много нас уцелеет, а может, никого, когда Крым станет советским, - вот что я хочу вам сказать, дорогие товарищи красноармейцы!
И далее того, я хочу спросить у вас, товарищи, согласны ли вы на это дело идти добровольно?