Крюгель несколько опешил от неожиданности, потом решил все-таки поддержать шутливый тон, рассмеялся:
- Вы есть ясновидящий по лицу. На немецком языке - физиономист.
- По-русски тоже так, - кивнул подполковник. - Это у меня, наверно, от моей основной профессии осталось. Я ведь долго был следователем. Между прочим, с вами я встречался именно в этом качестве. Помните дело по подрыву экскаватора в скальном карьере?
- О! - изумился Крюгель. - Очень помню! Вы мне тогда, как это сказать… навешивали саботаж. Не так ли?
- Ошибаетесь, господин Крюгель! Вас обвиняли только в служебной халатности. Не более того.
Крюгелю сделалось грустно от нахлынувших воспоминаний: майн гот, как давно это было! Целая вечность… Откинувшись на спинку сиденья, он прикрыл глаза: густая, плотная, как стена, духовитая зелень тайги, треск перфораторов, голые по пояс, загорелые люди, утренние купания в ледяной таежной реке и обязательная кринка молока… Черт побери, не от этого ли молока у него тогда так удручающе быстро лысела голова? Каким же молодым, опрометчивым и наивным он был!
Да, конечно, он хорошо помнил, как проницательно буравил его этот следователь своими припухшими глазами, какие каверзные вопросы подбрасывал.
- Вы меня ловиль на словах, - смеясь, Крюгель погрозил пальцем. - Как какой пособник вредитель.
- Ничего подобного! Я знал, что вы честный человек, господин Крюгель.
- Ну хорошо. А теперь тоже будете допрашивайт? - уже серьезно поинтересовался Крюгель.
- Ни в коем случае. Я и тогда вас не допрашивал, а просто беседовал. Сейчас тоже - только беседа.
- Уже начали?
- Нет, это предисловие. - Подполковник выразительно кивнул в сторону солдата-шофера: дескать, разговор может состояться только в условиях строгой конфиденциальности.
"Ну что ж, - подумал Крюгель. - Допрос или беседа - эти тонкости для меня, военнопленного, сейчас в общем-то не имеют значения. Важна тема". А вот этого он пока предугадать не мог. Скорее всего, что-нибудь, связанное с "Хайделагером", с испытанием ракет Фау-2, Он ведь еще осенью прошлого года, будучи в госпитале, а точнее, на положении выздоравливающего, написал подробный доклад на этот счет со всей доступной статистикой и выкладками. Изложил все, что ему было известно. Может быть, возникла необходимость уточнить или перепроверить его данные? Пожалуйста, он готов.
Подъехав к какому-то крупному городу, машина пробежала по булыжнику окраинной улицы и снова свернула на проселок, уходящий в густой лес. Затем - полосатый шлагбаум контрольно-пропускного пункта и, по всем приметам, территория военного городка. Наконец в глубине леса, у одиночного бревенчатого домика, машина остановилась. Крюгель по армейской привычке взглянул на часы: ехали ровно пятьдесят минут, следовательно, расстояние от лагеря около семидесяти километров. Интересно, какого рода воинское учреждение здесь располагается и о чем с ним будут вести разговор? Кто и на каком уровне?
Подполковник пошел первым, поднялся на крыльцо, чуть прихрамывая (Крюгель только теперь заметил это). Вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь.
Внутренняя комната напоминала убранство охотничьего домика: лосиные рога на крюке, чучело кабана в углу. Да и пахло по-лесному: сосновой смолой от гладкоструганых бревенчатых стен. Справа у окна, в простенке, висела топографическая карта Германии, немецкая, крупномасштабная, исполненная в характерном серо-зеленом цвете - такими картами пользовались во всех штабах вермахта, и Крюгель знал это. Карта его сразу насторожила: зачем она здесь? Уж не станут же его расспрашивать, например, о крупнейших военно-промышленных объектах Германии. Как и он не станет отвечать. Хотя бы потому, что никогда не считал себя компетентным в таких вещах.
Подполковник между тем включил электрочайник, стоящий на подоконнике, расчистил от бумаг стол и, тщательно обтерев салфеткой, выставил на него три чайных стакана в мельхиоровых подстаканниках. Потом достал из тумбочки сахарницу, тарелку с хорошо прожаренными сухарями.
Крюгеля почему-то беспокоила, даже раздражала эта нарочитая неспешность хозяина, дотошность, с какой он готовил чаепитие ("будто совершает священный ритуал!"). Хотя причина торжественной медлительности, очевидно, проста: приходится ждать третьего. Наверняка начальника.
- Нет-нет! - махнул рукой подполковник, перехватив взгляд Крюгеля, брошенный на дверь. - Никого третьего не будет, герр Крюгель. А третий стакан предназначен для заварки. Я, видите ли, собирался лететь сюда в спешке и забыл свой чайничек. А здесь, к сожалению, все делают по-солдатски: заварку бросают прямо в котел или вот в электрочайник. Но это уже, извините, не чай, а бурда.
- Вы летели сюда? - удивился Крюгель. - Откуда?
- Из Москвы.
- Даже так? Интересно…
- Самое интересное будет впереди, герр Крюгель! - усмехнулся подполковник и стал заваривать чай.
Откровенно говоря, Крюгелю понравилась манера чаепития: в крепкий подслащенный чай надо было бросить два-три румяных сухарика, а уж потом пить. Вкус такого чая показался необыкновенно приятным.
- Зэр гут! - похвалил Крюгель. - Однако Черемша такой чай не пьют. Я помниль.
- Верно, не пьют. И нигде, наверно, не пьют. Это мое изобретение. Личное, герр оберст. - Прихлебывая чай, подполковник исподлобья, чуть заметно улыбаясь, поглядывал на Крюгеля. - А вы, я вижу, картой интересуетесь? Это я тоже из Москвы прихватил. Так, для ориентировки. Может быть, она нам понадобится. А может, и нет.
На карте жирной красной полосой нанесена была линия фронта: на севере по Одеру, по Нейсе, потом через Рудные горы вниз, почти пополам перечеркивая Чехословакию. Крюгель, конечно, читал газетные сводки и знал положение на фронтах, однако тут, на карте германского генштаба, обстановка выглядела более чем красноречиво: уже утрачены Померания, Нижняя и Верхняя Силезия, а ведь от Кюстрина на Одере до Берлина каких-нибудь шестьдесят - семьдесят километров…
- Да-да! - кивнул подполковник. - До Берлина осталось расстояние для одного оперативного удара - несколько суток боев. Можете не сомневаться: дни Берлина сочтены. А вообще, до конца войны несколько недель. Такие дела, герр Крюгель.
"Любопытно, - подумал Крюгель. - Зачем я им понадобился на последних днях войны? И ведь очень понадобился, иначе не стали бы посылать сюда курьера из Москвы… Что-то уж слишком затягивает разговор хитроватый русский подполковник, давно пора перейти к делу".
И опять подполковник, словно угадав, перехватив нить размышлений Крюгеля, сказал веско, подчеркнуто официально:
- Я прибыл сюда прежде всего затем, чтобы передать вам, герр Крюгель, благодарность советского командования за помощь, которую вы оказали Красной Армии. Ваши сведения о "Хайделагере" поистине неоценимы. Это ваш личный весомый вклад в антигитлеровское движение, в борьбу немецкого народа за завтрашний день, за его будущее…
Подполковник говорил, пожалуй, излишне выспренно и витиевато, однако Крюгелю в целом нравилось: в конце концов, оценка давалась конкретно, по существу дела. Именно ради будущего немецкого народа - так, и только так определял сам Крюгель истинные мотивы своих действий и поступков в прошлом, связанных с риском, порой даже граничащих с авантюрой, но искренних и честных, ничем не пятнающих достоинство немецкого патриота.
Выпив не спеша свой чай, подполковник из ящика стола дослал папиросную коробку, на которой был изображен черный всадник в папахе (такие папиросы иногда выдавали в лагере пленным генералам), извинился, чиркнул спичкой:
- Я все-таки закурю, герр Крюгель. Привычка, знаете ли… - Потом поднялся, шагнул к карте и обвел на ней круг - чуть южнее Баварии: - Вот сюда, по нашим данным, эвакуируются сейчас правительство Германии и ставка главного командования. Высокогорный район в Альпах - Зальцкамергут. Сюда же свозятся все ценности рейха, секретные архивы, даже картины из национальных галерей. Все это спешно укрывается, прячется в горных пещерах, штольнях, шахтах, кое-что затапливается в местных озерах. Между прочим, вот тут, в местечке Оберйох на днях будут расквартированы ракетчики фон Брауна, и в их числе кое-кто из ваших старых знакомых - например, доктор Фриц Грефе…
Подполковник с минуту молчал, попыхивая папиросой, потом вопросительно взглянул на Крюгеля, словно бы проверяя, как он реагирует на все это, Ганс Крюгель равнодушно пожал плечами:
- Мне непонятна затея этой акции…
- Гитлер и его компания хотят отсидеться в Альпийской крепости. До тех пор пока, как они надеются, англо-американцы не передерутся с нами, русскими.
Крюгель вытаращил глаза, откровенно рассмеялся:
- Но это есть глупость! Гитлер еще раз показывает весь мир, что он дурошлеп и болван, как говорили в Черемша.
- Да нет, тут есть определенный смысл… - не согласился подполковник, задумчиво поглядывая в окно. Потом резко повернул голову; - А если подходить серьезно, как вы все это оцениваете, господин Крюгель?
- Не знаю… Я родился, вырос в Магдебурге, а в Альпах никогда не быль. Не приходилось. Правда, Баварию посещал - ездил в командировка в Бейрейт, но это севернее. Так что моя консультаций вам ничего не может давать. К сожалений.
- А как вы смотрите, герр Крюгель, на то, чтобы вам самому, лично ознакомиться с положением дел в этой Альпийской крепости? Так сказать, на месте?
- Не поняль…
Подполковник медленно и тщательно загасил в пепельнице папиросу:
- Я имею в виду вашу переброску туда - например, в район города Бад-Ишль. Разумеется, на самолете и с помощью парашюта.
Услыхав это, Крюгель недоуменно приоткрыл рот, потом расхохотался:
- Вы есть большой шутник, герр подполковник!