Подошедший Лохов - возбужденный, взъерошенный, с разбитой в кровь скулой - ничего вразумительного на это ответить не мог. Зло бросил:
- Бьют, а чем - не пойму… Броню проламывают, прожигают, вроде кумулятивных снарядов. Но ведь пушек нет! Я сам видел, нет!
- Может, ручные гранаты? - предположил Вахромеев.
- Какие гранаты, когда расстояние полста метров! На что я, и то дальше двадцати противотанковую не кину, - Лохов пружинисто расправил богатырские плечи, потрогал забинтованную ладонь, - Ну что будем делать, командир? Наверно, надо бросать пехоту.
Вахромеев, развернув планшет, разглядывал карту. Прикидывал возможный вариант: если обходить город, то придется возвращаться назад, почти к Сану. А оттуда на юг прибрежной равниной и только потом снова повернуть на запад. Пропадет весь день, да и кто поручится, что там нет такой же засады?
Надо ждать сообщения высланных разведчиков. Определиться, уточнить обстановку, а уж тогда решать. Если понадобится, вызвать на помощь авиаполк штурмовиков.
Майор Лохов его удивлял. Ведь допустил чистый промах, можно сказать, оконфузился - потерял свой командирский танк, - а по виду ни капли смущения. Гонористый мужик, занозистый.
- Ты мне лучше скажи, почему ГПЗ вильнула вправо, ушла за речку? - спросил Вахромеев.
- Доложили по рации, я разрешил. Там, у фольварка, мои разведчики вели бой. Помощь просили.
- Твои-мои… - хмуро бросил Вахромеев, - Наши разведчики.
- Ну разумеется, наши.
"Черт бы их побрал, архаровцев! - мысленно ругнул Вахромеев разведдозор. - Чего они поперли в сторону от маршрута? Ведь, казалось бы, опытные ребята, от самого Белгорода в "карманной роте" числились. И на тебе, подвели, ввязались в бой… Наверно, была причина".
Немцы действовали странно. Отбили танковый наскок, побухали наугад минами и замолкли. Хотя им оттуда, с горы, все видно. Ну пожалуй, не все, лес-то этот густой, буковый, наверняка не просматривается - зачем же им бесприцельно боезапас тратить? А может, побаиваются или, что хуже, контратаку замышляют?
"А ведь эти шесть подбитых танков не только на совести Лохова, но и на моей тоже, - с горечью подумал Вахромеев. - Конечно, бой есть неизбежные потери. Обоснованные потери. А здесь - по дурости, просто по причине несогласованности командирской между нами: Лоховым и мной. Что же получается? Мы будем дуться, выяснять отношения, а тем временем и благодаря этому будут гореть танки и будет литься солдатская кровь. Но это же чертоплюйская ахинея!"
Едва сдерживаясь, Вахромеев тихо, почти звенящим шепотом спросил:
- Ты почему не доложил мне по радио, товарищ Лохов, о своем принятом решении на атаку?
- А зачем? - нарочито удивился тот.
- Затем, что твое решение подлежит утверждению командиром сводного отряда. То есть моему утверждению.
- Виноват, исправлюсь! - усмехнулся танкист. - Только как же тогда воевать, если каждый раз в бою разрешение спрашивать?
- Не в бою, а перед боем! - отрезал Вахромеев. - И вообще, предупреждаю: если такое повторится еще раз. немедленно отстраню от командования.
- Меня?!
- Да, тебя, товарищ Лохов. Права мне такие даны. И ты знаешь.
Разговор этот происходил неподалеку от штабного бронетранспортера, под кроной старого бука. Вахромеев крикнул начальнику штаба капитану Исламбетову, чтобы шел сюда да переводчика прихватил: вон, кажется, разведчики возвращаются и пленных при себе ведут. Потом пристально вгляделся в Лохова, лицо которого пылало маковым цветом - еще бы, этакую пилюлю проглотил при огромном-то самомнении! И все-таки Вахромеев не сочувствовал ему, не жалел: на дороге по-прежнему чадили загубленные тридцатьчетверки.
- И ты, Лохов, давай поближе. Послушаем разведчиков, покумекаем вместе. Взвесим и решим.
Разведчики доставили шестерых пленных (Вахромеев невесело пошутил: "За каждый танк по одному пленному - дерьмовая компенсация!"). Солдат немецких он велел отвести в сторону, а пленного обер-лейтенанта решил допросить, тем более что офицер держал в руках какую-то короткую железную трубу с пистолетной рукояткой. Тут-то и выяснилась причина злосчастного рывка разведдозора в сторону фольварка. Оказывается, еще там, в лесу, бронетранспортер разведки напоролся на немцев, был подбит и сожжен вот из этой проклятой трубы, которую обер-лейтенант назвал фаустпатроном. Это новое секретное "вундерваффе" фюрера только что поступило на фронт как средство борьбы с танками. Труба служит для наводки на цель самого фаустпатрона - специального снаряда с кумулятивной головкой, прожигающей даже мощную стомиллиметровую броню.
- Ага! - вскричал обрадованно Лохов. - Так вот чем они, гады, подбили мои танки! А ты на меня бочку катишь, Вахромеев.
- И правильно делаю, - сказал тот, - Не измерив броду, не суйся в воду. Это помнить надо, Алексей Петрович.
Он повертел в руках фаустгранату - пузатый набалдашник на деревянном стержне, прикинул на вес: тяжелый "головастик", килограмма на три тянет! - и спросил пленного:
- Много их у вас?
- Вооружен весь полк. Он так и называется: специальный гренадерский противотанковый полк. Сформирован месяц назад в Магдебурге, а сюда прибыл лишь вчера. Командир полка полковник Бурдгоф.
Обер-лейтенант старательно пучил глаза, выкатывал грудь и клацал каблуками, подчеркивая готовность отвечать обстоятельно и на все вопросы. Вахромеев морщился: тоже мне вояка! Отрастил где-то пузо в тылу (ремень на последней дырке), мундир жеваный, засаленный, будто у ездового. И староват для обер-лейтенанта: явно под пятьдесят.
Да, иной кондиции пошел немец, не то что в сорок первом- вылощенные, надменные, те и разговаривать не желали.
- Резервист?
- Так точно. Весь полк укомплектован резервистами. Ограниченная годность второй категории.
- Что это значит?
- Большинство солдат пожилые или семнадцатилетние юнцы. К тому же все имеют хронические заболевания.
- Интересно, - усмехнулся Вахромеев. - Какие же заболевания?
- Разные, господин майор. Вот, например, у меня хронический колит. Давно страдаю.
- Видали завоевателя?! - не вытерпел, гневно вмешался Лохов. - Ты что же, паразит, колитом страдаешь, a танки наши жжешь? Давить вас надо! Капут, понял?
Переводчик сказанное не перевил, однако немец и без того понял все по разъяренному лицу офицера-танкиста. Испуганно закивал головой:
- Я, я, Гитлер капут! - покосившись в сторону пленных солдат, понизил голос, доверительно сообщил: - Многие офицеры вермахта считают, что война проиграна. Я тоже так считаю.
- Для тебя - конечно! - опять не удержался, буркнул Лохов. - Вот только что теперь с тобой, пузатым боровом, делать?
Вахромеев, между прочим, тоже подумал об этом. В самом деле, не потащат же они за собой обузу - шестерых пленных? У него, честно говоря, уже давно, с первой минуты допроса, вызревала одна дельная мыслишка. Но ее надо было как следует взвесить…
- Против кого вам приказано обороняться?
- Против наступающего авангарда русской танковой армии. Но, увы, господин майор, это просто смешно. Она сметет нас, стариков, за полчаса Поверьте, я говорю то, что думают все офицеры полка. Да и оберст Бурдгоф тоже.
Вот это и надо было услышать Вахромееву: немцы по-прежнему принимают их за авангард 3-й танковой. Именно на это и стоило сделать ставку. В конце концов, они ничего, собственно, не теряли, Разве кое-что во времени.
Вахромеев не спеша закурил, потом шагнул к обер-лейтенанту, сказал медленно, назидательно постукивая пальцем по его погону:
- Мы вас отпускаем вместе с солдатами. Отпускаем, поняли? Вернитесь в полк и передайте полковнику Бурдгофу наш ультиматум; если через час вы не очистите путь в город, мы двинем наши главные силы и уничтожим, сотрем вас в порошок. Полк должен отойти на север. Запомните: ровно через час мы начинаем атаку. Повторите, я проверю, правильно ли вы поняли.
К немалому удивлению присутствующих, обер-лейтенант не только не обрадовался неожиданному освобождению, но и прямо на глазах скис, сразу утратил свою показную браваду. Вахромеев, недоумевая, смотрел на него, потом сказал:
- Насчет личных документов не беспокойтесь. Мы возвращаем их в полной сохранности. И вам и вашим солдатам. Кроме оружия.
- А как же, господин майор?.. - обескураженно, словно несправедливо обманутый, заговорил немец. - А как же плен? Вы не хотите нас брать в плен? О, майн гот! Я уже подумал, что для меня кончилась эта проклятая война… А теперь все сначала. Поверьте, у меня трое детей!..
- Ничего, ничего! - со смехом успокоил его Вахромеев, - В плен попасть нетрудно, было бы желание. Как-нибудь в другой раз.
Глядя в спины понуро бредущих к своим позициям немцев (гренадеры-резервисты тоже неохотно покидали плен!), майор Лохов раздраженно плюнул.
- Вояки задрыганные, мать их перетак! Сидят в окопах с клистирами, а ведь кусаются! - Он все никак не мог унять уязвленное самолюбие: надо же, эдакие доходяги выбыли у него шесть танков! - Слушай, Вахромеев, а не подцепит ли нас на крючок этот оберст? Имитируют отход частью сил, а сами потом ударят вплотную по нашим бортам.
- Обойдется! - сказал Вахромеев, - Мы тоже не лыком шиты. Пошлем вперед автоматчиков, и, ежели что, наши ребята их мигом придавят. Главное не в этом. Уйдут ли немцы с дороги? Вот вопрос.
Ушли! Еще не минул обусловленный час, как гренадеры-фаустники начали отход. Не особенно таясь - это и без бинокля, простым глазом хорошо было видно. Значит, не выдержали нервы у гитлеровского оберста, да и здравый смысл, надо полагать, подсказал; лучше останься живым, чем быть раздавленным танковыми гусеницами. Интересно, что скажет полковник завтра своему начальнику, когда выяснится истинная картина?