- Горыныч, - сказала дочь, - плюнь, не обращай внимания. Не обижайся.
- Но он же хамит, - возразила первая голова. - Как он разговаривает?!
- Он с отчаяния. Он не ведает, что творит.
- Я все ведаю, - встрял Иван, перестав дудеть. - Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш… для будущего батальона…
- Ванюшка, - заговорила Баба-Яга кротко, - не хами, племяш. Зачем ты так?
- Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет - тогда вращай. А счас нечего.
- Нет, ну он же вовсю хамит! - чуть не плача сказала первая голова. - Ну как же?
- Заплачь, заплачь, - жестко сказал Иван. - А мы посмеемся. В усы.
- Хватит тянуть, - сказала вторая голова.
- Да, хватит тянуть, - поддакнул Иван. - Чего тя- нуть-то? Хватит тянуть.
- О-о! - изумилась третья голова. - Ничего себе!
- Ага! - опять дурашливо поддакнул Иван. - Во, даеть Ванькя! Споем? - И Ванька запел:
Эх, брил я тебя На завалинке,
Подарила ты мене Чулки-валенки…
Горыныч, хором:
Оп - тирдарпупия! - допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо.
- А романсы умеешь? - спросил Горыныч.
- Какие романсы?
- Старинные.
- Сколько угодно… Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хошь. Завалю романсами. Например:
Хаз-булат удало-ой,
Бедна сакля твоя-а,
Золотою казной
Я осыплю тебя-а!..
А? Романс!.. - Ванька почуял некую перемену в Горы- ныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке. - Мх, ты… свирепый. Свирепунчик ты мой.
- Не ёрничай, - сказал Горыныч. - А то откушу руку
- Ванька отдернул руку.
- Ну, ну, ну, - молвил он мирно, - кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
- Будешь, - сказала голова Горыныча, которую Иван приголубил. - Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.
- Тогда-то уж я и вовсе не спою - нечем. Чем же я петь-то буду?
- Филе, - сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова.
- А тебе бы все жрать! - обозлился на нее Иван. - Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то.
- Ванюшка, не фордыбачь, - сказала Баба-Яга. - Пой.
- Пой, - сказала и дочь. - Разговорился. Есть слух - пой.
- Пой, - велела первая голова. - И вы тоже пойте.
- Кто? - не поняла Баба-Яга. - Мы?
- Вы. Пойте.
- Может быть, я лучше одна? - вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану. - С мужиком петь… ты меня извини, но…
- Три, четыре, - спокойно сказал Горыныч. - Начали.
Дам коня, дам седло, - запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:
Дам винтовку свою-у,
А за это за все
Ты отдай мне жену-у.
Ты уж стар, ты уж се-ед,
Ей с тобой не житье,
С молодых юных ле-ет
Ты погубишь ее-о-о.
Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.
- Дальше, - тихо сказал он.
Под чинарой густой, -
пел дальше Иван, -
Мы сидели вдвое-ом;
Месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.
И Иван с чувством повторил еще раз, один:
Эх, месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом…
- Как ты живешь, Иван? - спросил растроганный Горыныч.
- В каком смысле? - не понял тот.
- Изба хорошая?
- A-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
- Хочешь отдельную избу?
- Нет. Зачем она мне?
- Дальше.
Она мне отдала-ась…-
повел дальше Иван, -
До последнего дня…
- Это не надо, - сказал Горыныч. - Пропусти.
- Как же? - не понял Иван.
- Пропусти.
- Горыныч, так нельзя, - заулыбался Иван, - из песни слова не выкинешь.
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
- Но ведь без этого же нет песни! - занервничал Иван. - Ну? Песни-то нету!
- Есть песня, - сказал Горыныч.
- Да как же есть? Как же есть-то?!
- Есть песня. Даже лучше - лаконичнее.
- Ну ты смотри, что они делают! - Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам. - Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все.
- Ванюшка, - сказала Баба-Яга, - не супротивничай.
- Пошла ты!.. - вконец обозлился Иван. - Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы… я их тоже буду немножко жарить…
- Господи, сколько надо терпения, - вздохнула первая голова Горыныча. - Сколько надо сил потратить, нервов… пока их научишь. Ни воспитания, ни образования…
- Насчет "немножко жарить" - это он хорошо сказал, - молвила вторая голова. - А?
- На какие усы ты все время намекаешь? - спросила Ивана третья голова. - Весь вечер сегодня слышу: усы, усы… У кого усы?
- А па-арень улыбается в пшеничные усы, - шутливо спела первая голова. - Как там дальше про Хаз-бу- лата?
- Она мне отдалась, - отчетливо сказал Иван.
Опять сделалось тихо.
- Это грубо, Иван, - сказала первая голова. - Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь… как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас там, я знаю, Бедная Лиза… прекрасная девушка, я отца ее знал… Она невеста твоя?
- Кто? Лизка? Еще чего!
- Как же? Она тебя ждет.
- Пусть ждет - не дождется.
- Мда-а… Фрукт, - сказала третья голова.
А голова, которая все время к жратве клонила, возразила:
- Нет, не фрукт, - сказала она серьезно. - Какой же фрукт? Уж во всяком случае - лангет. Возможно даже - шашлык.
- Как там дальше-то? - вспомнила первая голова. - С Хаз-булатом-то.
- Он его. убил, - покорно сказал Иван.
- Кого?
- Хаз-булата.
- Кто убил?
- М-м… - Иван мучительно сморщился. - Молодой любовник убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: "Голова старика покатилась на луг".
- Это тоже не надо. Это жестокость, - сказала голова.
- А как надо?
Голова подумала.
- Они помирились. Он ему отдал коня, седло - и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в биб- лиотеке-то?
- На самой верхней… Рядом с Ильей и донским Атаманом.
- О-о! - удивились все в один голос.
- Понятно, - сказала самая умная голова Горыныча, первая. - От этих дураков только и наберешься… А зачем ты к Мудрецу идешь?
- За справкой.
- За какой справкой?
- Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
- А плясать умеешь? - спросила умная голова.
- Умею, - ответил Иван. - Но не буду.
- Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить, - встряла Баба-Яга. - Я подняла эту тему…
- Ти-хо! - рявкнули все три головы Горыныча. - Мы никому больше слова не давали!
- Батюшки мои, - шепотом сказала Баба-Яга. - Сказать ничего нельзя!
- Нельзя! - тоже рявкнула дочь. И тоже на Бабу- Ягу. - Базар какой-то!
- Спляши, Ваня, - тихо и ласково сказала самая умная голова.
- Не буду плясать, - уперся Иван.
Голова подумала:
- Ты идешь за справкой… - сказала она. - Так?
- Ну? За справкой.
- В справке будет написано: "Дана Ивану… в том, что он - умный". Верно? И - печать.
- Ну?
- А ты не дойдешь. - Умная голова спокойно смотрела на Ивана. - Справки не будет.
- Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.
- Не. - Голова все смотрела на Ивана. - Не дойдешь. Ты даже отсюда не выйдешь.
Иван постоял в тягостном раздумье… Поднял руку и печально возгласил:
- Сени!
- Три, четыре, - сказала голова. - Пошли. Баба-Яга и дочь запели:
Ох, вы сени, мои сени,
Сени новые мои…
Они пели и прихлопывали в ладоши.
Сени новые-преновые
Решетчатые…
Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками… а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.
- А почему соколом не смотришь? - спросила голова.
- Я смотрю, - ответил Иван.
- Ты в пол смотришь.
- Сокол же может задуматься?
- О чем?
- Как дальше жить… Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч, - взмолился Иван. - Ну сколько уж? Хватит…