- Куда это ты, Казбек, на ночь глядя?
Я сказал. Он тоже рассердился на Гадацци.
- Вся их родня такая, - сказал Бимболат, - я их всех хорошо знаю. И отец такой был. А дед - так тот славился своей жестокостью. А Гадацци им подражает. Можно бы и завтра привезти этот мешок. Или он боялся, что до утра не доживет?
Бимболат не хотел садиться в повозку. Но я его уговорил.
Приехали. Но тут оказалось, что кукурузу Гадацци еще и не мололи. Ну разве нельзя было узнать прежде, чем посылать человека? Ведь он с работы мимо мельницы шел, мог бы спросить. Но где там! Боится свою честь уронить. Вроде бы с него погоны сняли, если бы он лишний раз поговорил с мельником!
Но все-таки приехали не зря, погрузили муку Бимболата.
Уже совсем стемнело, когда мы вернулись в село. Уже и лампы зажгли. Только в окнах Цымыржа нет света, будто вечер к ним приходит позже, чем к другим. Вечно он с женой из-за этого ругается. "Не умеешь, - говорит, - керосин экономить!" А что однажды у него с сыном получилось… Об этом все село знает.
Как-то зимним днем Цымыржа сидел дома около горящей печки. Скрутил цигарку. В это время из школы вернулся сын.
- Подай мне огня, - сказал Цымыржа.
Мальчик бросил свою сумку, схватил коробку спичек, зажег и поднес спичку к его самокрутке. Цымыржа, вместо того, чтобы прикурить, размахнулся и дал мальчику пощечину.
Жена Цымыржа набросилась на него:
- Что с тобой случилось? Зачем ребенка бьешь?
- А пусть он попробует в следующий раз около горящей печки мне спички зажигать!
- Ты же сам огня попросил! Бог бы тебя наказал!..
- Попросил. Ну и что же? Свою голову не надо иметь?
- Чего ты от него хочешь, чтоб тебя бешеные волки съели!
- Надо же спички беречь! В печке поленья горят. Можно же было догадаться! Привыкли на готовом! Не знаете, почем фунт лиха! А следовало бы хоть раз поинтересоваться, откуда идут и дрова, и спички, и кое-что еще…
Все у нас уже знают, почему в окнах Цымыржа позже всех загорается свет.
На улице, под акацией, сидели старики - Ханджери и Каламыржа.
- По-моему, Дудтул уже на тот свет поглядывает, - сказал Каламыржа, - уж больно у него походка осторожная стала.
- Да что там говорить, - поддержал его Ханджери, - кляча - она и есть кляча.
Бимболат лукаво улыбнулся.
- Какая же это кляча? Девушка в двадцать три года о женихах помышляет, а ты хочешь Дудтула в этом возрасте к Бараштыру отправить!
- Неужели ему уже двадцать три года? - удивился Ханджери.
- Ей-Богу, целых двадцать три, двадцать четвертый пошел. Мы его с Байма вместе покупали. Он за Дудтула такую корову отдал! А как начали строить колхозы, Байма сам отвел его на колхозный двор. Правда, с условием, что коня закрепят за ним. До самой войны на нем работал.
Байма - это мой отец. Поэтому я никогда не замахнулся кнутом на Дудтула.
А вскоре мне пришлось снова столкнуться с Гадацци. Я ехал с дровами из леса; набрал там сучьев, валежнику. Вот уже миновал кладбище. Дальше дорога вдет под гору. Я соскочил с арбы, иду рядом с Дудтулом, придерживаю его. Переехали через мост, теперь рукой подать до дома. Садиться в арбу не стоит, дойду и пешком.
Откуда ни возьмись Гадацци:
- Стой!
Я остановил коня.
- Ты где был?
Будто сам не видит.
- Почему взял коня без спросу?
Я молчал: я знал, что каждое мое слово будет еще больше выводить его из себя.
- Весь в отца пошел!
Ну, этого я уже выдержать не мог.
- Что плохого сделал мой отец?
- Весь заказник вырубил - вот что он сделал? А теперь ты взялся!
Я взялся! Не видит, что ли, какие дрова у меня на возу? Да еще и на отца клевещет!
- Вот когда отец вернется с войны, тогда ты это ему и скажи. Он поговорит с тобой!
- Ты мне зубы не заговаривай. Отвечай: почему взял коня без спросу?
- Захотел и взял! Еще что?
Руки у меня начали дрожать, гнев душил меня.
- Сейчас я тебе покажу, мерзавец!
- Попробуй! Попробуй только!
Я поднял с земли два камня. Гадацци не ожидал этого и растерянно остановился.
- Подходи, подходи, если такой храбрый!
Гадацци остался на месте. Я тронул коня. Дудтул сам повернул к нашему дому. Я же по-прежнему крепко сжимал в руках два влажных голыша.
- Завтра можешь не выходить на работу! - крикнул мне вслед Гадацци.
Я молчал.
- И послезавтра, и через неделю!
- Мне скоро в школу, не то стал бы я спрашивать твоего разрешения! - крикнул я ему в ответ и поспешил за арбой.
Переходя мост, я кинул голыши в реку. Но на всякий случай взял с арбы топор и засунул за пояс.
Дзыцца сразу увидела, что я расстроен. Я рассказал, что случилось.
- Нельзя так разговаривать со старшими, Габул.
- Пусть не задевает отца.
- А что он о нем говорил?
- Сказал, что отец весь заказник вырубил! Пусть не смеет отца трогать!..
- Хорош друг… - грустно сказала она.
К кому относился этот упрек? К Гадацци за то, что оскорбил отца? Или к отцу за то, что называл Гадацци своим другом?
- Твой отец никогда в заказнике не рубил, - продолжала Дзыцца. - Кто-то ночью там, в Кобошовом лесу, срубил самый ветвистый дуб. А твой отец в этот день был не в Кобошовом лесу, а в Большом лесу, взял на это разрешение. Люди увидели, что он сгружает с повозки дрова, и пустили слух, что именно он срубил тот дуб.
Лесник Караше пришел к нам и с ним еще какой-то человек из лесничества. А когда посмотрели, что это не дубовые поленья, то и ушли обратно. Видно, об этом-то случае и вспомнил Гадацци. Но ведь это же ложь! Наговаривает он на нашего Баппу!..
Дзыцца печально задумалась. Потом спросила:
- Значит, сказал, чтобы ты больше не выходил на работу? Так я поняла?
- Да.
- С твоим отцом они съели пуд соли… - Дзыцца глубоко вздохнула. - А теперь обливает его грязью… А ведь отец так надеялся на него… Достань-ка из ящика конверт.
Дзыцца не разрешала трогать этот конверт. Теперь открыла его и стала перебирать письма. Одно из писем протянула мне:
- Прочти-ка.
Я взял письмо и про себя удивился: она ведь неграмотная, как же она выбрала именно это письмо?
Развернул письмо, читаю. Написанные карандашом буквы местами стерлись.
- Читай вслух.
Я еще раз пробежал глазами листок, чтобы вслух читать без запинки.
- "Привет из далекой Украины. Вчера прибыли в Киев. Обо мне не беспокойтесь. Перво-наперво обними за меня Казбека. Только осторожно, смотри ребра ему не сломай. Впрочем, он, наверно, уже подрос, можно и не беспокоиться за него. Вот бы очутиться среди вас! Вот бы обрадовались Казбек и Дунетхан!..
Хлеба, наверно, уже убрали. А за кем закрепили Дудтула? Пожалуйста, присмотрите за ним, а то какой-нибудь разиня загонит его.
Часто ли ходите в магазин? Тотырбеку я написал, но и ты скажи ему, чтобы давал Казбеку конфет. Вернусь - разом расплачусь с ним.
Ни о чем не беспокойся. Хлеба вам хватит на весь год. Без дров вас Гадацци не оставит…"
Тут у меня к горлу подступил ком, и я с трудом дочитал фразу до конца. Как же это Дзыцца до сих пор ни разу не показала мне этого письма? Сегодня я впервые слышу о дружбе отца с Гадацци. А Гадацци всегда косо смотрит на нас. В прошлом году Дзыцца не пустил работать на кухню и мне житья не дает…
А Тотырбек остался отцу другом. Я каждый раз удивлялся - почему это он мне дает конфет без денег? Но не осмеливался спросить. Помню, еще маленький был. Иду из магазина с конфетами. На мостике через ручей споткнулся и уронил конфеты в воду. Я в слезы, конечно. В это время меня нагнал Тотырбек. Он закрыл магазин и шел домой обедать.
- Что с тобой, Казбек?
- Конфеты упали в ручей…
- Вот оно что! Да стоит ли расстраиваться из-за этого? Или не знаешь дорогу в магазин? Пойдем обратно.
Взял меня за руку и повел. Около магазина стоял Цымыржа.
- Ты чего это вернулся, Тотырбек?
- Да вот Казбек уронил свои конфеты в воду. Надо восполнить убыток.
Цымыржа удивился. Он свысока посмотрел на меня.
- Ради него шел обратно?
- А ты думал как? - ответил Тотырбек. - Казбек - сын моего лучшего друга. Это, братец, бесценное сокровище - друг!..
- Нашел же ты себе друга… - пренебрежительно сказал Цымыржа.
Тотырбек резко повернулся к нему:
- Что-что?
- Говорю - получше друга не мог найти себе?
- А по-твоему, Байма кто такой?
- Я его в число лучших никогда не ставил.
Тотырбек покачал головой.
- Не зря говорят, что в половодье навоз кверху всплывает.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Как же ты посмел о Байма так отозваться? Да ты при нем даже чихнуть боялся!
- Еще что скажешь?
- Если у тебя короткая память, могу напомнить кое-что. Или это не тебе на свадьбе у Дзаххотта Байма набил морду твоею же папахой за болтовню?
Цымыржа уже и не рад был, что затеял этот разговор, а тут, как назло, еще подошли знакомые люди. Цымыржа очень не хотелось, чтобы кто-нибудь услышал Тотырбека.
А Тотырбек не унимался:
- Исчезни с моих глаз, кучка навоза, и смотри: если еще раз плохо отзовешься о Байма - несдобровать тебе!
Цымыржа повернулся и быстро зашагал прочь.
Как я был благодарен Тотырбеку! Теперь Цымыржа, наверно, побоится даже и про себя подумать что-нибудь плохое о Баппу, а не то что дурное слово сказать.
Тотырбек вынес конфеты из магазина и протянул мне.