Гражданская война. Командир Красной Армии Яков Спиридонов попадает в белогвардейский тыл, совершает побег и находит приют в одной из разоренных деревень у молодой учительницы. Он организовывает повстанческий отряд и до прихода Красной Армии руководит его действиями.
А. Степанов ПОБЕДИТЕЛЬ
повесть
ПОБЕДИТЕЛЬ
Анатолий Яковлевич Степанов - известный писатель и киносценарист, по произведениям которого поставлены десятки кинофильмов, в том числе такие широко известные как "Победитель", "Привал странников". "Футболист". Герои произведений А. Степанова - яркие, неординарные личности, ведущие бескомпромисную борьбу против преступного мира, коррумпированных чиновничьих структур власти.
С А. Степанов. 1994:
С Оформление "Московский рабочий", 1994. С Оригинал-макет ТОО "Пролог", 1994.
Как во сне - беззвучно и медленно - явился взрыв. Всадника оторвало от стремян, подняло над конем, раскрутило и шмякнуло. Взметнулась тьма.
Разъезд не спешил. Впереди серой солдатни и гнедых лошадей шел, брезгливо и осторожно выбирая путь меж ям и воронок, белый конь под стройным высоким офицером. У той воронки офицер остановил коня.
-Красный Андрей Болконский! - догадался офицер и обернулся к своим поделиться сей новостью. Тут же подъехал предупредительный фельдфебель.
-Комиссар! - обрадовался фельдфебель. - Красиво лежит!
Он и, правда, лежал красиво: небольшой, аккуратный, в щегольской гимнастерке под двойной портупеей, в начищенных сапогах со шпорами, разбросал он руки по земле и слегка был засыпан землей.
- Действительно, не Болконский, а, действительно, комиссар, с сожалением согласился офицер. - Кстати, и я - не Бонапарт. Я - не Бонапарт, Сергеич?
-Никак нет, ваше благородие.
Комиссар внезапно открыл глаза, и конь под офицером нервно отпрянул. Офицер слегка похлопал коня по шее:
-Ты его не бойся. Он теперь нестрашный.
Комиссар бессмысленно׳ и неподвижно глядел на офицера.
-Возьмите его, Сергеич.
Офицер мокрым полотенцем стер с лица остатки мыльной пены, налил в ладонь одеколона, резко провел рукой по щекам и шее, содрогнулся и сладострастно ахнул. В чистой просторной избе было зеркало - он с интересом и любовью осмотрел себя, а потом кулаком ударил в дощатую перегородку.
- Служба! Комиссар где?
Мягко ступая, проник в помещение фельдфебель.
- В баньке, Георгий Евгеньевич. При двоих часовых.
- Что так? - удивился Георгий Евгеньевич.
- Из старых служащих, многозначительно произнес Сергеевич и положил на стол сверток в свежей тряпице. Офицер не спеша, на четыре стороны раскинул тряпку и присвистнул. Среди бумажек и книжек лежали четыре креста на черно-желтых лентах.
- А точно его?
- Его, его, Георгий Евгеньевич. Кавалера сразу же видать.
- Ну что ж. Давай сюда кавалера.
Голова и шея у комиссара не двигались, а потому он противоестественно сильно повращал глазами - осмотрелся.
Порывшись в бумагах и книжечках, Георгий Евгеньевич почитал кое-что и сказал благодушно:
- Что имеете мне сообщить, Спиридонов... Яков Павлович? Комиссар помигал и сказал рвано и хрипло, удивляясь тому,
что не слышно и его голоса:
- Громче говори. Ни хрена не слышу.
Повторять криком полуернический вопрос было неприлично и поэтому Георгий Евгеньевич проорал бессмысленно:
- Кто такой?!
Спиридонов понял и усмехнулся.
- Ты про меня все в бумажках прочитал. Чего ж спрашиваешь? Фельдфебель стоял здесь же, у дверей, слышал все, и офицер
разозлился. И закричал уже по-настоящему:
- Часть? Потери? Куда отходите?
- Вот этого я тебе не скажу, - серьезно ответил Спиридонов.
- Не скажет, Георгий Евгеньевич, - деликатно встрял, в разговор фельдфебель. Офицер помолчал, подумал.
- Черт с ним. Мне не скажет - в контрразведке скажет.
- И в контрразведке не скажет, - с готовностью возразил Сергеевич.
- Ты-то чему радуешься? А не скажет им, так это их дело. Разговор был окончен, и офицер встал.
- Шлепнешь меня? - грустно поинтересовался Спиридонов.
- Я тебя шлепать нe буду, - раздельно и громко произнес офицер. А в контрразведке допросят и шлепнут - это уже как
положено.
- Страшно помирать? - ликующе спросил фельдфебель.
- А ты что, тоже готовишься, шкура? - незлобным вопросом ответил на вопрос Спиридонов.
- Не забыл казарму, служивый? - искренне обрадовался фельдфебель.
- Сергеич, будь добр, выйди на минутку. Мне с ним с глазу на глаз поговорить хочется.
-Так вы, Георгий Евгеньевич, кричать будете - я за перегородкой все равно услышу.
-Во дворе погуляй. Воздухом подыши.
С патриархальными отношениями было покончено. Фельдфебель понял это и вытянулся.
- Слушаю, ваше благородие.
Когда замолкли его шаги, офицер сел за стол и предложил Спиридонову.
- Садись.
Спиридонов долго устраивался на стуле так, чтобы меньше болели руки - ноги. Офицер один за одним бросал на стол георгиевские кресты.
-Полный бант. Твои?
-Чужие б нс таскал.
-Зачем они тебе? Ты же коммунист.
Вопрос насчет своей принадлежности к партии большевиков Спиридонов разъяснять не стал.
-А ты, я вижу, из студентов. Знаешь, что такое полный бант? Твой барбос... ־ Спиридонов хотел кивнуть на перегородку, кивнул и привился от боли. - Твой барбос, надо полагать, уж второй десяток по казармам. И, на взгляд, не трус. Сколько у него георгиев-то?
- Два.
-Ну, один за то, что доносил во время. А один - за дело. Один! А в банте их четыре.
-Гордишься ими?
-Я собой горжусь, студент.
-А помирать и кавалеру страшно.
-Не хочу я помирать, студент. Так точнее будет.
Офицер поднялся.
- Ты меня, видимо, обидеть хочешь. Так ведь слово "студент" - не обидное слово. Ладно, поговорили.
Встал и Спиридонов.
- Зови своего барбоса.
Офицер подошел к окну и, крикнув: "Сергеич!" --сказал, наконец, то, что мучило его все время:
- Ты с Сиверсом Ростов брал?
- Было дело.
- Значит, это был ты. Шел но улице победитель-- красный командир. А навстречу шел бывший студент. Я, я шел! Был победитель пьян и наряден. Ты, Ты! Я еще удивился тогда: с чего бы это красные новую форму ввели, с аксельбантом. Подошел поближе - не аксельбант это, а сопля. Неудачно высморкаться изволил пьяный победитель.
־Спиридонов сморщился, скрипнул зубами.
- Поддых бьешь, гад.
- Ты это был?
- Я. Позор жизни моей это.
- А я из-за того аксельбанта погоны надел.
Гасил краски день. Серело. Темнело. Спиридонов вышел на крыльцо, вдохнул широко, старательно огляделся. Двор - как двор, опоганенный случайным военным постоем. Ограда из слег, к ограде привязаны кони - один тот, офицерский, белый. Два солдатика у ворот, с винтовками. И улица, пустынная деревенская улица, взбиравшаяся на близкий холм.
- Солдатешки у тебя какие корявые, - сказал он, не оборачиваясь.
- Елецкая мобилизация, - стыдливо признался фельдфебель и ткнул Спиридонова в спину дулом нагана. - Иди, иди!
- В баню, что ль? Так она нетоплена. Елецкие говоришь? - Спиридонов, нe торопясь, спустился по ступеням. Шагнул вниз и фельдфебель. Спиридонов точно уловил момент его неустойчивости и упал спиной ему в ноги. Всей своей тяжестью фельдфебель рухнул через Спиридонова. Поймав его за ногу, Спиридонов слегка дернул ее и фельдфебель неловко, головой ткнулся в дубовую колоду, лежавшую перед крыльцом. Одним движением Спиридонов вырвал из ножен шашку.
Солдатики смотрели на него.
-Нот я нас! - замахнулся на них Спиридонов, и они испуганно отпрянули.
Рубанул шашкой повод, взлетел на белого, воткнул в конские бока каблуки (шпоры п портупею с него сняли). Только на вершине холма услыхал свист пуль. До лесу было менее версты. Поймал стремена, лежа на шее коня, нашел концы повода, связал. Привстал в стременах, обернулся, показал в улыбке зубы.
Задыхаясь, Георгий Евгеньевич взбежал на холм. Вдали-вдали малозаметно двигалось белое пятно.
-Ах, хвастун! - восхитился Георгий Евгеньевич. - Коня получше успел выбрать. Белого!
-Ваше благородие, уйдет! - простонал подоспевший солдатик.
Офицер взял у солдата винтовку, достал патрон, подышал глубоко - успокаивался.
Пятно приближалось к лесу.
- Ваше благородие, стреляйте! - азартно прорычал солдатик.
- Становись! - офицер поставил солдата перед собой и положил на его плечо ствол винтовки. - Жаль Бедуина.
Солдат, стоя неподвижно все-таки старался отвести голову от винтовки. Георгий Евгеньевич выстрелил.
-Как и следовало ожидать, промахнулся, - грустно констатировал офицер. Что ж, для очистки совести - вслепую.
Снова выстрелил и признался:
-Ушел.
У опушки опять просвистела пуля. Вот они, кусты, вот они, деревья...